Бумажные самолёты - Максим Кощенков
Надеюсь, мой переносной диктофон всё ещё что-то записывает.
— Я… Ничего… Не…
Я надавливаю чуть сильнее, и Николас взвизгивает от боли. Его слёзы и дождь смешиваются на боковом стекле.
Я разворачиваю его к себе и встряхиваю за плечи. Но, когда ветер срывает с Ника капюшон, перед моими глазами предстаёт лицо, которое я абсолютно точно видела всего несколько дней назад.
За одним исключением — под его правым глазом огромный синяк.
Мгновенное узнавание заставляет меня ненадолго смутиться. Как же так? Как я могла не узнать его сразу? Воспоминания, словно кадры, проносятся в памяти с космической скоростью, перенося меня на многолюдные улицы, окружая вспышками репортёрских камер и вознося над головой стеклянные небоскрёбы, среди которых — освещённый красно-синим мерцанием «Режиссёр». Николас был на месте преступления: именно его Эл допрашивал в первые минуты после трагедии, и именно его хотела допросить и я. Я почти слышу, как он повторяет: «Я ничего не видел! Я. Ничего. Не. Видел!». Передо мной то же лицо с застывшим выражением страха, те же толстые губы, искусанные от переживаний, и те же глаза, полные безумства. Что же они видели?
Ответ прост: всё то же, что и я. Я вспоминаю и нарастающий шум метрополитена, пока ступеньки уводят меня под землю, и визг тормозов, и боль, пронзающую всё моё тело, когда нападавший толкнул меня вниз. Я инстинктивно хватаюсь за голову, ни на секунду не задумываясь, как это выглядит со стороны. Воспоминания, словно иглы, оставляют пометки на поверхности кожи. Я вспоминаю тысячи испуганных лиц и чёрную маску, мелькнувшую среди них за мгновение, как меня поглотила мгла.
Кто будет прятаться за маской? Только тот, кто боится, что его узнают. Недостающий пазл наконец-то встаёт на своё место.
В нос ударяет приевшийся запах гари: воспоминания о пожаре в Йосемити, а точнее их догорающие обрывки, медленно встают в нужной последовательности. Это никакое не короткое замыкание, как нам объясняли в администрации, и даже не трагическая халатность с тлеющим во дворе костром — это спланированный поджог.
Значит, у него была на то причина. Значит, он как-то связан со смертью Эмили. Если Николас и вправду заметал следы, это автоматически делает его главным подозреваемым. Как и говорил мистер Симпсон.
Но я лгала — лгала, лгала, лгала самой себе, что я не могла упустить подозреваемого, что действую профессионально и осмотрительно, что убийца у меня на крючке. И что в итоге?
— Я всё объясню. Но для начала отвезите меня в отель.
— Отель?
— «Режиссёр», — поясняет Николас, потирая ноющее запястье. — На бульваре Уилшир, где убили Эмили.
Эмили
Несколько дней назад
Роуз выходит из ресторана и решительно направляется ко мне. Хотя лифтовой лампочки едва хватает, чтобы осветить и половину коридора, она двигается в темноте с грацией хищника. Её глаза блестят почти так же ярко, как звёзды. Их оттеняет лишь рвущаяся наружу злость. Шуршание махрового ковра становится почти таким же громким, как и музыка, доносящаяся из обеденного зала.
У Роуз не было повода желать мне зла, но ненависть — это эпидемия, распространяющаяся со скоростью света. Мне потребовалось время, чтобы понять: бумажные самолёты — далеко не отправная точка какого-то гениального плана. Бумажные самолёты — это случайность, затянувшая меня в водоворот чужих событий. Но их причина не была на поверхности: она была в глубине. Там, куда я бы не рискнула погружаться.
— Эй, ты куда?
Роуз старается звучать непринуждённо, но дрожь в голосе выдают её раздражение. Уверена, под её карнавальной маской скрывается не менее раздражённое лицо.
Как ни странно, её вопрос застаёт меня врасплох. Мой палец зависает над кнопкой первого этажа. Кажется, что, куда бы я ни пошла, меня везде будут ждать неприятности. Даже если я продолжу убегать от проблем, они рано или поздно меня догонят. Я давно должна была понять, что это бессмысленно.
— Домой, — говорю я. — Я еду домой.
Я обязана вернуться туда, где всё началось, чтобы посмотреть страху в глаза и показать, кто тут главный. Если бы я только сделала это раньше!.. Сердце отзывается болезненным ударом, когда в памяти всплывает дом. Нью-Йорк, моя душа! В моей маленькой груди для тебя обязательно найдётся местечко. Я слышу шум твоих узких, пересекающих друг друга улиц, когда закрываю глаза; я чувствую холодные поцелуи Атлантики, когда дует восточный ветер; я почти вижу себя, покоряющей статую Свободы. И, кажется, это всё, что мне нужно.
Роуз просовывает ногу в кабину, заставляя двери снова открыться.
— Ещё слишком рано.
— Вечеринка окончена. Мне пора.
Когда я снова жму на кнопку, Роуз нагло протискивается в лифт. Не скрывая своего недовольства, я поправляю скатывающуюся с плеча сумочку и перевожу взгляд на табло. Этажи сменяют друг друга мучительно медленно.
24.
23.
22.
— Что-то случилось?
— Забудь, — отмахиваюсь я. — Это мелочи.
— Снова Майк?
«Снова Майк». К моим щекам приливает краска. Можно подумать, будто мой мир вращается вокруг какого-то Майка, который оказался лишь трусом, прячущимся за маминой юбкой. Наверное, какое-то время так и было, но я вовремя осознала ошибку. Вернее, когда Майк сам же мне на неё указал.
Мне больше не важно, кого он любит. Мне даже не важно, что он НЕ любит меня. Меня наполняет удивительной лёгкостью, как будто я освобождаюсь от тяжёлых оков и наконец-то могу идти прямо.
18.
17.
16.
— А я говорила, что он идиот.
— Чего ты хочешь? — устало спрашиваю я.
Роуз расплывается в улыбке, наконец-то нащупав мою слабину. Кажется, что она дружила со мной только ради того, чтобы превратить в свою марионетку.
— Проучить его, только и всего.
Я закатываю глаза.
— Я пас.
— Почему? — удивляется Роуз.
Я изгибаю бровь.
— Ты серьёзно?
— А что здесь такого? — продолжает она. — Если мне не изменяет память, ты сама когда-то этого хотела, разве нет?
— Майк и Итан — разные вещи, если ты об этом, — шиплю я. Я чувствую, как мои кулаки медленно наливаются свинцом.
— Да? А мне кажется, одно и то же.
Между нами словно сверкает молния.
— Я, конечно, не настаиваю, но посмотри правде в глаза: ни один парень не задерживается с тобой дольше чем на несколько месяцев. Догадываешься, почему?
— Цитирую, «потому что они идиоты», — злобно отвечаю я. — А мне не нужны идиоты. Их и так полным полно.
— Может, но только отчасти.
— Что ты хочешь сказать?
— Что проблема в
