Майкл Роботэм - Пропавшая
– Вы хотите спросить о тестах? – интересуется она.
– Да, мне нужно более подробное объяснение.
Соскользнув с высокой табуретки, она открывает картотеку и достает ярко-зеленую папку.
– Насколько я помню, результаты были очевидны. Я исследовала ДНК волос и сравнила с предыдущими тестами, проведенными полицейской криминалистической службой, которые, как я полагаю, мне дали вы.
– Да.
– Оба образца, первый и второй, принадлежали девочке по имени Микаэла Карлайл.
– Возможна ли ошибка?
– Совпало тринадцать показателей. Вероятность ошибки – один к десяти миллиардам.
Даже несмотря на то, что я ожидал это услышать, пол внезапно уходит у меня из-под ног. Образцы совпали. Конечно, от этого Микки не начинает дышать, не обретает плоть и кровь. Но это доказывает, что когда-то, не важно, насколько давно, волосы падали ей на плечи или ложились на лоб.
Мисс Фостер просматривает свои заметки.
– Позвольте спросить, зачем вы заказали этот тест? Обычно мы не делаем работу полиции.
– Это была частная просьба матери девочки.
– Но ведь вы детектив.
– Да.
Моя собеседница смотрит на меня в ожидании, но понимает, что объяснять я ничего не намерен. Открыв папку, она вынимает несколько фотографий.
– Волосы с головы, как правило, самые длинные и имеют одинаковый диаметр. Естественно выпавшие волосы слегка секутся, но в нашем случае они были срезаны… – Она показывает на фотографию: – Этот волос не окрашивался и не завивался.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Вы можете определить ее возраст?
– Нет.
– Девочка может быть жива?
В моем вопросе звучит надежда, но мисс Фостер, кажется, не замечает этого. Показывает на другой увеличенный снимок.
– Когда волос взят с тела, находящегося в состоянии разложения, у корня иногда появляется темный круг. Это называется посмертным волосяным кольцом.
– Я его не вижу.
– И я не вижу.
На следующем наборе фотографий представлена открытка. Мне знаком этот текст, эти ровные строчки больших печатных букв.
– Открытка и конверт почти ничего не дают. Тот, кто послал письмо, не лизал марку. И мы не обнаружили отпечатков пальцев. – Она перебирает фотографии. – Почему вдруг все так заинтересовались этим делом?
– О чем это вы?
– На прошлой неделе нам звонил юрист. Спрашивал о тестах Микаэлы Карлайл.
– Он назвался?
– Нет.
– И что вы сказали?
– Ничего. Сказала, что наши тесты конфиденциальны.
Возможно, это был адвокат Говарда, но тогда возникает вопрос, откуда он узнал. Мисс Фостер убирает папку обратно. Я не могу придумать других вопросов.
– Вы не хотите узнать о втором заказе? – спрашивает она.
Мое смущение длится долю секунды, но ее достаточно, чтобы меня выдать.
– Вы ведь не помните, верно?
Мою шею заливает жар.
– Увы. Со мной произошел несчастный случай. В меня стреляли. – Я показываю на ногу. – Теперь я не помню, что произошло.
– Обширная преходящая амнезия.
– Да. Поэтому я здесь. Восстанавливаю прошлое по кусочкам. Вы должны мне помочь. Что было во втором свертке?
Открыв шкаф под столом, она вытаскивает пластмассовую коробку и достает из нее прозрачный пакет. В нем несколько треугольников из оранжевого и розового полиэстера. Купальник!
Мисс Фостер вертит пакет в руках.
– Я провела небольшое расследование. Микаэла Карлайл была одета в такой же купальник в день своего исчезновения, вот почему, как я полагаю, вы попросили меня его осмотреть.
– Я тоже так полагаю, – говорю я, чувствуя, что у меня пересохло во рту.
– Где вы его взяли?
– Не помню.
Она понимающе бормочет:
– Значит, вы мне не скажете, что происходит?
– К сожалению, не могу.
Прочитав что-то в моих глазах, она смиряется с таким ответом.
– Это купальник Микки?
– Мы не смогли обнаружить генетического материала, но нашли следы мочи и кала. К сожалению, их недостаточно для анализа. Однако я выяснила, что партия таких купальников была произведена в Тунисе и продавалась в магазинах и по каталогам летом две тысячи первого года. Три тысячи единиц были ввезены в Англию и проданы здесь, пятьсот из них были этого размера.
Я пытаюсь быстро обдумать услышанное. Несколько треугольников из полиэстера седьмого размера не доказывают, что Микки жива. Говард мог сохранить купальник как сувенир, или кто-то мог найти такой же. Подробности дела широко освещались в прессе. Была даже напечатана фотография Микки в купальнике.
