Айдар Павлов - Время Полицая
По пустой дороге пронеслась Волга с шашками на крыше.
Настя смотрела вниз с третьего этажа: если прыгать, то верняк сломаешь – шею. Не шею, так позвоночник, не позвоночник, так каблуки…
Она открыла бельевой ящик, выгребла все простыни, пододеяльники, полотенца и стала торопливо связывать их узлами друг с другом. Получилась неплохая веревка тюремного типа. Закрепив ее на батарее, Настя закатала рукава толстого дутика, перекинула сумку через плечо, села на подоконник, взялась за веревку и закрыла глаза…
Не прошло и минуты, как она сползла-таки по постельному белью с третьего этажа сталинского дома на растаявший тротуар. Все текло и капало: на Измайловском проспекте и на Насте, – длинная куртка оказалась слишком теплой шкурой для спортивных мероприятий.
6
В районе трех ночи Настя была на Балтийском вокзале. Она решила вернуться в Таллинн, чтобы спасти парня, которого отравила. Гениальная идея вытащить Вадика с того света пришла Насте в голову столь же неожиданно, сколь в таллиннском зоомагазинчике она решила купить три упаковки снотворного для крупного рогатого скота. Откровенно, Вадик ей нравился больше, чем Мишка, и когда приперло сделать выбор (удрать в Таллинн или ждать кары небесной в Питере), он пал на придурка со сломанным носом.
Первый поезд на Таллинн отходил в восемь утра. Времени у Насти было вагон. Она выбрала скамейку у стены, чтобы находиться подальше от группы заночевавших здесь же цыган, села, расстегнула запарившую ее куртку и перевела дух.
– … Куда в такую рань? – спросили вдруг у Насти.
Она подняла взгляд и увидела цыганку. Та стояла над ней в разноцветных платках, с перламутровыми ногтями, тяжелыми серьгами и черными, как две спелые маслины, глазами. От греха подальше, Настя прижала сумку ближе к телу.
– В Таллинн, – ответила она.
– Я Кобра, – представилась цыганка, дружелюбно протянув девушке коричневую ладонь. – Мы уже немного пообщались по телефону.
– Извините, я вас не знаю. – Настя неуверенно пожала руку цыганки.
– Ты меня не знаешь?! Зато я тебя знаю! – Кобра опустилась на скамейку.
– Это вы были с Мишей…? – Настя узнала голос и выражения телефонной собеседницы.
– Ага.
– Вы его жена?
– Ха-ха! – театрально произнесла Кобра. – Ха-ха!
Настя недоверчиво заглянула в смеющиеся глаза цыганки:
– Вы не подумайте, я к нему ничего такого не имею, мы просто друзья.
– Я к нему тоже ничего такого не имею, мы просто делаем бизнес.
– У меня есть любимый человек, – продолжала Настя.
– Ха-ха! – вновь произнесла Кобра, словно исполняла арию на верхних нотах. – И у меня, ха-ха.
– Я его отравила, – призналась Настя, опустив лицо. – Я такая… стерва. Я отравила человека, который меня любит. Он хотел меня как никого, как никогда…
– Ха-ха! Поэтому и отравила.
– Возможно.
– Здесь нет никакого криминала! – радостно объявила Кобра. – Ты же не из-за денег его отравила?
– Нет-нет, – честно отреклась Настя.
– Ну и все! Похоже, он слишком любил, чтобы жить.
– Точно, – озарило девушку.
– Эти самцы сами ищут смерти. Любовь и смерть одного поля ягоды. Запретный плод – самый вкусный. Они хотят умереть, потом родиться, и снова любить, и снова умереть, – они такие.
– Откуда вам это известно? – Настя с ужасом вскинула голову.
– В этом нет никакого секрета.
– Кто вы? Ведьма?
– Как ты угадала?
– Не знаю… Просто почувствовала.
Кобра ухватила ухо девушки, больно его скрутила и шепнула:
– Может быть, я Баба-Яга?
– Нет-нет, что вы!! – испугалась Настя, скорчив от смешное лицо.
– Никогда не называй женщину ведьмой!
– Хорошо, – согласилась Настя.
– Назови феей, волшебницей, но только не ведьмой.
Перламутровые клещи Кобры отпустили трещавшую от боли ушную раковину.
– И не огорчай родителей, – продолжала цыганка.
– Хорошо, – беспрекословно повторила Настя.
– Будь цыпой.
– Хорошо.
– Возвращайся домой.
– Но Вадик…
– О Вадике позаботятся.
– Вы и его знаете?
– Я всех знаю. Если Миня убьет Полицая, Вадик вернется. А ты успокой с папу с мамой.
– Хорошо.
– Цыпа. – похвалила Кобра, погладив ее волосы.
