Няня - Джилли Макмиллан
– Пришел доктор Говард. Может он к тебе войти?
Джослин отдергивает шторы. На улице мрачно; ветер яростно качает верхушки дубов, стекла в оконных рамах дребезжат. Дочь включает свет, взбивает у изголовья подушки – на мой взгляд, слишком грубо, – и я осторожно принимаю сидячее положение.
– Можешь передать мне зеркальце и помаду? Вон ту, розовую.
Как быстро мы начинаем зависеть от других… Стоит только заболеть.
– Оставь нас наедине, пожалуйста, – прошу я Джослин.
Чем меньше она знает, тем лучше. Я должна восстановить свою власть в доме.
Входит Эрик Говард, ставит на пол свой саквояж, на него аккуратно кладет пиджак. Привычная процедура – уже сколько лет он повторяет этот ритуал. Говард стал нашим семейным врачом еще с тех пор, как мы с Александером поженились и переехали в Лейк-Холл. Доктор – щеголеватый мужчина, на несколько лет младше нас с мужем, – внимательно на меня смотрит.
– За вами есть какой-то уход после больницы? К сожалению, я ничего не знал, иначе пришел бы раньше.
– Нет-нет, все хорошо, благодарю. Вот только… мне выписали эти дурацкие пилюли, а я от них себя ужасно чувствую. Все время клонит в сон.
Доктор осматривает меня и бросает взгляд на назначения.
– Напроксен и амитриптилин… Тяжелая артиллерия. Могут быть побочные эффекты: депрессия, спутанность сознания, усталость и постоянное ощущение пребывания в медикаментозном сне. Есть подобные явления?
– Все до единого.
– Насколько сильны боли?
– Терпеть могу, но едва-едва. Нельзя ли чем-то заменить эти препараты? Хорошо бы что-нибудь без побочного действия.
– Можно перейти на обычные безрецептурные обезболивающие. Сейчас это будет вполне логично, хотя, возможно, и рановато. Рана на голове заживает нормально, и все же у вас довольно большие синяки и отеки в местах ушибов.
– Лучше боль, чем постоянный бред.
– Переход на другие лекарства нужно совершать постепенно, не враз.
– Понимаю, доктор.
– И все же пока рано отказываться от сильнодействующих препаратов, Джинни. Я бы оставил их еще на несколько дней.
Говард медлит, но я предпочитаю промолчать. По-моему, он всегда был в меня немножечко влюблен. Нет, наверняка я этого не знаю – всего лишь догадка. Кстати, и Александер подозревал то же самое.
– Приятно вновь увидеть Джослин, – прерывает молчание доктор. – По-моему, у нее все неплохо? Помню, ее частенько беспокоили приступы тонзиллита.
Дочь никогда в жизни не подпускала меня к себе, если ей случалось заболеть. Максимум, что я могла, – стоять в дверях и наблюдать, как Ханна держит ее за руку, а Эрик осматривает маленькую пациентку. Интересно, помнит ли он такие подробности?
– Переросла уже, – пожимаю плечами я.
– Да, так оно обычно и бывает.
Эрик уходит, и в спальню проскальзывает Руби.
– Мамочка говорит, что тебе нужно принимать пилюли, – сообщает она.
– Можешь сделать мне одолжение? Доктор говорит, что мне надо перейти на другие лекарства. Сходи в ванную, вытащи из аптечки коробку с надписью «Ибупрофен» и еще достань парацетамол. Принесешь все мне, хорошо?
Внучка оборачивается мигом.
– Отлично, теперь достань две пилюли ибупрофена.
Руби по одной опускает их в мою ладонь.
– Раз, два, – считает она, а я вспоминаю считалочку, которую Ханна бормотала моей дочери.
Раз-два, не болит голова, три-четыре, ротик шире.
Разных песенок и присказок она знала немереное количество. В последние годы ее пребывания в доме я начала подозревать, что каждой из них Ханна гипнотически заставляла Джослин все больше и больше от меня отдаляться. Мне страстно хотелось самой поучить дочь счету и грамоте, однако ближе к школьному возрасту моя компания ее уже совсем не устраивала. Я читаю – она зажимает уши, показываю картинки в книгах – закрывает глаза… Ей нужна была только Ханна.
– Спасибо, милая моя, – благодарю я внучку за стакан воды и глотаю таблетки.
Рука сама тянется к сильным обезболивающим, однако мне сейчас требуется полная ясность ума. Откуда мне знать, что предпринимает так называемая Ханна, пока я валяюсь в койке? Надеюсь, боль я перетерпеть смогу.
– Только не рассказывай маме, что я пью другие пилюли, договорились? Доктор сказал, что это наш с ним секрет.
– Почему?
– Потому что лекарства – дело личное, – объясняю я. – Твоей маме не обязательно знать все на свете.
– Договорились!
Руби слегка сомневается, но в целом обман ее не слишком тревожит. Она быстро отвлекается, открыв ящик туалетного столика. Остатки моей былой славы тянут ее, словно мотылька на пламя свечи.
– У мамы тоже есть от тебя один секрет! – Тон у Руби самый обычный, не заговорщический, но у меня сердце сбивается с ритма. – Ханна прислала ей новую блузку. Мама нашла ее в магазине, но у нее денег не хватило, вот Ханна ее и купила. Это маме для работы. Красивая, но у тебя вещи куда красивее.
Внучка оборачивается, держа в руках один из украшенных бриллиантами ободков для волос.
– Хочешь поменяться? – предлагаю я.
– На что?
Сделки она обожает, точь-в-точь как ее дед.
– Я скажу маме, что мы с тобой решали задачки по математике, а ты на полчасика дашь мне свой планшет.
– Хорошо, бабушка!
Она бежит за айпадом, затем снова усаживается у туалетного столика и примеряет ободок. Насмотревшись в зеркало, совершает налет на шкатулку с кольцами. Надевает сразу три штуки и восторгается переливающимся в зеркале отражением драгоценных камней.
Я открываю браузер и захожу на поисковый сервер.
Меня чрезвычайно тревожит подаренная дочери блузка. Ход совершенно в стиле Ханны, и я невольно чувствую близкую опасность, хотя какие формы она примет – неизвестно.
Превозмогая боль и медикаментозный туман, пытаюсь сосредоточиться. Уже несколько дней подозреваю, что Ханна могла выжить, несмотря на пробитую голову. Выглядела рана устрашающе, однако вдруг она тогда просто потеряла сознание? А мы в том хаосе решили, что она мертва… Другое дело, что травма головы была не единственной ее проблемой. Пишу в строке поисковика:
Может ли ожить утопленник?
Джо
– Хочу домой, – бормочет Руби.
Время – три утра. Через четыре часа мне на поезд до Лондона. Первый день на новой работе! А дочь пойдет в школу – завтра первое сентября. Для выхода на службу день я выбрала не самый удачный, однако мама Стэна обещала отвезти Руби к началу уроков.
Дочь стоит у моей кровати в пижамных штанишках и белой футболке, на которой расписались все ее одноклассники из Калифорнии. Знаю, что значит «домой». Дом – это не Лейк-Холл. Ее дом – на другом континенте, откуда нас обеих выдернула судьба.
– Иди сюда, милая.
Я откидываю одеяло, и Руби, нырнув ко мне в постель, устраивается удобнее. Ее ноги холодны как лед.
