Уильям Монтальбано - Базилика
Думаю, он понял, что я не шучу, ибо посмотрел на тело и наклонился, разглядывая покрасневший, с неровными краями, кровоподтек на шее. Затем он, закусив губу, поднял на меня взгляд.
— Это сделал правша. Дерзкий, но технически несложный удар. Отец Видаль… был невысоким человеком. Такой удар требует больше точности, чем силы.
По крайней мере, это было уже кое-что. Я хотел поблагодарить его, когда Диего окатил меня ледяным презрением.
— Это все, что вам нужно, брат Пол? Полагаю, мне следует вернуться в Ватикан и проинформировать Его святейшество, что убит еще один из его друзей. Я могу сообщить о том, что у вас есть подозреваемый?
— Я сам ему сообщу, если тебе без разницы.
Несколько минут спустя я и тень Его святейшества ехали обратно в Ватикан. Диего дулся. Я не возражал.
Папа заставил меня ждать. Такое случается, когда вы заглядываете без доклада к одному из самых влиятельных людей в мире в разгар его рабочего дня. Меня запихнули в одну из приемных для посетителей среднего ранга со множеством барочных жестких мраморных стульев и неизменным распятием. Могло быть и хуже. По истечении примерно часа в приемную заглянула одна из прислуживавших папе монахинь, высокая и степенная женщина из Перу по имени Hermana[78] Люсия, и жестом позвала меня следовать за ней. Мы поднялись в маленькую, чистую и суперсовременную кухню, в которой она управлялась гораздо искуснее, чем Треди когда-либо будет управлять церковью.
— Его святейшество сказали, что вы любите рыбу, — сообщила она.
Hermana Люсия накормила меня восхитительным ceviche,[79] за которым последовал бифштекс из черного тунца. К моменту, когда в кухне раздался звук нежного колокольчика и Люсия повела меня в покои Треди, я успел выпить две кружки холодного пива, чтобы успокоить расстроенные нервы.
Одним махом Треди отравил мне все удовольствие.
— Карузо, а теперь и Видаль. Это надо остановить, cono.
Он стоял всего в двух десятках сантиметров и долго, напряженно и хмуро смотрел на меня, затем хлопнул меня по плечу.
— Извини, Пол, все это меня расстроило.
В гостиной он стянул свою шапочку, бросил ее на стол и положил ноги в обуви на антикварный кофейный столик, однако быстро убрал их, когда появилась Hermana Люсия с кофе. Она была монахиней строгих правил.
Треди ложкой положил сахар в чашку с черной, как уголь, жидкостью.
— Поговорим, hermano.
Я с самого начала думал, что он знает больше моего, и был прав.
— Ведь это снова Майами, так? — спросил я, стараясь держаться спокойно.
Папа кивнул.
— Думаю, да. Опять те самые плохие парни. Но теперь игра куда сложнее.
Он сурово направил на меня указательный палец.
— И на этот раз все по-другому. Нам придется улаживать все иными способами. Мы будем действовать осмотрительно.
Он сказал «мы», но, естественно, имел в виду меня — пистолет без патронов по имени Пол.
— Не теряй самообладания. Ты мне действительно нужен. Колумбия не должна повториться.
Я безучастно кивнул папе, однако мысли мои были уже далеко. Колумбия… Ладони вспотели. У меня в руке была крошечная фарфоровая чашка с кофе, я поднял ее к губам, вкуса напитка не почувствовал.
Я ощутил пыль горного склона, шершавость завязанной веревки. Я видел солнце, нежными лучами проникавшее в кроны деревьев.
Я слышал цокот копыт.
КОЛУМБИЯ
Десятью годами ранее
ГЛАВА 15
Однажды днем, когда на Карибы налетел тропический шторм, слишком незначительный, чтобы получить имя, человек с длинными баками, канадский бизнесмен по имени Дейв Сканлон, вылетел из Монреаля в Панаму и через компьютер зарегистрировался в одном из крупных отелей на тихоокеанском побережье перешейка. Тем вечером он провернул одно тихое дельце в полуразвалившемся доме в старой части города с человеком, который на протяжении уже трех десятилетий занимался подобными частными делами и имел в Латинской Америке тщательно собранную сеть из друзей, умевших держать язык за зубами. Канадца ждали. Он задал несколько вопросов, без разговоров заплатил наличными и не произвел особенного впечатления. Следующим утром Дейв Сканлон выписался из отеля так же анонимно, как и прибыл.
Больше его не видели.
