Филипп Ле Руа - Последний Завет
Одзава позвал конвоиров, чтобы те отвели его обратно в камеру, но на его зов никто не явился.
– Теперь мой черед задать вопрос. Почему вы так долго ждали, прежде чем приступить к действиям?
– Дождь, что падает на пруд, полнит мое сердце грустью. Расскажите мне подробности смерти Мелани.
– Прежде чем умереть, она пять часов испытывала ужасные муки. Сколько крыс вы убили в лаборатории госпиталя в Фэрбэнксе?
Дзо, похоже, был ошарашен. Такого вопроса он не ожидал. Он отвел взгляд. Вправо. Пытался выиграть время.
– Так сколько же, Дзо?
– Трех.
Натан выпил воды и поставил стакан перед японцем, забывшим, о чем он хотел спросить. Лав воспользовался этим:
– Опишите мне этот стакан.
Дзо осторожно отвел волосы, упавшие ему на лицо, и убрал их за уши. И той же самой рукой, которой отводил волосы, он с невероятной стремительностью рубанул воздух, словно хотел поймать на лету муху. Страницы дела рассыпались по полу, бутылка отлетела к стене. Арестованный поднял кулак над столом, разжал и выпустил картонный шарик. Оба конвоира ворвались в палатку. Натан знаком велел им не вмешиваться.
– Убивает Будда, – пробормотал Дзо.
Просьбу описать стакан он оставил без внимания, поскольку ничто в мире не обладает основательной реальностью. Дзен обнаруживает пустоту во всем в мире, в том числе и в Будде, откуда и проистекает наставление, упомянутое Дзо. Читая между слов, Натан понял, что Иноширо Одзава издевательски указывает ему, что его излишне набитый информацией ум – не более чем пустота.
– Так кто же из нас двоих сильней, мистер Лав?
Благодаря этому тесту, который Натан заимствовал у одного буддийского монаха и который японец блистательно прошел, Дзо продемонстрировал, что он достойный противник. Американец в свой черед ответил ему изречением:
– Ветер ласкает травинку. Иноширо, какое чувство вы испытали в Фэрбэнксе, изображая из себя бога?
– Нет ничего ярче, чем убийство.
Произнося эту фразу, он отвел глаза влево. Он лгал.
– Рассказывайте.
– Ничто не может сравниться с этим чувством господства. Становишься абсолютным владыкой. Вы не ощущали такого, мучая Мелани?
– Река поет, в ней тонет ребенок.
– Вы увиливаете. Вы не совершили этого преступления. Вы проиграли. Я сильней вас.
Натан позвал конвоиров, которые сопроводили в камеру жестикулирующего Тетсуо Манга Дзо.
40
В штабе гневный взгляд полковника Сиггла скрестился с недоуменным взглядом Максвелла. Они только что закончили просмотр видеозаписи допроса.
– Что означает этот спектакль?
Сидящий на другом конце стола Натан не обращал внимания на нападки полковника и излагал свои выводы, вдыхая дым сигары Сиггла и аромат только что сваренного для него кофе. Ему все было ясно, но надо, чтобы ясно стало и другим.
Дзо воплощение противоречивости. Он верит в дзен и, следовательно, в пустоту всего сущего, включая и мозг. В то же время он считает себя психопатом, то есть имеющим изъян из-за перегруженного мозга. Натан тоже был знатоком дзен. Он разгладил нить своей жизни, устранив все знакомства, возможности, любой шок, любую фрустрацию. Японец, многие годы изучавший воинские искусства и буддизм, тоже пытался убрать узлы, завязавшиеся в его несчастном детстве. Это ему почти удалось. Все психологические травмы ушли, кроме одной: его половой принадлежности. И это мучило его. Разрывающийся между Буддой и Немезидой, он хотел отыскать истину, но также покарать этот искусственный и жестокий мир. Однако интерсексуальность была недостаточной причиной для того, чтобы низвергнуться в жалкую психопатию, несовместимую с духом учения дзен. Тетсуо Манга Дзо перешел к акции, исполненной по его заказу другими. Одзава, совершив убийство, наделавшее шуму, и не запачкав рук, был всего лишь автором фетвы. Он провел Шварца по всем пунктам.
– Почему же тогда он берет на себя убийство в Фэрбэнксе? – поинтересовался Максвелл.
– Чтобы придать себе значение в глазах средств массовой информации, прославиться. Дзо, бывший безвестным, сосредоточенным на себе пользователем Интернета, обретает славу врага общества. Причем движимого благородной целью – защитить естественный порядок вещей.
– А кто же тогда совершил убийство?
