Маша из дикого леса - Дмитрий Александрович Видинеев
Жизнь больше не казалась Грыже поганой штукой. И вообще, после той грозы, когда молния расщепила могучий дуб на части, она перестала на что-либо жаловаться. Жара, похмелье, зуд, смрад, сочившийся из пор её тела вместе с липким потом – всё это теперь ей казалось вполне терпимыми явлениями. Не впадать в уныние помогала уверенность, что рядом находится мощная сила, которая всегда поможет, защитит. Уверенность, что она, Грыжа, больше не одинока. Чем больше об этом размышляла, тем сильнее ощущала собственную значимость. А самогон усиливал это ощущение в разы. Со временем она доразмышлялась до того, что вычеркнула себя из списка простых смертных. А вычеркнув, пришла к выводу: у силы, которую она теперь называла «Та, Что Всегда Рядом», на неё огромные планы. Не просто большие, а именно громадные – ей нравилось мыслить глобально. Нужно только подождать, проявить терпение. Когда-нибудь – да не когда-нибудь, а скоро! – она узнает, что это за планы. И не подведёт, сделает всё, что потребуется. Ну не отличный ли повод глядеть в будущее без прежнего уныния? Не хорошая ли причина больше ничего в этой жизни не бояться? Взращенное самовнушением древо крепко пустило корни в сознании, и выкорчёвывать его Грыжа не собиралась.
А на днях произошёл случай, который только подтвердил её уверенность, что она под защитой Той, Что Всегда Рядом.
Тот день Грыжа, как обычно, провела на свалке. Домой возвращалась под вечер, с холщовой сумкой, в которой лежали бутылка с самогоном, десяток полугнилых картофелин и пучок щавеля. Когда подходила к своему двору, её окликнул Мотя – Матвей Егоров – местный задира и дебошир:
– Эй, вонючка! – он был нетрезв, но на ногах держался уверенно, да и язык не заплетался. – На свалку ходила? А в сумке-то бухло, небось? С тебя стакан!
Грыжа вышла из состояния безучастной заводной куклы, смерила Мотю колким взглядом. Он громко повторил, выпятив костлявый подбородок:
– Стакан с тебя, вонючка! За то, что мы терпим твою вонищу. Я терплю. Наливай давай.
Он был невысоким, щуплым, с узким лицом, глядя на которое у многих возникала ассоциация с мордой хорька. Близко посаженные глаза; замызганная кепка с выбивающимися из-под неё русыми патлами; стоптанные кирзовые сапоги; солдатская гимнастёрка с приколотым над карманом значком «Участник ликвидации аварии ЧАЭС». В деревне Мотю боялись и всячески избегали его компании. Попойки с ним нередко заканчивались дракой. Он всегда находил повод, чтобы накинуться на собутыльников с кулаками. Обычно всё начиналось мирно: первый стакан, второй… Мотя хвастался своими чернобыльскими подвигами, уверял, что без него там вообще не справились бы. Третий стакан – тема менялась. Мотя начинал хаять евреев, винить их во всех бедах. И напоследок, переключался на Горбачёва с Ельциным. Грозился в ближайшее же время отправиться в столицу, чтобы собственными руками удавить поганцев. Выговорившись, устремлял свой взор на собутыльников. В глазах вспыхивало бешенство, словно в голове сгорал предохранитель. И никакие попытки успокоить на него не действовали. Брызжа слюной, он принимался орать, что все вокруг жиды, которые только и ждут, когда герои-чернобыльцы передохнут. В ход незамедлительно шли кулаки. А дрался Мотя как зверь – яростно, свирепо. И просто удивительно, что до сих пор никого не убил. После избиения какого-нибудь бедолаги, он расхаживал по деревне, выкрикивая угрозы. Успокаивался нескоро, а о содеянном не жалел. Выпивать с ним решались вконец опустившиеся типы, которые даже не задумывались, что случится через минуту-другую. Однако в деревне таких уже не осталось – померли. Теперь Мотя, как правило, бухал в одиночку, но иногда всё же делал попытки найти компанию.
– Ну что пялишься, корова? – буравил он взглядом Грыжу. – Не слышала, что я сказал? Наливай стакан! Или давай я прямо так, из горла. А можем и вместе бутылку распить. Я сегодня добрый. Так и быть, потерплю твою вонищу.
– Я сейчас, – сквозь стиснутые зубы процедила Грыжа, и направилась к калитке.
– За стаканом? – крикнул ей вслед Мотя. – Только живей давай. Трубы горят.
Он довольно ощерился, изобразил пьяную версию чечётки, затем уселся на скамейку возле забора и закурил папиросу.
Ждать долго ему не пришлось.
Скрипнула калитка, со двора вывалилась Грыжа. Вот только вместо стакана и бутылки в её руках был топор – тот самый, которым зарубила и расчленила Фёдора. Мотя даже опомниться не успел, как она уже оказалась возле него. Топор описал размашистую дугу, лезвие врезалось в забор, разнеся гнилые доски в щепки.
– Вонючка?! – заревела Грыжа. – Ты назвал меня вонючкой?!
Мотя сорвался со скамейки, бросился прочь. Лезвие топора с грохотом обрушилось в то место, где он только что сидел.
– Никто больше не назовёт меня вонючкой! – что есть силы, заорала Грыжа. – Услышу, на куски изрублю! Всех изрублю, кто будет мне жить мешать!
Отбежав на безопасное расстояние, Мотя остановился – даже сквозь въевшуюся в складки морщин грязь пробивалась бледность. Грыжа глядела на него исподлобья, мокрые от пота волосы липли к её лицу как причудливая вуаль. В глазах обидчика она заметила не только злость, но и страх. Страх! Раньше, как и все в деревне, боялась этого типа, а теперь он боялся её. Просто замечательно! Это лучшее, что с ней случилось за последние дни. Она ощущала себя невероятно мощной, способной на всё, без ограничений. Чувствовала себя неуязвимой, защищённой, словно за её спиной стояла целая армия. С триумфом глядя на Мотю, она решила, что он чует присутствие Той Что Всегда Рядом. Наверняка чует. И пускай. Так и нужно. Этот урод теперь знает, что она, Грыжа, не такая как все. Что с ней шутки плохи. Она наслаждалась ощущением собственного превосходства и радовалась, что сумела проявить себя.
Сплюнув, Грыжа расправила плечи, развернулась и с гордым видом зашагала к калитке. Ошеломлённый Мотя начал приходить в себя. Ноги стали как ватные, и он уселся посреди пыльной улицы. Давненько ему не приходилось переживать такую встряску. Даже протрезвел. В ушах всё ещё стоял крик Грыжи: «Услышу, на куски изрублю!..» Прежде, чем врезаться в забор, топор просвистел в сантиметре от его головы. Вонючка едва полчерепа ему не снесла! Вонючка? О нет, вслух он больше никогда её так не назовёт! Грыжа обещала за оскорбление убить, и убьёт. Мотя в этом ни капли не сомневался.
