Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор
— Почему же Павел это отрицает?
— Потому что Паша не считает нужным что-то доказывать. Он невиновен. Доказывать должны прокуроры, а не он. Это его позиция, и я его за это уважаю.
Она не врет, глаза по горизонтали влево. Обращается к аудиальной памяти, значит, на эту тему был разговор с Павлом. Так, нет, стоп, остановись. Нельзя только по глазам делать выводы. Это дополнительная информация, а не стопроцентный факт. Только в сериале «Обмани меня» разговор со свидетелем происходит в стерильной обстановке, где ему просто некуда смотреть и глазодвигательные реакции чистые и непорочные. В обычной жизни человек может посмотреть вправо не потому, что врет, а потому, что там кошка сблевала шерсть или молоко из кастрюли побежало.
— Было бы намного проще, если бы Павел объяснил ситуацию, — возразил я.
— Ну не будет он этого делать, — ответила Кира с нажимом.
— И это странно, Кира. Кажется, что ему просто нечего сказать, понимаете? Так это воспринял суд.
— Вот ваша задача как раз доказать, что все не так!
— Моя задача — составить профиль преступника и доказать, что Павел под него не подходит, — ответил я. — А пока все, что у меня есть на руках, свидетельствует об обратном. Он идеально вписывается.
— Не может быть.
— Но это так.
Взгляд у Киры стал настороженным. Она взяла чашку, налила в нее чай и поставила перед собой.
Я, конечно, лгал. Уже было ясно, что Павел не убийца. Но об убийствах он знал. И мне нужно было понять, почему он не пошел в полицию, почему позволил себя оговорить и сел в тюрьму. Почему он покрывает преступника?
Диана принялась тереть пятно на рубашке, я предпочел на это не смотреть. Но краем глаза заметил, что в кармане рубашки у Дианы лежит телефон. Странно, она обычно его держит в руках, не выпуская ни на мгновение.
— Давайте ваши вопросы, — сказала Кира.
Диана оставила рубашку в покое и включила диктофон.
У меня не создалось ощущения, что Павел Отлучный — идеальный семьянин, как заявляли Кира и другие свидетели со стороны защиты в уголовном процессе. Кира, конечно, пыталась его таковым представить, однако дьявол, как всегда, напортачил с деталями.
В их семье «плохим полицейским» была именно Кира, а это значит, что на ее плечах лежало бремя непростых решений, вроде лишить Илону всего компьютерного имущества, чтобы она впредь думала, чем рискует, когда не отвечает на уроках в школе. При этом ответственность за домашку тоже была на Кире, поскольку график Павла не способствовал привитию дисциплины ребенку. Получается, что в глобальных вопросах отец присутствовал как символ власти, фактическим же правителем была и остается Кира.
В отношении малышей — она же. Ну, понятное дело, отводят в сад и школу няни, забирают тоже. Но контролировать-то процесс мог бы и Павел. И снова — нет, поскольку его график не предполагал надежности. Он мог лететь в то время, когда нужно было проследить за детьми.
Зато Паша занимался платежами. Потому что эту часть общих обязанностей можно выполнять с любым графиком. Он погашал все счета, вел семейный бюджет, выбивал скидки и льготы. Он же занимался формированием семейного фонда — накопления и имущество. Зарегистрировался на фондовой бирже, получил статус квалифицированного инвестора, подбирал акции, облигации, вкладывал в них выделенные деньги и контролировал, чтобы фонд рос и пополнялся за счет дивидендов и купонов. У них была еще одна квартира — сдачей ее внаем также занимался Павел.
Не реже одного раза в месяц детей куда-то нужно было выводить: зоопарки, театры, цирки. Делал это Паша, причем с большим удовольствием.
Вот примерно про походы в зоопарк на суде и говорили. Показывали фотографии, где Павел с младшей дочерью на шее стоит возле жирафа, а рядом Илонка и ее средняя сестра тянут отца за края футболки в разные стороны. Идеальный семьянин!
Кира настолько подробно и тщательно описывала эту часть жизни мужа, что мне стало даже как-то неудобно. Она словно оправдывалась за то, что Павел в чужих глазах выглядит не таким уж превосходным отцом и мужем, каким она сама его видит.