Ничто не связывало его с сутулым испанским бизнесменом по имени Игнасио Крус, который два дня спустя вышел из пыльного автобуса в Сан-Хосе, Коста-Рика. Крус без следа исчез из Сан-Хосе и мало походил на уругвайца в очках по имени Херардо Фуэнтес, который прилетел в Эквадор сонным воскресным днем, прибыв из Медельина в Гуаякиль.
Другой путешественник, светловолосый и широкоплечий, возможно немец, забрал огромный груженый полноприводный микроавтобус с местной пригородной парковки, под видом завязывания шнурков выудив ключи из выхлопной трубы. Блондин также исчез вместе с фургоном и его содержимым; ничего особенного, ибо в своей северной протяженности Анды — горы таинственные, где легко потеряться. Люди появляются и исчезают, задавая немного вопросов. Большей частью все происходящее там существует вне границ закона и не подчиняется никакому правительству. Если вы знаете, где искать, то в изобилии сможете разжиться новейшими видами сложного вооружения, урожай которого собрать в волшебных Андах так же легко, как и листья коки.
Тремя месяцами позже весна омыла покрытые буйной растительностью колумбийские горы, и следом солнце выманило новую поросль из красной земли и озарило столетиями отрезанные от мира отдаленные деревни, где царили гордость, невежество и насилие. Было начало субботнего утра, прекрасный день для прогулки верхом и для убийства.
Сидевший на корточках у грязной обочины крестьянин пристально вглядывался в содержимое небольшого кожаного мешка. Казалось, он пересчитывал что-то ценное, губы беззвучно шевелились в мучительном сосредоточении. Он вздрогнул, когда из-за поворота пыльной дороги у подножия покрытой травой возвышенности, скорее холма, чем горы, появился человек верхом на двигавшейся рысцой лошади.
Завернувшись в плащ и спрятав мешочек в карман грязных и обвислых штанов, крестьянин нырнул в кусты, но всадников было трое, и они быстро поймали его, вытолкав обратно на дорогу.
Всадники были богатыми людьми, в одежде из заграничного твида и мягкой кожи, и прибыли они этим чудесным утром из города черепичных крыш, расположенного в лежавшей внизу долине, чтобы объехать свои земли, как в течение четырех веков поступали землевладельцы в Латинской Америке. Их лошади были норовистыми и дорогими животными: эмблемы, бережно выращиваемые, с гордостью и небрежностью используемые, от которых в конце концов без сожаления избавлялись, как от надоевшей одежды или женщин.
Двое молодых мужчин издевались над крестьянином, грязным, пахнувшим землей и съежившимся от страха. Они теснили его лошадьми, хлестали плетками.
Мужчина постарше с расстояния нескольких шагов наблюдал, как запыхавшийся крестьянин, подняв руки, чтобы защититься, потерял равновесие и неуклюже упал. Молодые люди смеялись, глядя, как он с полосками грязи на лице тяжело поднимается на ноги. Крестьянин стянул свою шляпу и, пока всадники кружили вокруг него, стоял молча, уставившись под ноги.
— Ты нарушил границы чужого владения.
— Прошу прощения, сеньор.
— Ты знаешь, чья это земля?
— Это не моя земля.
— Ты знаешь, кто владелец?
Жест в сторону мужчины постарше, прикуривавшего тонкую сигару от блестевшей на солнце фигурной золотой зажигалки.
— Это Дон Патрисио, patron.[80] Это его земля.
— А я кто?
Крестьянин со страхом взглянул на светловолосого молодого человека на фыркающей черной лошади.
— Его сын сеньор Эрнесто, который учится в Америке.
— Что ты здесь делаешь? — спросил второй молодой человек.
— Я заблудился, простите.
— Врешь! Ты знаешь, где находишься. Ты знаешь, что чужакам не разрешается появляться здесь, — крикнул тот, которого звали Эрнесто. Он подался вперед с плеткой наизготовку, ударив так, что на лбу крестьянина выступила кровь.
— Простите меня, я не сделал ничего дурного, — произнес крестьянин, не поднимая глаз.
— У тебя странный акцент, нездешний, — осуждающе произнес другой всадник, одной рукой без усилий сдерживая свою чалую лошадь. — Откуда ты?
Крестьянин указал на восток, на морщинистую группу крутых горных кряжей и узких долин, на сотни километров растянувшихся в сторону моря.
— Что у тебя в кармане? Что ты украл?
— Ничего.
Из промасленной кобуры, за которую было заплачено больше тысячи долларов в фирменном магазине на Беверли Хиллз, всадник на чалой лошади выдернул пистолет с отвратительным длинным дулом. Пистолет был черный и такой же лоснящийся, как его волосы, стянутые сзади в хвост.
