Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
– Вроде бы это все, – заключила Кейт. – Ничего, если я прилягу? Я ужасно устала. – Хрупкое самообладание вернулось к ней.
– Приляг, милая, приляг, – сказала Милли. – Ты умничка.
Кейт благодарно улыбнулась, легла на диван и свернулась калачиком, повернувшись к ним спиной. И почти сразу же захрапела.
– Наверняка у нее искривление носовой перегородки. – Милли закрыла дверь смотровой. – Звук такой, будто свинья поросится. Чайку?
– С удовольствием.
Они чаевничали в комнате ожидания.
– Ну? – спросила наконец Милли.
– Что «ну»?
– Что думаешь?
– О чем?
– О том, что девочка рассказала.
– А что я должна думать? Безглазые чудища с руками и ногами как… – Элли развела руками. – Посмотрела бы я на лица ребят из Мэтлока, когда они получат мое донесение.
– Это мог быть какой-то маскарад. Маски, плащи, все такое. Бедная девочка в шоке, ей больно, она только что потеряла всю семью.
– Но мы по-прежнему не знаем, кто это.
– Может, какой-то культ? Дьяволопоклонники или еще кто?
– Серьезно?
Одной из немногих вещей, в которых Милли и Элли расходились во взглядах, была религия: Элли и в лучшие времена была агностиком, а Милли, выросшая в баптистской церкви, – убежденной христианкой, пусть даже максимально приземленной и человечной. За годы дружбы они редко поднимали эту тему, и всякий раз Элли чувствовала себя неловко, осознавая, какая пропасть лежит между их убеждениями.
Милли фыркнула.
– Ну, скажи мне, кто еще на такое способен? А?
В ее словах был резон: люди верят во всякий вздор и чепуху и поступают соответственно.
– Если какие-то сектанты отлавливают людей, чтобы приносить в жертву сатане, то где они? Нет, ну я, конечно, понимаю, что если вам охота приносить в жертву коз и танцевать голышом, чтоб никто не видел, то лучше места для переезда не придумаешь, но уж мы-то новоселов наверняка бы заметили.
– А почему обязательно новоселов?
– Что?
– Послушай. – Милли наклонилась вперед, потягивая чай. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь о кучке полоумных хиппи, которые приезжают и покупают какую-нибудь развалюху. Но ведь культы не всегда такие, правильно? Иногда они находятся прямо у вас под носом, и никто не замечает, пока они что-нибудь не выкинут – вот такое, например.
Элли чуть не лопнула от смеха.
– Ты про наших, что ли, про барсолльских?
– Почему бы и нет? Подумай об этом.
Элли хотела что-то сказать, но остановилась. Тут не было ничего невозможного. За закрытыми дверями чего только ни делается – домашнее насилие, наркотики, токсичные отношения. Иногда имеются признаки, задним числом вполне очевидные, но на тот момент кажущиеся ерундой. А порою все всплывает на поверхность, когда становится уже слишком поздно. Она вспомнила один из самых вопиющих случаев, с которым ей довелось работать в Манчестере. Всего в паре улиц от нее жила семья; с отцом Элли несколько раз сталкивалась в магазине на углу, махала матери, когда та спешила с детьми в школу. Отец был вполне приятный человек – веселый, дружелюбный. Управляющий банком. И вот однажды Элли отправили к ним с проверкой, потому что родители неделю не показывались на работе, а дети – в школе.
На дворе лето[8]. Машина на подъездной дорожке. Шторы задернуты. Дверь никто не открывает. Делать нечего – Элли разбила окно во внутреннем дворике и проникла на территорию.
Сад зарос буддлеей; первый знак беды, как стало ясно потом. Уже месяц ее никто не трогал. Буддлея – сущий кошмар для садовода, если позволить ей укорениться, а они позволили. До того как разбить окно, Элли чувствовала лишь ее сладкий, медвяный аромат; от запаха, который она ощутила потом, ее чуть не вывернуло. Смрад, струившийся из разбитого окна, перекрыл благоухание.
Муженек страдал игровой зависимостью и совершал растраты, чтобы выплачивать долги. Пытаясь выгадать время, он перекидывал деньги со счета на счет, и с каждым разом ему требовался все больший выигрыш, дабы покрыть недостачи. Втайне от жены он заложил дом, но тайное вот-вот грозило стать явным. Элли даже пожалела бы его, поступи он иначе.
Никаких следов борьбы; в чашках нашли недопитое какао, сдобренное гамма-оксимасляной кислотой. Задушив жену и детей, муж лег рядом с ними и перерезал себе глотку строительным ножом.
Домик стоял в тупичке в ряду одинаковых новостроек. Чистенький, нетронутый и опрятный, лишь задернутые шторы в то утро отличали его от остальных. С тех пор Элли не могла смотреть на подобные дома, не задаваясь вопросом, что происходит за их дверьми. От этого собственная терраса девятнадцатого века была ее сердцу еще милее.
О да. За закрытыми дверями могло происходить что угодно. Курганное подворье – еще один наглядный пример.
– А как насчет Харперов? – спросила Милли. Великие умы мыслят одинаково. – Ты сама сказала, что они шизу включили.
Элли не удержалась от смеха:
Шизу включили, доктор?
Милли тоже засмеялась:
– Хорошо сказано, да?
– Воистину. – Элли наконец подавила смех. – Шизу включили, – повторила она. – Но судя по тому, что говорила Лиз… не похоже, что это они. Она все твердила: «Ночью Они придут за тобой».
– Может, имела в виду своих сыновей. Или они, ну, понимаешь, надевают свои прикиды и перестают быть самими собой. Вроде как альтер-эго. Джекилл и Хайд.
– Возможно. – Это было наиболее рациональное объяснение, однако интуиция не принимала его. Но если это не Харперы, то кто? – Эти чертовы знаки, – проговорила Элли. – Они что-то значат.
– Ну да, – закатила глаза Милли. – Это же знаки. Им положено что-то значить. – Она поджала губы. – Я скажу, с кем тебе надо поговорить.
– С кем же?
– С пастором Мэттом.
– С Мэттом Уильямсом? Зачем?
– Даже если ты не веришь в дьявола, некоторые в него верят. Ты не веришь в Бога, но люди почитают Его. Так что не обязательно верить в дьявола, чтобы верить в дьяволопоклонников, правильно?
– Ну допустим.
– Ну и?
Элли попыталась представить лицо Тома Грэма, если бы он услышал этот разговор («Слишком богатое воображение, Элли, копу только вредит!»), но не смогла. На дворе смеркалось, скоро стемнеет. А ночью верить в дьявола намного, намного легче.
19
Позже, сильно позже, когда Джоэль затих и задремал у нее на руках, Джесс осторожно уложила его в колыбельку и потихоньку-полегоньку отодвинула комод от двери, после каждого толчка прислушиваясь, не услышал