— У Павла бывали депрессии? — спросил я.
— Нет, никогда, — ответила Кира. — Он никогда не падал духом. Не ныл, что все плохо и жизнь кончилась. Даже когда у нас были проблемы с беременностью — второй дочерью, — Паша был бодр, оптимистичен и говорил мне каждый день, что ничего страшного не произойдет, даже если у нас родится дочь-инвалид. И он был прав. Ничего страшного не произошло. Все поправимо.
А вот этого в материалах дела вообще не было. У Отлучного ребенок-инвалид? Что это значит для дела? Если инвалидность сопряжена с круглосуточной помощью, то это очень серьезный аргумент в пользу Павла, потому что любящий родитель будет стремиться продлить свою жизнь, чтобы заботиться о ребенке, который сам этого сделать не может. Тогда Павел вполне мог стараться держаться подальше от дурно пахнущей истории с трупами стюардесс. Но логичнее было бы заявить в полицию и обложить себя государственной защитой. И это никак не вписывается в дальнейшее развитие событий с оговором и молчаливым принятием. Как он собирался заботиться о ребенке, находясь в тюрьме?
С другой стороны, кто сказал, что Павел именно любящий родитель? И кто сказал, что средняя дочь Отлучных нуждается в непрестанной заботе? Инвалидность бывает разной.
— Кира, не хочу показаться бестактным, но вынужден спросить. Вы сказали, что ваша средняя дочь с инвалидностью. Она нуждается в постоянном уходе в связи с этим? — спросил я.
Кира улыбнулась и ответила спокойно:
— Нет, не нуждается.
В принципе, этого вполне достаточно. Но надо было сформулировать вопрос иначе, чтобы выяснить, в чем именно заключается неполноценность девочки… Как это сделать теперь? Никак. Любые вопросы будут излишними.
— Понял, спасибо. Вернемся к Павлу. Резкие смены настроения для него характерны?
— Нет, Паша — очень стабильный человек. Если у него и бывали плохие настроения, то его не шатало из стороны в сторону. Скажем, просыпался не в духе, весь день ходил немного подавленным. Что ему не мешало преодолевать препятствия и творить день ровно таким, каким он его спланировал. Паша очень целеустремленный мужчина.
— Если страдать, так весь день?
— Ну, не страдать, — рассмеялась Кира. — Он вообще никогда не страдает. Бывает, что просто нет настроения, и да, на весь день. А наутро снова все хорошо.
— А как часто такое случается?
— Очень и очень редко, — сказала Кира. — Сейчас, наверное, чаще. Когда человек в тюрьме, это способствует, сами понимаете.
— А можете чуть подробнее рассказать про плохое настроение у Павла? Это случалось после рейсов? Перед ними? После каких-то событий? Или ни от чего не зависело? — спросил я.
Кира призадумалась.
— Знаете, скорее, что ни от чего это не зависело, на мой взгляд. Я помню один день, когда Паша посреди отпуска прям совсем себя в руки взять не мог. Мы были на отдыхе, в Таиланде. Как понимаете, никаких рабочих рейсов запланировано не было. Мы плавали в божественно теплой воде, наслаждались солнцем, сочными тропическими фруктами, свежайшими морепродуктами. Все было прекрасно. И тут в один день Паша проснулся какашкой. Мы это так называем, наши плохие настроения. Вот какашка — и все, никаких причин. И помочь нечем, надо просто перетерпеть. К концу дня он уже и сам устал от этого. Наутро все было снова прекрасно! Я запомнила, потому что в отпуске мы обычно оттягиваемся на полную катушку и никогда такого не было. Только в тот раз.
— И никакие земные удовольствия это исправить не могут? — спросил я.
Кира снова задумалась.
— Не уверена, — наконец ответила она. — Но вот в тот именно день мы ничего особо и не пробовали. Провалялись на пляже. Ну, очень условно провалялись. Когда ты с детьми, то иной раз не можешь себе позволить роскошь есть ножом и вилкой, не то что валяться в свое удовольствие.
— А когда был тот отпуск?