Достаточно ли этого, чтобы убедить меня, что Микки еще жива? Не знаю. Достаточно ли, чтобы убедить Рэйчел? Более чем.
Сжав зубы, я пытаюсь заставить мозг работать. Нога снова заболела. Я больше не ощущаю ее как часть своего тела. Я словно таскаю за собой чужую конечность после неудачной трансплантации.
Мисс Фостер провожает меня вниз.
– Вам лучше вернуться в больницу, – предупреждает она.
– Со мной все в порядке. Послушайте, вы можете провести еще какие-нибудь тесты… с купальником?
– Что вы хотите знать?
– Не знаю: следы краски для волос, волокна, химические вещества…
– Я могла бы попробовать.
– Спасибо.
В каждом полицейском расследовании есть упущенные детали. Большинство из них не имеет значения, и, если удается получить признание подозреваемого или приговор присяжных, эти детали остаются не более чем фоновым шумом. Теперь я постоянно возвращаюсь к первому расследованию, прикидывая, что мы могли упустить.
Мы поговорили с каждым жильцом Долфин-мэншн. У всех, кроме Говарда, было алиби. Он не мог знать точную сумму денег в копилке Микки, если только она ему не рассказала. А вот Кирстен вполне могла знать такую подробность.
Мне нужно снова увидеть Джо. Возможно, его склад ума поможет отыскать во всем этом какой-нибудь смысл. Подчас он соединяет друг с другом разрозненные, несвязанные детали, и все становится простым, как картинка из точек, по которым способен рисовать даже ребенок.
Я не люблю звонить ему в субботу. Большинство людей посвящают этот день семье. Он берет трубку раньше, чем включается автоответчик. Где-то на заднем плане слышен смех Чарли.
– Вы пообедали? – спрашиваю я.
– Да.
– Уже?
– Вспомните, у нас маленький ребенок: кормление и игры по расписанию.
– Не хотите посмотреть, как ем я?
– Всю жизнь мечтал.
Мы договариваемся встретиться в «Перегрини», итальянском ресторанчике в Кэмден-тауне, где кьянти вполне сносен, а шеф-повар с моржовыми усами и оглушительным тенором как будто только что сошел со сцены.
Я наливаю Джо бокал вина и передаю ему меню. Он изучает окружающую обстановку, бессознательно собирая информацию.
– И почему вы выбрали это место? – спрашивает он.
– Оно вам не нравится?
– Почему же, здесь очень мило.
– Ну, здесь хорошо кормят, оно напоминает мне о Тоскане, и я знаю семью владельцев. Альберто здесь с шестидесятых. Это он сейчас на кухне. Уверены, что не будете ничего есть?
– Я закажу пудинг.
Пока мы ждем официанта, я рассказываю профессору о ДНК-тестах и купальнике. Теперь очевидно, что были и другие письма.
– Что бы вы с ними сделали?
– Отнес бы на анализ.
– А потом?
– Спрятал бы в надежное место, на случай, если со мной что-то случится.
Джо кивает и смотрит на свой бокал.
– Хорошо, покажите мне свой бумажник. – Он протягивает руку через стол.
– У меня нечего красть.
– Просто дайте мне его.
Он роется в отделениях и карманах, извлекая квитанции, визитки и кусочек пластика, который оплачивает мою жизнь.
– Итак, представьте на минуту, что вы не знаете этого человека, а просто нашли бумажник на дороге. Что он расскажет вам о своем владельце?
– Что владелец не носит с собой много наличных.
– Что еще?
Это одна из психологических игр Джо. Он хочет, чтобы я ему подыграл. Я беру квитанции, слипшиеся в комок (бумажник побывал вместе со мной в реке) и начинаю отделять их друг от друга. Некоторые прочесть невозможно, но я нахожу несколько чеков за еду на вынос. Вечером 24 сентября – в тот злополучный вечер – я заказывал пиццу. Когда Джо пришел ко мне в больницу и спросил, что я помню последним, я сказал ему об этом.
Глядя на стол, я чувствую тоску. Вся моя жизнь свалена передо мной в кучу. Визитки приятелей по регби, уведомление из Британской газовой компании, что отопительная система в моем доме нуждается в ремонте, почтовая квитанция на заказное письмо, водительские права, фотография Люка…
Этот снимок сделан на побережье в Блэкпуле[68]. Мы ездили туда на день, и Даж упакована в десять юбок и туфли на завязках. Ее волосы спрятаны под шарфом, и она скалится на фотографа, потому что отчим попросил ее улыбаться. Люк висит у нее на руках и смеется. Я стою поодаль, глядя себе под ноги, словно на что-то наступил.