– Одзава предложил через Интернет вознаграждение. Вероятно, из тех денег, что он украл у секты Муна. Остается узнать, кому он вручил обещанную сумму. Тетсуо Манга Дзо – всего лишь иллюзия. Он выдает себя за гуру секты, единственным членом которой является он сам. Он изображает психопата, хотя обладает здравым умом. Утверждает, будто он – убийца-искупитель, меж тем как он не причинил зла даже мухе, равно как и своему отцу.
– А откуда он знает про трех крыс в лаборатории, если он там не был? Убийца, надо думать, не вручал ему детального отчета.
– Убийца – нет, но пресса – да. В любой газете можно было прочесть, что каждая из четырех жертв была убита одной пулей и что убийца выпустил в сердце Шомона пять пуль. Можно подсчитать. Магазин содержит двенадцать патронов. Значит, осталось выстрелить три. Куда, в кого? В трех лабораторных крыс. У Дзо было несколько секунд, чтобы произвести вычитание. Он на моих глазах совершал эту операцию.
Сиггл нахмурил мохнатые брови. Максвелл потер подбородок – синеватый, оттого что он не успел побриться.
– Проблема в том, чтобы выбрать подлинные данные из показаний мифомана. Он единственный, кто связывает нас с убийцей. Натан, вы чувствуете, что способны вырвать из него информацию, кому предназначались его деньги?
– Боюсь, что нет. В этом пункте ему очень легко нас обмануть. От меня тут пользы не будет.
Натан обратился к Сигглу:
– Думаю, настало время направить ваших людей, чтобы они слегка потрясли его. Смелостью он не отличается. Если он поймет, что его видят насквозь, то заговорит, особенно под давлением.
41
Вопреки предвидениям, Тетсуо Манга Дзо не сел за стол для беседы с Натаном. Следовало потерпеть, по крайней мере, если ты намерен уважать права человека вообще и Дзо в частности. В ожидании, когда для него загонят дичь, Натан отправился на Лусон, самой большой и самый густонаселенный остров Филиппинского архипелага. До столицы он добирался общественным транспортом. В Маниле на каждом углу стояли солдаты, ведущие облаву на исламистских террористов. Ситуация могла взорваться в любой момент. Такси довезло его до бедного квартала Кьяпо. Дальше он предпочел идти пешком. Его рюкзачок весил меньше, чем ранец школьника, и он чувствовал потребность подышать воздухом столицы, как он делал всякий раз, приезжая в новое место. Ему нравилось проникаться местной атмосферой, вбирать в себя звуки, запахи, образы, привкусы, осязать. Ему показалось, что у Манилы нежная кожа, ускользающая улыбка и чересчур накрашенное лицо.
Пройдя по двум дамбам, Натан вышел к размалеванному деревянному бараку, украшенному гирляндами и фонариками, и это напомнило ему, что сегодня 31 декабря и что через несколько часов настанет Новый год. Орава детей полола, сажала, подстригала, счищала старую краску, шлифовала, строгала, прибивала, красила. Натан не ошибся адресом. Именно здесь жил Антуан Местр, давний друг, связь с которым была утрачена. Антуан был французом; с дипломом Высшей коммерческой школы в кармане и с мечтой о «золотом мальчике» он переселился в Сан-Франциско. Как торговый посредник одного европейского банка он играл виртуальными миллионами, каждый день рискуя потерять работу. Мелани повстречалась с ним в их многоквартирном доме. Он оказался их соседом, они подружились. Антуан довел банк до банкротства и сбежал в Манилу. Стремясь в душе к искуплению, а скорей желая быть полезным, он купил там старую развалюху и принялся подбирать на улице сирот, которые зарабатывали проституцией несколько жалких песо. Он поселил их у себя, обеспечив кров, стол и возможность учиться. Они помогали ему ремонтировать развалюху, в которой они жили. В доме нашли приют два десятка детей. Антуан нанял для них учительницу и повара-филиппинца.
Уже пять лет Натан не получал от него вестей.
Когда он вступил на землю частного владения, открытого на все четыре стороны света, к нему навстречу устремились двое мальчишек.
– Ты кто? – спросил младший.
– Как вас представить? – следом осведомился второй, старательно имитируя оксфордское произношение.
– Идите за нами, – сказал первый.
И прежде чем Натан успел назваться, они исчезли внутри дома. Он последовал за ними и столкнулся нос к носу с молодой женщиной. Встревоженной. Большие миндалевидные глаза, которые не нужно было подводить и которым не нужна была тушь для ресниц, высокие скулы, рот, словно созданный для поцелуев, матовая кожа, в сравнении с которой кожа европейцев, загоревших на пляжах тысячи шестисот островов архипелага, выглядела нездоровой. Она сказала, что ее зовут Анхелиной Соррес. Она учительница. Красота как бы скрывала ее возраст. У нее был нежный, пленительный голос, и он, надо полагать, нравился ученикам.
