Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
— И часто вы… — я сделала большой глоток горячей жидкости, смешанной с прохладной пеной, — обо мне говорили?
— Мисс… Чили. — Крупные белые ладони легли на стол, Генри слегка наклонился вперед. — Шторму часто приходилось нелегко, особенно в первый год работы. И когда ему нужно было с кем-то поговорить, он приходил ко мне. Нередко он вспоминал человека, чья поддержка когда-то помогла ему выжить. Кто увидел человека в нем самом. И протянул этому человеку руку. Он вспоминал о вас, Чили.
Я таяла, как шоколадная стружка в горячем молоке. А когда-то ведь была твердой и горькой. Что там говорила Марианна? Чувство вины. Дэвид помнил протянутую руку. И забыл про омут, в котором эта рука почти его утопила. Что это? Тоже форма избирательной амнезии?
— А как вы познакомились с Дэвидом? — Я рассматривала руки Генри. Безволосые, как и его голова. Кольцо на безымянном пальце. Он женат? А поначалу мне показалось, что в его облике и манере держаться проскальзывает что-то гейское. Хотя, возможно, во мне говорят обычные предрассудки. Вон насчет Микеля мы с девчонками ведь тоже ошиблись. — Простите, если задала слишком личный вопрос.
— Что вы. — Одна из зачаровавших меня рук поднесла ко рту крошечную чашечку. Бледные губы изогнулись в полуулыбке. — Знали бы вы, сколько раз меня спрашивали об этом же журналисты.
— И что вы отвечали?
— Что я впервые увидел Шторма, когда работал в Копенгагене. Обратил внимание на необычную внешность мальчика, катавшегося на скейтборде. И предложил ему контракт.
Копенгаген? Скейтборд? Да у Дэвида и доски-то никогда не водилось!
— Так все и произошло? — спросила я, пытаясь скрыть охватившее меня недоверие.
— Почти. — Англичанин снова улыбнулся. — На самом деле все было несколько сложнее. Но эта история не для прессы.
— Поделитесь? — брякнула я. Ведь говорят же: наглость — второе счастье.
Генри поставил на стол чашку-наперсток. Кофе в ней почти не убавилось.
— Вы никуда не торопитесь? Боюсь, рассказ будет долгим.
— У меня полно времени.
Целых десять лет. Именно столько я задолжала Дэвиду.
Темные глаза англичанина затуманились. Он смотрел на меня, но видел перед собой совсем другое лицо. Проектор памяти уже прокручивал перед ним прошлое.
— Я приехал тогда в Копенгаген на восемь дней. В июне там должна была пройти часть съемок международного проекта «Саги северных морей». Мы сотрудничали с местным агентством «Элита». Впрочем, — Генри оборвал сам себя и промокнул салфеткой совершенно чистые губы, — не буду утомлять вас деталями. Достаточно сказать, что я поселился в одном из отелей Христиансхавна[13]— специально, чтобы ходить к месту съемок пешком. У меня слабость к пешим прогулкам в красивой местности. А тут — каналы, лебеди, зелень, очарование старого города.
Кажется, это был второй день после приезда. Я прогуливался по набережной, полагаясь на то, что джи-пи-эс в телефоне приведет меня к «Саду талантов». Тут я и увидел его — парнишку на скейте. Он несся прямо по тротуару на такой скорости, будто за ним гнались все демоны ада. Впрочем, в оправдание юноши надо сказать, что проезжая часть улицы была выложена брусчаткой и для поездок на скейтборде совершенно не подходила.
Губы англичанина тронула мечтательная улыбка, он провел подушечкой большого пальца по краю хрупкой чашки.
— Прохожие шарахались от него в стороны, но никто не обронил ни слова. Датчане вообще поразительно терпимые люди, вы согласны? Впрочем, паренек ловко лавировал между прохожими и препятствиями. Полы незастегнутой рубашки развевались за спиной, как клетчатые крылья. В одном месте на тротуаре лежали какие-то трубы — вы заметили, в центре Копенгагена вечно идет ремонт? Парнишка взвился в воздух вместе с доской, перемахнул через трубы и был таков. Пола его рубашки задела мою руку — так близко он пролетел. Впрочем, думаю, этот эпизод быстро вытеснили бы из памяти новые впечатления, если бы в тот миг, когда юноша выпрямился на скейте, мы не встретились глазами.
Генри на мгновение прервал рассказ, чтобы сделать глоток остывающего кофе.
— Видите ли, в то время я очень тесно сотрудничал с восходящей звездой в области художественной фотографии — Алексом Ино. Всемирную известность ему принес проект «Иная красота». В его рамках Алекс открыл миру несколько замечательных моделей. Он работал с девушкой, пораженной витилиго — то есть с нарушенной пигментацией кожи, и с альбиносами, и с парнем, который татуировками превратил свое тело в живой анатомический макет, и с бывшим угонщиком из Брайтона — темнокожим с пронзительными голубыми глазами. Алекс неутомимо разыскивал новые необычные лица, и мне тогда показалось, что я увидел одно — лицо, которое могло бы его заинтересовать.
— Интересный проект, — скептически заметила я, собирая ложечкой остатки взбитых сливок. — Звучит как паноптикум фриков.
Генри внимательно посмотрел на меня и продолжил:
— Все эти фрики теперь имеют годовой доход в несколько миллионов. Они выходят на подиум, снимаются в кино, телешоу и музыкальных клипах, появляются на обложках модных журналов. Впрочем, насчет Шторма я тогда был совсем не уверен. Видел его только мельком и все же заметил не только потрясающие разные глаза, но и другие детали. Грязь на коже. Густые и длинные, но спутанные волосы. Рваную одежду. Даже его скейтборд выглядел так, будто он его вытащил из ближайшей помойки. Я подумал, что парень, возможно, бездомный. Или наркоман. Что у него могут быть проблемы с законом.
Я попытался выкинуть его из головы и сосредоточиться на работе. Это мне даже удалось. Вплоть до момента, когда я снова шел по набережной Христиансхавна и поймал себя на том, что высматриваю скейтера с разными глазами. Но тогда я его не встретил. Зато на следующий день…
К нашему столику снова подошел официант. Спросил, не хотим ли что-то еще. Быстро глянув в меню, я заказала пирожное. Мне просто необходимо было что-то сладкое, чтобы переварить услышанное. Дэвид жил на улице? Вполне возможно. А куда ему было идти после выписки из психушки? Кто мог его ждать во внешнем мире, если не ждала даже я? Теоретически о таких, как он, должны были заботиться социальные службы. Но стал бы Дэвид принимать помощь от тех, кто год за годом закрывал глаза на то, что с ним делали? Все те годы, когда его еще не поздно было спасти.
— На следующий день, — продолжил Генри, — я вышел на набережную с решимостью отыскать скейтера со странными глазами. Я заметил небольшой магазин на пересечении набережной с заставленной машинами и опутанной строительными лесами улочкой. Американцы называют такие заведения «аптека», но у датчан есть свое обозначение магазинчиков,
