Оке Эдвардсон - Зов издалека
— Да.
— Это для нее очень важно. Она куда более одинока, чем тебе кажется.
«А почему бы вам тогда не вернуться?» — подумал Эрик.
— Они с девочками собираются нас навестить в октябре.
— Это хорошо…
— Ты не забыл, что в октябре у нее сорокалетие? Представь только — сорок лет!
— Серьезная дата.
— Твоя старшая сестра.
— Мама, я…
— Мне уже просто неудобно опять просить тебя приехать. Это нехорошо с твоей стороны, Эрик. Мы очень хотим тебя видеть. Особенно отец.
Он не ответил. В трубке послышался какой-то шум. Испанская птица. Или порыв испанского ветра.
— Не знаю, что я должна сделать, чтобы ты приехал.
— Тебе ничего не надо делать, мама.
— А я и не могу.
— Давай не будем про это говорить.
— А ты не мог бы позвонить в следующие выходные?
— Я постараюсь.
— Ты никогда не звонишь. Глупо даже просить. А как у тебя с Ангелой?
Вопрос застал его врасплох. И что на это ответить?
— Вы все еще встречаетесь?
— Да.
— Как бы хотелось на нее посмотреть…
Эстер Бергман стояла у дверей магазина и разглядывала большую доску объявлений. Молодцы. Раньше ее не было. Единственная на всю округу.
Сумка была тяжелой — она накупила еды на несколько дней. По нынешним временам стало куда трудней найти то, что хочешь. Все новые и новые товары… Кто их покупает? Наверное, приезжие из далеких стран. Странные какие-то овощи, консервы… Она ест не так уж много овощей, а эти-то… что это за овощ она видела? Ни переда, ни зада, даже как резать и то непонятно.
Она с трудом стала читать объявления. Община проводит спевку. Надо бы пойти. Владельцы недвижимости устраивают праздник для жителей, но, похоже, не для всех. А почему? Полиция прилепила объявление: кто-то исчез. Теперь вечно кто-то исчезает… Она вспомнила рыжую девочку и ее светловолосую мать. Тихие такие… и где они теперь? Эта рыженькая… она так забавно играла в песке. На нее было приятно смотреть, сидя у окна.
Интересно, куда они уехали? Жаль, она так и не поговорила с девочкой. Вот так… то того жаль, то этого. Много чего жаль, когда стареешь. Потому так и плохо быть старой. Настоящие старики и старухи жалеют, что сделали в жизни что-то ненужное. А у нее все наоборот. Жаль, что у нее нет детей. Может, это и не ее вина, может, у Эльмера чего-то там не хватало. Но он не хотел ходить по врачам, а она послушалась. Зря послушалась. Знать бы тогда, что состаришься и будешь сидеть да горевать… не о том, что сделала, а о том, чего не сделала. Тосковать о несовершенных грехах.
Она еще раз с трудом прочитала объявление. Почему бы им не напечатать буквы покрупнее? Хотите, чтобы читали, пишите нормальными буквами.
Она пошла домой. Опять вспомнила о рыженькой и удивилась — что это я все время о ней думаю?
На доме, где помещалась контора управления недвижимостью, тоже висело объявление. Здесь-то хоть буквы крупные. Жилищные вопросы. С понедельника по пятницу с восьми до девяти, а по вторникам еще и с шестнадцати до восемнадцати. Что это за «жилищные вопросы»? Она не знала. Но наверное, тому, кто решает «жилищные вопросы», известно и кто куда переезжает. Вот завтра она пойдет и спросит. А то так и будет ходить и думать — когда они переехали и куда? Рыженькая с матерью?
26
Ночью жара спала. Винтер проснулся и мгновенно почувствовал — воздух в квартире изменился. Пахло по-другому, было сумрачно и прохладно. Лето, дожив до глубокой старости, скончалось, и природа с облегчением справляет поминки.
Он спустил босые ноги на еловые доски пола. Пол был тоже прохладным. Зевнул — вчера засиделся допоздна за компьютером. Ноутбук так и стоял открытым на столе в гостиной. Вся обстановка выглядела сегодня совершенно по-иному. За четыре месяца он привык к яркому, беспощадному свету, от которого некуда скрыться. Сейчас квартира казалась пасмурной и таинственной, словно он во сне переехал в другую. Куда-то подевались резкие тени на стенах и полу, освещение стало мягким и рассеянным.
Он вышел в кухню и поднял жалюзи. Небо затянуто жемчужно-серой пеленой. Маркизы в кафе на другой стороне парка блестят под невидимым дождем. Прошел трамвай, рассекая лужи, словно катер, и даже с похожим звуком. На противоположной стороне улицы мальчик гуляет с собакой. А может, и не мальчик, а девочка. Одним словом, ребенок. Ярко-желтый дождевик и такая же зюйдвестка. Ярко-желтый ребенок неизвестного пола. Собака покаталась по траве, отряхнулась, окатив прохожих тучей брызг, неуклюже прыгнула на хозяина и лизнула в нос.
