Няня - Джилли Макмиллан
– Расскажи, что случилось?
– Скучаю по своим друзьям…
– Мне очень жаль, дочь.
– Скучаю по нашему дому в Америке.
– Знаю. Я тоже.
– И еще по папе.
– Ох, милая…
Пусть поплачет. Говорят, нельзя мешать; не следует говорить ребенку, что у него ненужные, неправильные эмоции. Мать, видимо, об этом никогда не слышала. Когда умрет – прикажу выбить на ее памятнике такую эпитафию, и последнее слово останется за мной.
Руби плачет, и слезы струятся по ее лицу обильным потоком. Это выходит печаль, огромная печаль, которую не должен испытывать ребенок. Мне больно за нее, но Криса я вернуть не в силах.
Дочь засыпает, когда старомодный электронный будильник показывает начало пятого. Ее тельце горячее, подушка мокрая от слез. До утра уже не усну – буду вертеться, беспокоиться за нее, за нас обеих, за мать…
Мы пообщались с доктором Говардом, когда тот вышел от матери. Доктор – худощавый, чисто выбритый мужчина с копной седых волос. Пахнет от него несовременно: лосьоном для бритья и антисептиком.
– Как она? – спросила я.
– Учитывая случившееся, неплохо. Попрошу вас за ней следить: леди Холт не следует включаться в обычный ритм слишком рано и слишком интенсивно. Пусть даст себе возможность полностью восстановиться.
– Последствий не будет?
– Не должно. Для своего возраста она достаточно бодрая женщина. И все же не спускайте с нее глаз.
Он открыл дверь. На улице по-прежнему со свистом задувал ветер, раскачивая кроны буковых деревьев.
– Знаете, я очень хорошо отношусь к вашей маме, – сказал Говард. – За прошедшие годы у нее было немало проблем, и сейчас ей нужна ваша поддержка.
Кивнув мне на прощание, он надвинул шляпу и вышел на улицу.
– Ого, – пробормотала я.
Еще в детстве чувствовала, что между ними есть душевная связь; Говард был одним из самых частых гостей в нашем доме. Чаще него, пожалуй, к нам заглядывала лишь Элизабет.
Все с ней будет нормально. Мать несокрушима.
Поднимаюсь с постели в пять утра, стараясь не потревожить сон Руби. Дочь переворачивается на спину, и я замираю, затаив дыхание. Пусть спит… Стою не шевелясь и выхожу в коридор, когда ее дыхание вновь становится мерным.
У двери ванной меня останавливает голос матери:
– Кто там?
– Это я.
– Зайди ко мне.
– Я собираюсь на работу.
– На минуточку, Джослин.
Вхожу в комнату. Шторы распахнуты, мать стоит у окна, наблюдая за рождающейся зарей.
– Слышишь? – говорит она, и я качаю головой. – Это рыжая сова. Ужасный крик – как в бочку. Так и не смогла из-за нее заснуть.
– У меня поезд в…
– Знаю я, когда у тебя поезд. Хотела пожелать удачи. Скажи Фавершему, пусть меня наберет. Не забудь, хорошо? Он мне так и не перезвонил.
– Иди ложись, а то простудишься.
Касаюсь ее плеча, но мать сбрасывает мою руку Нетерпеливо жду, когда она вернется в кровать.
– Антеа придет к семи готовить завтрак, заодно поднимет Руби. А ты до тех пор постарайся поспать. Без четверти девять приедет мама Стэна, мы договорились, что она завезет Руби в школу. Помнишь?
– Разумеется.
Под натянутым по шею одеялом мать выглядит совсем маленькой и хрупкой.
– Откуда у тебя эта блузка? – интересуется она.
Мне не хочется говорить, что это подарок от Ханны. Только не сейчас – мать обязательно скажет какую-нибудь гадость.
– Привезла из Калифорнии. Она у меня давно.
– Ты вроде бы говорила, что у тебя нет ничего подходящего для работы…
– Мне пора.
– Выглядишь замечательно, – добавляет мать.
Комплимент обескураживает меня куда больше, чем ее обычные колкости.
– Ладно, до встречи.
Уже закрываю дверь, когда мать вновь подает голос:
– У меня просьба. Можешь кое-что спросить у Ханны?
– Что именно?
– Спроси, помнит ли она, как мы с ней познакомились.
– Зачем?
– Любопытно, отложилось ли у нее в памяти, в чем я была в тот день.
– Вот возьми и спроси сама! Все, с меня хватит!
Решительно захлопываю дверь. Не могу ее видеть в таком жалком состоянии.
По дороге на работу мне никак не удается расслабиться. Беспокоюсь, как справится Руби, и пишу ей сообщение прямо из поезда.
Как дела с утра? Целую, обнимаю, желаю удачи в школе.
Поступает лаконичный ответ:
Все в порядке.
Немного приободряюсь, когда через несколько минут поступает еще одно сообщение:
Стэн приглашает меня к себе после школы посмотреть на его новую морскую свинку.
Не возражаю, если его мама не против. Я ей напишу.
Та чуть позже подтверждает, что сможет забрать детей после уроков. Матери об изменении плана не пишу – в любом случае она не совсем в себе. Лучше скажу Антеа. У той есть мобильник, правда такой динозавр, в котором периодически заканчивается память. Лучше будет позвонить ей прямо в Лейк-Холл. Так и делаю, выходя из подземки, однако трубку берет мать.
– Можешь позвать к телефону Антеа?
– Она вышла на улицу.
– Когда вернется?
– А что ты хочешь?
– Я лучше поговорю с ней.
– Неужели ты считаешь, что я не сумею передать сообщение? Думаешь, роль секретаря мне не под силу?
– Скажи ей, что Руби после школы поедет к Стэну, так что школьный автобус ждать не нужно. Я сама заберу ее из гостей по дороге с работы.
– Хорошо, передам.
– Запиши, а то забудешь.
– Хочешь сказать, что у меня теперь ни рассудка, ни памяти?
– Делай что хочешь, но Антеа должна быть в курсе.
На всякий случай пишу экономке сообщение, хотя понятия не имею, дойдет ли оно до адресата, и мысленно делаю заметку: попозже перезвонить еще раз. Только с моей матерью самая простая задача превращается в невыполнимую миссию.
Детектив Энди Уилтон
Энди и Максин выбираются из машины.
– Готов? – осведомляется она.
– Всегда готов, – морщится Энди, поглядывая на Лейк-Холл.
Они дергают шнур дверного звонка и прислушиваются к мелодичной трели в глубинах дома, однако к двери никто не подходит.
– Наверное, сначала следовало договориться по телефону, – вздыхает Максин.
Энди молчит, хотя напарница права. Другое дело, что ему не хотелось заранее предупреждать леди Холт о визите. С какой стати, если она ведет себя так, словно все остальные ей не ровня? Они звонят еще раз и уже разворачиваются к машине, когда дверь наконец открывают.
– Чем могу вам помочь? – спрашивает запыхавшаяся женщина средних лет.
Энди отмечает ее наряд: домашний халат, черные