Взгляд Насти встретился с темными маслинами на великолепном лице Кобры, девушка внезапно поскользнулась и упала, но… не на пол: она продолжала падать дальше и дальше. Она летела вниз головой в две бездонные ямы – глаза Кобры – одновременно. Не чувствуя силы притяжения, она неслась к самому центру вселенной подобно Алисе Льюиса Кэрролла или грешникам Данте Алигьери – безоглядно, умопомрачительно, бесчувственно!
– Ты… кто? – пролетая какие-то странные тени, спросила Настя.
– Я змея. Если меня не слушать, я больно кусаю.
Цыганка ущипнула руку Насти, и моментально вернула девицу из обоих колодцев на поверхность земли. Очнувшись, та с ужасом подскочила с пластмассовой скамейки:
– Простите… Мне надо домой… поговорить с папой… До свидания!
Она бросилась бежать из зала ожидания на улицу. После дикого общества цыганки, буквально запрессовавшей мозги девушки до смешной запятой, ей как никогда захотелось упасть на грудь любящего отца и покаяться.
Добежав до набережной Обводного канала, Настя сбавила ход. Потом вовсе остановилась над самой грязной питерской речкой, подняла лицо к небу и раскрыла ладони. Легкость снизошла необыкновенная. Кобра обладала магической силой изгонять из воображения привычки, комплексы, глупые идеи, доводя сознание человека едва ли не до просветления… Дождь усилился. Мелкая влага сыпалась на руки, волосы, затекала под рукава и казалась Насте чистейшим нектаром. Совершенно без причины ей хотелось летать, петь и всех любить. Не брать, но отдавать. Не быть любимой, но любить – всех и всё подряд. Чудесное озарение длилось минут десять-пятнадцать, пока Настя не вернулась домой и не вспомнила о черной кожаной сумке, которая осталась на вокзальной скамейке.
7
– Я украла тридцать тысяч долларов у одного бандита, пятнадцать тысяч рублей – у другого. Все деньги лежали в сумке. Возможно, меня убьют. Я хотела вернуться в Таллинн, спасти того парня, у которого взяла тридцать тысяч. Но на вокзале встретила цыганку… Это был какой-то кошмар! Она меня заговорила как последнюю дуру. Короче, с вокзала я ушла без денег. Я их там забыла. Папа, что мне делать?
В пятом часу ночи Настя сидела напротив отца как котенок перед котом, дрожала от страха и без фальши, начистоту рассказывала о своих проблемах. Они не впускали маму, чтоб не рыдала, находились на кухне за плотно закрытой дверью и пили горячий чай из красивых кружек.
– М-да… – вздохнул отец.
– Может, сходим на вокзал?
– … И спросим у банды цыган, не находили ли они тридцати тысяч?
– Папа, я боюсь!
– Что за парень из Таллинна? Где ты с ним познакомилась?
– Его зовут Вадим. Какой-то больной, он думает, что я его невеста. Понимаешь, четыре дня назад я как-то оказалась в его квартире.
– Как?
– Не знаю!! Папа, ужас, честное слово: просыпаюсь, а он спит рядом! До сих пор не могу понять, почему это произошло.
– Но ведь должно же быть рациональное объяснение, – справедливо заметил отец.
– Думаешь, я обманываю?
– Вряд ли. Если б ты не оставила на вокзале сумку, я бы ничего другого не ждал. Но раз такие дела… Не знаю почему но меня, представь себе, радует исчезновение этих денег из нашего дома.
– Я-то представляю себе, чем это пахнет: у Вадика, таллиннского парня, есть пистолет.
– Ты видела?
– Ещё бы! Он сказал, что, если я не поеду с ним в Таллинн, он меня убьет. Этот псих убежден, что мы целый год спали в одной постели!
– Что?!
– Господи, я отравила его! Снотворным для крупного рогатого скота! – Настя заплакала.
– Детка, успокойся!
– … Одной дозы хватило бы, чтобы усыпить целого быка! Так было написано на пакетике. А я ему всыпала три упаковки!
– Настя!
– Три дозы за то, что он меня любил!
– Детка!
– Ты же ни фига не веришь! Зачем я тебе это говорю?! Те тридцать тысяч ему дал отец на нашу свадьбу, и я поверила, я поехала с ним в Таллинн. Он знает обо мне столько, сколько никто не знает. Он сказал, что в Таллинне гномы, что мы спали вместе, любили друг друга, а потом стал кричать: "Кто убил Августа Яолу? Кто убил Августа Яолу!" Папа, я больше этого не выдержу! Ты же ни слову не веришь!
– Верю, верю, – умиротворенно закивал Олег Михалыч, глотнув чай из кружки дочери. – Так, кто убил Августа Яолу?
Настя вытерла рукавом заплаканные глаза:
– Если теперь Миня не убьет Полицая, Вадик не вернется!
– Девочка моя, – вымолвил одуревший отец, практически не сомневаясь в том, что на рассудок дочери поврежден рецидивом клептомании: – Идем, я помогу тебе лечь спать… У нас был очень трудный день…
