Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
Она знала дом, каждую его скрипучую доску, знала, куда можно ступать, а куда нельзя, если не хочешь, чтобы тебя услышали; знала, какие звуки издает ее родня и что они означают. Пол напевал – глухое немелодичное мычание безошибочно свидетельствовало, что он пьян в стельку. Стало быть, сегодня к ней уже не полезет. Остальные переговаривались, заглушая мычание Пола. Джесс на цыпочках спустилась по лестнице на следующую площадку, прислушиваясь.
– …эта сука Элли Читэм, – говорила маманя. – В каждой бочке, блядь, затычка.
– Они и до нее доберутся, – отвечал Фрэнк. – Разве нет?
– Да уж по-любасу. А коли даже и не сегодня, так завтра…
– Ух, бля, я б поглядела, – вставила Кира. – То-то она обосрется, когда Они ее схватят…
– Да, да, Кира, все верно ты говоришь. А теперь смени нахрен пластинку, Христа ради. Она блядская легашка и у всех нас вот уже где сидит, но ей все равно хана. О ней беспокоиться нечего. Я думаю о нас.
– О нас? А нам-то че стрематься? – в голосе Киры звучала паника. – Лиз, ты ж говорила, мы сделали все, что могли…
– Да сделали, сделали, тупая кляча. Все, что могли. Я беспокоюсь о завтрашнем дне. Мы отдали бы им Фаму-Как-Там-Дальше и Дэйва Мудилу Чэппла, но Элли, падла, Читэм смешала нам все карты, чего непонятного? Все, что мы теперь можем Им дать, – это клятые свиньи да овцы.
– Ну мы ж их давали раньше.
– Так то, Кирочка, было раньше. Они всю ночь резвились в Барсолле, так? Поди свинки да овечки сраные им уже приелись.
– Дык можно… – Кира осеклась. Повисло долгое молчание.
– Дык можно что, Кира Лукас? – осведомилась маманя.
– Не бери в голову.
– Выкладывай, не стесняйся.
– Да я чисто тут подумала… раз ты считаешь, что деваться некуда… всегда есть Джесс. А еще лучше – ее щенок. Один хрен он урод… да и дебил, наверное.
Последовало молчание, но отнюдь не гневное. Джесс знала тишину в этом доме не хуже, чем шум; маманя не онемела от самой идеи, она обдумывает.
Джесс взлетела наверх, уже не заботясь о том, слышно ее или нет. Даже не стала ждать, что ответит маманя, не это самое страшное. Нет, хуже всего другое: когда Джесс, забеременев, заикнулась о том, чтобы не оставлять ребенка, то от затрещины улетела на середину комнаты; а теперь, когда она прошла через все муки вынашивания и вынянчивания, у Киры повернулся язык предложить на съедение малютку Джоэля, не говоря уже о самой Джесс… и маманя над этим всерьез задумалась.
Попробуйте, ублюдки. Только, сука, попробуйте!
Оказавшись в комнате, Джесс закрыла дверь, заперла на засов и задвинула комод на место. Вспомнив еще кое-что, она выдвинула ящик и стала рыться в нем, пока не нашла то, что искала: один из патронных ножей Тони. Она открыла его и села на кровать, положив руку на колыбельку Джоэля.
На какое-то время она впала в оцепенение.
А потом чувства вернулись.
Сначала гнев.
Потом ненависть.
И наконец – медленно, нерешительно, но неуклонно, потому что ненависть прочистила Джесс мозги и впервые в жизни пробудила в ней желание сделать кому-то больно, – она начала составлять план.
20
Несмотря на работающий обогреватель, холод все равно проникал в салон «Лендровера», и Том Грэм был рад, что укутался потеплее. Вязаная шапчонка казалась ужасно тонкой и ни на что не годной; жаль, что Элли не забыла в машине свою кагэбэшную ушанку.
Над Верхотурой хмурилось небо, и лишь приглушенный вой ветра да шипение радиопомех нарушали тишину: сигнала не было даже здесь. Еще не наступили сумерки, но об этом нельзя было догадаться: тучи и снегопад отрезали последние лучи света. Ветер достиг уже штормовой силы, а снег валил стеной, налипая на лобовое стекло быстрее, чем дворники успевали его сметать.
Элли была права насчет Мэтлока; при одной мысли о том, что придется ехать обратно в Барсолл, у Тома вспотели ладони, а попытка добраться до Курганного подворья, промедли они достаточно, была бы равносильна подвигу камикадзе.
Они вытащили детей, и это главное. Элли и остальные. Одна дырка в ее меховой шапке – вот и весь ущерб, хотя Берт Эннейбл устроил пальбу, так что одному Богу известно, что случится, когда Харперы обратятся с жалобой к первому медику «скорой», который до них доберется.
Ладно, официально Том находился дома по состоянию здоровья, а рейд организовала Элли – со всеми вытекающими, хорошими и плохими. И все-таки он тут, на Верхотуре, с нерабочей рацией – от почтового голубя было бы больше толку! – вносит свою лепту.
Пожалуй, пора бы в самом деле завязывать. В позапрошлом году пятьдесят пять стукнуло, на пенсию наработал. Уйди он на покой прямо сейчас, платить будут меньше, но здоровье-то не купишь, верно?
Барсолл всегда был тихой гаванью. Простая жизнь. Если не считать Харперов. Только нынче они совсем распоясались. Чуть не устроили перестрелку в стиле Дикого Запада. Может, Пол Харпер варит мет? От него у людей крышу сносит. Эдак тут будет Америка – психи с пушками на каждом шагу. Нет уж, благодарю покорно. Он уйдет на пенсию и вместе с Тельмой будет жить-поживать, по возможности подальше от всего этого бедлама. Насколько это вообще возможно в наши ублюдские дни.
Что ж, он обсудит это с миссис, когда все закончится. А пока он остается копом. Может, и не из лучших (о, он знал, что о нем думает Элли, равно как и остальные: что он всего лишь калиф на час, не видящий дальше своего носа, – и возможно, они правы), но это все же его работа, а халтурить Том не привык. Сколько раз он в такую же погоду шатался по вересковым пустошам в поисках заплутавших туристов. Помогал им добраться до дому, извлекал замерзшие трупы. Сколько раз такое бывало! Каждую чертову зиму какой-нибудь бедолага окочурится… И ладно бы одни туристы, так беда не обходила стороной и местных вроде Тони Харпера. Рано или поздно они допекают, все эти смерти. Въедаются в душу. Но он не трус и не халтурщик. Он взял королевский шиллинг[9] и поставил свою подпись. Контракт, сделка, клятва – называйте как хотите.
Так что он внесет свой вклад. Поторчит здесь еще немного – и обратно в Барсолл. Поглядеть, какие игры затеет Элли на этот раз.
И поддержать ее. У него нет выбора. Она предложила ему выход, и он им воспользовался, но это