Он надел халат, прошел в гостиную и открыл окно. Шипение плещущей из-под колес воды создавало ощущение, что он вышел из каюты на палубу. В комнате было тепло, но термометр за окном показывал меньше двадцати.
Он глубоко вдохнул и понял, что чувствует себя превосходно. Сонливость как рукой сняло. Тяжкая, давящая жара последних недель вогнала его чуть ли не в депрессию.
И не только его. Люди в такой зной теряют рассудок. Эта идиотская перестрелка, отец с сыном в автобусе…
Драма с малолетним заложником закончилась вполне мирно. Парень оставил оружие в салоне и вышел с понурой головой. Мальчик выглядел веселым и бодрым, держал отца за руку и махал матери, которая тоже умоляла мужа сдаться.
Им пока разрешили остаться. Адвокат написал обжалование в миграционное управление, но вряд ли им дадут вид на жительство. Правительство придерживается твердой линии. Отчаяние воспринимается властями как попытка шантажа.
Винтер посмотрел на запад — все то же. Ни единого просвета. А когда повернул голову, мальчика с собакой уже не было. Суббота, девять утра. Накануне он решил побыть дома. Вечером у него опять кружилась голова — недолго, две-три секунды. Переутомление. Лучше дать себе передышку и хоть денек посидеть в тени.
А сегодня все по-другому — ни солнца, ни тени. Не было и чувства, будто земля уходит из-под ног. И никаких головокружений. «Я, оказывается, куда больше северянин, чем предполагал, — решил Винтер. — Мне нужна прохлада, а порой и холод. Тогда я могу работать по-настоящему. Но искупаться в море тоже неплохо… иногда».
Он пошел умыться. Даже здесь, в ванной, несмотря на полное отсутствие окон, освещение казалось другим. Как это возможно? Наверное, дело в глазах. Он посмотрел в зеркало — глаза ясные, никаких красных прожилок, то и дело появлявшихся в последнее время.
Вернулся в гостиную и долго глядел на экран компьютера, не прикасаясь к клавиатуре. Ночью он попытался рассортировать и проверить материалы, и главные, и неглавные, словно железнодорожный смотритель на станции, методично проверяющий все ветки — основные, запасные, тупиковые. Что могло быть упущено? Каждый след где-то кончался. Он уже несколько раз побывал на месте обнаружения трупа — вдруг они чего-то не заметили. В канаве. В траве.
Много времени ушло на проверку так называемых сигналов от общественности. Тридцатилетние светловолосые женщины… Кто-то видел их при «загадочных» обстоятельствах, кому-то они казались не в себе, внушили подозрения… Их было довольно много, но ни один след не привел к… Хелене.
Винтер послал запрос в Интерпол. Раньше он туда не обращался, и, наверное, правильно делал — никаких результатов. Вряд ли она прибыла из какой-то другой страны. Все пломбы в зубах сделаны в Швеции, в том числе и поставленные в детстве. Конечно, она могла какое-то время жить и за рубежом, но это совсем другое.
Он обзвонил полицейские управления по всей стране. У него появилась пара сотен новых корреспондентов в «Group wise».[13] Электронная почта, разумеется, большое благо, но и источник стресса. Никогда в жизни ему не приходилось получать и писать столько писем.
Они несколько раз говорили с мальчиками насчет лодки. Те, очевидно, ничего не утаивали, но их лодкой кто-то воспользовался. Скорее всего именно эту лодку Андреа Мальтцер видела в ту ночь на озере. Если видела… Он несколько раз мысленно возвращался к их разговору. Что-то… он точно не знал, что именно — что-то не стыковалось в ее рассказе. С чего она пошла пешком? Могла же вызвать такси прямо на парковку… Может, она все же хотела потом вернуться и воспользоваться машиной фон Холтена?
А может, она была там не одна?
Именно эту последнюю фразу он написал ночью, когда еще не спала жара: «А может, она была не одна?» Она, эта фраза, и красовалась сейчас перед ним на экране — крупным шрифтом, посреди протокола допроса Андреа Мальтцер.
Двое полицейских день и ночь работали с компьютерной базой данных — искали таинственный «форд-эскорт» в определенном им, Винтером, регионе. Начали с регистрационных номеров, начинающихся на «Н». И здесь стопроцентной уверенности не было, но с чего-то же надо начинать. Или это просто… самоуспокоение? Безымянная Хелена… Никуда они не сдвинутся, пока не станет известно, кто она. Он это знал точно. Знали и другие.
