Безнадежный пациент - Джек Андерсон
Виллнер, ослепленный ярким потоком света, рычит от боли и отшатывается. Пользуясь его секундным замешательством, я кидаюсь к открытой двери, но в следующий миг отлетаю назад, а мое плечо едва не выскакивает из сустава. Очухавшийся Виллнер ловит меня за руку и рывком подтягивает к себе.
Фонарик падает на пол, мои ноги скользят по ковру, когда Виллнер обхватывает меня поперек туловища и выволакивает из комнаты. Тщетно сопротивляясь, я смотрю на крохотный металлический фонарик, который светит мне вслед из лишенной окон комнаты и становится с каждой секундой все дальше.
Дверь комнаты плавно встает на место, и свет фонарика больше не виден. А меня уводят дальше, в темные недра Призмолл-хауса.
Глава 19
– Джулия!
Вокруг меня грохочет автовокзал «Виктория». Огромный несмазанный механизм, в какофонии которого смешивается рев моторов, гул громкоговорителей и шарканье пассажиров. Автоматические двери, закрывшись за мной, впускают в душный, переполненный людьми зал последнюю порцию холодного лондонского воздуха.
Из-за череды внезапных отмен и переносов рейсов на автовокзале настоящее столпотворение. Прибывшие и ожидающие отправки пассажиры зажаты в плотной людской массе. Одни с чемоданами, другие с кофе протискиваются мимо торчащих локтей к табло отправления, чтобы узнать новости.
Я отчаянно лавирую в сутолоке и, стараясь не терять мужества, спешу к твоему автобусу. Похоже, это единственный рейс, который отправляется вовремя.
– Джулия!
Ты оборачиваешься, кудрявые локоны падают на лоб. Когда ты меня замечаешь, растерянность на твоем лице сменяется изумлением. Ты смотришь на меня в упор, и остатки моей решительности как ветром сдувает. Единственная фраза, которую я репетировал, пока мчался сюда, куда-то улетучивается.
– Привет.
– Э-э… привет.
Повисает бесконечная пауза, в течение которой я лихорадочно ищу тему для разговора. Любую тему – лишь бы не признаваться, ради чего я здесь на самом деле.
– Тебе ехать четыре часа? А разве поездом не быстрее? – говорю я первое, что приходит в голову.
В твоих глазах читается насмешка.
– Точно! Поезд! – с неприкрытым сарказмом восклицаешь ты. – И как я об этом не подумала?!
– Я… я понимаю. Автобусом дешевле, да? Причина в цене билета. Ты не обязана…
– Как там пишется это слово? «П-О-И-С-Т»?
– Мне кажется, дело в городе, – объясняю я, сокрушенно качая головой. – За всю поездку я не ляпнул ни одной глупости, но стоило вернуться в Лондон, как уже успел накосячить.
– Ты и там много чего наговорил. Я просто не подавала виду.
– Отлично…
– Шучу! – Ты обезоруживающе улыбаешься. – Хотя, думаю, тебе бы стоило нанять помощника, чтобы общаться с простым народом.
– В смысле, гувернантку?
– Да иди ты к черту! – хохочешь ты. – Это все, что ты хотел сказать? Что мне надо было ехать на поезде? И если мой автобус попадет в аварию, ты скажешь, что предупреждал?
– В таком случае мой совет ехать на поезде будет особенно верен.
Ты раздражаешься не на шутку. Тебя возмущает не столько сказанное мной, сколько тот факт, что я явно недоговариваю. Три года невинной болтовни, шуток и поддразниваний, порой на грани серьезного разговора, – и каждый раз я трусил и спускал все на тормозах. Барьер между нами стал не толще листа бумаги, но все же не исчез. И перспектива разорвать эту бумажную преграду меня ужасала – если что-то пойдет не так, я буду вечно себя корить за ошибку.
«Объявляется посадка на рейс номер 568 до Йорка! Просим пассажиров пройти к платформе номер 14!»
Очередь трогается, я иду рядом, стараясь не отставать. Моя решимость тает, внутренний голос трусливо умоляет потерпеть еще пару метров в неловкой тишине и смириться с меньшим позором, зато не рисковать по-серьезному.
– Кстати! – резко выпаливаю я, отчаянно бросаясь в омут с головой.
И тут ты останавливаешься, и мне уже некуда деваться.
– Ты… ты мне очень нравишься. Не хочешь встретиться, когда я приеду в Йорк?
Ты смотришь на меня целую вечность. Ну вот, приехали. Я только что совершил роковую ошибку. Поставил на кон самую ценную для меня дружбу ради нелепой попытки получить нечто большее. Отважился раздуть уникальную, бесценную искру, вспыхнувшую между нами, а в итоге задул ее окончательно. Я понимаю, что замалчивание и отрицание здорово помогали мне справляться с чувствами.
– Да. Да, с удовольствием! – отвечаешь ты.
Сначала я от волнения не совсем понимаю, что ты сейчас сказала. В твоих глазах читается та же растерянность – ведь и ты рискнула пожертвовать нашими чувствами, чтобы познакомиться друг с другом заново. Я почему-то представляю часы с кукушкой, где каждый час из отдельных дверок появляются два деревянных человечка и, встретившись, целуют друг друга. Наверное, каждый раз они целых пятьдесят девять минут мучаются от страха, что второй человечек не придет на свидание.
– Ладно… хорошо, – бормочу я. Мой мозг просто не в состоянии переварить грандиозность твоего ответа. – Хорошо.
Наш драгоценный момент прерывает объявление об окончании посадки. Я неловко протягиваю к тебе руки, и наше объятие длится чуть дольше, чем следовало бы. Когда мы наконец выпускаем друг друга, твои пальцы скользят по моей руке и на долю секунды нежно пожимают мою ладонь.
И этой доли секунды мне достаточно. Меня захлестывают эмоции, в груди ревет водопад, искрящийся разноцветными красками, я не могу дышать, из легких словно выкачали весь воздух. Случилось невероятное: мои мечты стали явью! Облака рассеиваются, открывая совершенно новый мир, который я считал лишь фантазией.
Я смотрю, как ты заходишь в автобус. Может, обернешься хоть раз на прощанье? Наконец ты оборачиваешься: в твоих глазах читается та же бурная радость, что и в моих. Ты глядишь на меня, и я не чую под собой ног от счастья. Я не могу перестать улыбаться, да и не хочу. Если бы было можно, я бы жил в этом мгновении вечно.
– Джулия! – раздается за моей спиной.
Я озадаченно смотрю назад. Кто-то протискивается сюда сквозь толпу. Снова гляжу на тебя: ты тоже в недоумении.
Автобус опустел, проход на платформу закрыт, пассажиров, и тебя в том числе, вернули обратно на вокзал.
Не успеваю я и рта раскрыть, как незнакомец оказывается рядом.
– Привет!
– Привет, – отвечаешь ты, пока он нервно переминается с ноги на ногу.
Я вижу пятнадцатилетнего себя: угловатое детское лицо, пробивающийся пушок щетины, словно штриховка художника-неумехи, сгорбленная, неуверенная поза подростка, не знающего, как расположиться в
