Майкл Роботэм - Пропавшая
Джо подается вперед. Его серые клеточки гудят, как процессор.
– Вы описываете типичного тайного педофила. Он узнал, что Микки уязвима. Подружился с ней и засыпал похвалами и подарками, покупал игрушки и одежду, фотографировал ее, повторяя, какая она красивая. Наконец дошло и до сексуальной части «мероприятия»: прикосновения исподтишка, борьба на диване. Если педофил не имеет садистских наклонностей, он иногда проводит месяцы, изучая ребенка, располагая его к себе.
– Именно так, они очень терпеливы. Так зачем Говарду тратить все это время и силы на совращение Микки, а потом ни с того ни с сего похищать ее прямо на лестнице?
Рука Джо дрожит, словно освободилась из тисков.
– Вы правы. Педофилы такого типа не нападают, они соблазняют.
Я чувствую облегчение. Как хорошо, когда кто-то с тобой соглашается.
Джо предостерегающе добавляет:
– Но психология – неточная наука. И даже если Говард невиновен, это не возвращает Микки к жизни. Из одного факта не вытекает другой. Что было, когда вы поделились своими сомнениями с Кэмпбеллом?
– Он велел мне отложить на время мой значок и взглянуть на вещи трезво. Думаю ли я, что Микки мертва? Я подумал о крови на полотенце и сказал «да». Все указывало на Говарда.
– Но это не вы его осудили, а присяжные.
Джо говорит отнюдь не покровительственно, но я ненавижу, когда люди придумывают для меня оправдания. Он допивает вино.
– Это расследование стало частью вашей жизни.
– Да, пожалуй.
– Думаю, я знаю почему.
– Не надо об этом, профессор.
Он сдвигает бокал к краю столика, а в середину ставит локоть, предлагая мне соревнование по армрестлингу.
– У вас нет шансов.
– Я знаю.
– Тогда к чему это?
– Вам станет легче.
– Каким образом?
– Вы ведете себя так, словно я вас в чем-то превосхожу. Что ж, вот вам шанс отыграться. Может, тогда вы поймете, что это не соревнование. Я пытаюсь вам помочь.
Я чувствую укол совести. Я вспоминаю горьковатый дрожжевой запах его лекарств, дрожание его руки, и у меня сжимается горло. Джо все еще ждет. Улыбается мне.
– Запишем ничью?
Как бы неприятно мне ни было это признавать, у нас с Джо есть некое родство, некая связь. Мы оба переживаем не лучшие времена. Моя служба подходит к концу, а его болезнь отнимает у него годы. И еще, я думаю, он понимает, каково это – быть в ответе за смерть другого человека. Возможно, это расследование – мой последний шанс искупить вину, доказать, что я чего-то стою, свести баланс в великой книге бытия.
17
Когда такси высаживает меня возле дома родителей Али, на улице уже темно. Дверь открывается сразу – Али ждала меня. На полу среди керамических осколков лежат веник и совок.
– У меня был посетитель, – объясняет она.
– Кибел.
– Откуда вы знаете?
– Он оставил запах своего лосьона. А где твои родители?
– В гостях у моей тети Мины – они скоро вернутся.
Али достает пылесос, а я собираю осколки в мусорное ведро. Она одета в сари, которое, кажется, владеет ею в той же степени, что и она им. От ее одеяния исходит запах специй, сандала и жасмина.
– Чего хотел Кибел?
– Мне предъявлено обвинение в нарушении устава. Полицейские, находящиеся в отпуске, не имеют права участвовать в частных расследованиях и носить огнестрельное оружие. Будет проведено слушание.
– Сочувствую.
– Не беспокойтесь об этом.
– Нет, это моя вина. Мне не следовало использовать тебя.
Она сердится:
– Слушайте, я уже большая девочка и сама принимаю решения.
– Думаю, мне лучше уехать.
– Нет! Я рискую вовсе не блестящей карьерой. Я охраняю послов и дипломатов, вожу их избалованных детей в школу, а их жен – за покупками в «Хэрродс»[70]. В жизни есть вещи поважнее.
– А что ты хотела бы делать?
– Мало ли… Я могла бы открыть свой бизнес. Возможно, вышла бы замуж…
– За «новичка» Дэйва?
Она не обращает внимания на мои слова.
– Больше всего меня достает политика – и уроды вроде Кибела, которых давным-давно пора уволить, а они только получают повышения. Он расист, шовинист и придурок!
Я смотрю на разбитую вазу.
– Ты его ударила?
– Промахнулась.
– Жаль.
Она смеется, и мне хочется ее обнять. Но я упускаю эту возможность.
Али ставит чайник и открывает пакет шоколадного печенья.
– Я сегодня нашла кое-что интересное, – говорит она, обмакивая печенье в кофе и облизывая пальцы. – У Алексея Кузнеца есть моторная лодка. Он держит ее в гавани Челси и использует для корпоративных вечеринок. Шкипер серб, живет прямо на судне. Я могла бы задать ему пару вопросов, но подумала, что, наверное, надо действовать осторожнее.
– Хорошая мысль.
– Есть еще кое-что. Алексей в последнее время продает свои акции и доли в компаниях. Его дом в Хэмпстеде тоже выставлен на продажу.
– Почему?
– Моя подруга работает в «Файнэншл таймс». Она считает, что Алексей ликвидирует собственность, но никто не знает зачем. Поговаривают, что, возможно, он должен расплатиться с долгами или же готовится к большому делу.
– Продавая дом.
– Он выставлен на продажу в последние месяцы. Возможно, нам удастся вскрыть фундамент и найти, где он замуровал живьем своего брата.
– Александра же распотрошили.
– Наверное, это было до того, как его окунули в ванну с кислотой.
Мы оба сухо смеемся, сознавая, что в этих легендах достаточно правды, чтобы они жили.
У Али есть что-то еще, но она некоторое время молчит, подогревая мое любопытство.
– Еще я проверила Кирстен Фицрой. Помните, она говорила, что заведует агентством по найму в Западном Лондоне? Им управляли из здания в районе Мэйфэйр[71], арендованного компанией, которая была зарегистрирована на Бермудах. Восемь месяцев назад срок аренды истек, и все счета были оплачены. С тех пор всю корреспонденцию направляют в офис в Сохо, откуда пересылают швейцарской юридической фирме, которая представляет интересы официальных владельцев – компании, располагающейся в Неваде.
Подобные схемы кажутся чересчур запутанными всем, кроме инспекторов из министерства торговли. Единственной причиной появления таких сложных структур является желание что-то спрятать, укрыться от уплаты налогов или избежать ответственности за финансовые нарушения.
– По словам соседей, агентство иногда выполняло частные услуги, но в основном оно предоставляло работников на небольшой срок. Сохранились записи об официантках и танцовщицах, однако нет никаких документов и налоговых записей. Большинство работников – женщины с иностранными фамилиями. Возможно, нелегалы.
Мне это говорит и о другом: царство соблазна влажных бедер, упругих бюстов, изогнутых обнаженных тел. Секс и деньги! Неудивительно, что Кирстен могла себе позволить антикварные доспехи и средневековые мечи.
Али достает свои заметки и пристраивается на диване, потирая ступни во время чтения.
– Я проверила документы на квартиру Кирстен. Хозяйка купила ее всего за пятьсот тысяч, за половину рыночной стоимости, у частной компании под названием «Далмейшн Инвестмент». Основным держателем акций этой компании является сэр Дуглас Карлайл.
Я невольно вздрагиваю. Откуда Кирстен и сэр Дуглас знают друг друга? И почему он был так щедр к ней?
– Возможно, он пользовался услугами ее компании, – предполагает Али.
– Или она оказала ему другую услугу.
Быть может, я недооценил Кирстен. Мне ее дружба с Рэйчел всегда казалась странной. У них было слишком мало общего. Рэйчел стремилась сбежать от денег своей семьи и своего безоблачного детства, а Кирстен с таким же рвением стремилась подняться по социальной лестнице и завязать знакомства в престижных кругах. Она переехала в Долфин-мэншн всего через несколько недель после Рэйчел, и они подружились. Брали друг у друга деньги, общались, обменивались одеждой.
Сэр Дуглас знал о том, как пьяная Рэйчел упала в ванной и как Микки провела ночь на полу рядом с ней.
У него был шпион, свой человек – Кирстен. Полмиллиона фунтов – приличная плата за то, что следишь за соседкой. Этого достаточно, чтобы обосновать похищение, это также объясняет, почему кто-то хочет найти Кирстен.
Али берет мою чашку.
– Я знаю, вы не согласны, сэр, но я все равно думаю, что это фальшивка.
– А мотив?
– Жадность, месть, стремление освободить Говарда – все, что угодно.
– А при чем здесь Кирстен?
– Вы сами сказали, что у нее была возможность. Она знала достаточно подробностей, будучи близка к Рэйчел, и вполне могла закрутить эту интригу.
– Но стала бы она так поступать с подругой?
– Вы имеете в виду ту, за кем она шпионила? Мы можем спорить всю ночь и все равно не найдем ответа, который объяснил бы все известные нам факты.
