Оке Эдвардсон - Зов издалека
— Долго живу? Как построили дом, так и живу…
Они действительно переехали сюда в 1958 году, когда все было новеньким и светлым. Эльмер не рассказывал, откуда взялись деньги, а она и не спрашивала. Она никогда и ни о чем не спрашивала. Глупо. Надо было интересоваться.
— Госпожа Бергман промокла…
— Вот я и говорю — войти-то можно? Хочу спросить кое о чем…
— Конечно! Давайте руку. Я вам помогу подняться по лестнице.
В кабинете горела настольная лампа. На столе — ворох бумаг. Зазвонил телефон, но девушка была занята — помогала Эстер устроиться на стуле поудобнее. Она могла бы и сама, но… почему бы нет?
Телефон звонил долго, потом замолк, и только тогда девушка сняла трубку.
— Кто-то уже повесил трубку, — удивилась Карин Сольберг и внимательно посмотрела на Эстер.
Чему это она удивляется? Звонков пятнадцать было, не меньше.
— Погода-то как переменилась, — неожиданно сказала Карин.
Эстер Бергман не ответила. Она обдумывала вопрос, и ей было не до погоды.
— Приятно, правда? После такой жары…
— Я хочу спросить, — решилась наконец Эстер. — Там, у нас во дворе… жили девочка с мамой… в квартире с торца. Может, вы знаете, куда они делись?
Девушка смотрела непонимающе. Ей, похоже, хотелось продолжить разговор о погоде. Смотри-ка, раньше только старики говорили о погоде, а теперь, видно, и молодые тоже…
— Маленькая такая девочка… рыженькая.
— Что имеет в виду госпожа Бергман?
— Да вот как раз и имею в виду — давно я ее что-то не видела. Рыженькую. И маму не видела. Потому и спрашиваю.
— А они… знакомые госпожи Бергман?
— Нет… какие знакомые… А что, незнакомых нельзя искать?
— Ну почему… Но вы хотите что-то про них узнать?
— Я же говорю — давно не видела… А вы?
Карин Сольберг встала, подошла к шкафу, достала небольшую папку и положила перед Эстер.
— Здесь список квартир в вашем доме. С триста двадцать шестой по четыреста восемьдесят шестую.
— Да… и…
— Госпожа Бергман говорит о маленькой девочке с рыжими волосами… А ее мать? Как выглядела мать?
— Откуда мне знать, мать или не мать? Вроде мать… Волосы светлые… а больше-то и не скажу. Я с ней и не общалась ни разу.
— Мне кажется, я их помню, — сказала Карин. — Не так много рыжих.
— У нас-то во дворе? Совсем нет. Она одна и была.
— Мать-одиночка с ребенком… — ни к кому не обращаясь, произнесла Карин Сольберг, роясь в бумагах.
— Я видела объявление, — вдруг сообразила Эстер. — Полиция повесила.
Девушка оторвалась от чтения.
— Что вы сказали?
— Объявление висит на магазине. Кого-то разыскивают. — Почему-то раньше Эстер об этом не подумала. — Молодую женщину со светлыми волосами.
— Вот как?
— А они вам не дали такое объявление? Полицейские? Должны были дать.
— Я была в отпуске. И у нас тут был ремонт… Чувствуете, госпожа Бергман? До сих пор краской пахнет.
— Нет… я не чувствую.
Карин Сольберг опять углубилась в бумаги.
— У нас несколько одиноких матерей с детьми… У той был только один ребенок? Эта рыжая девочка?
— Ну да… У мамы волосы светлые, а девочка рыженькая.
— Я имею в виду не это… У нее был только один ребенок? Мужа вы не видели?
— Нет… мужа не видела. И других детей не видела. Только эту, рыженькую.
— И вы не знаете точно, в каком подъезде они жили?
— Нет… от меня не видно. Где-то с торца.
Девушка еще раз перелистала бумаги и вытащила один лист.
— Скорее всего квартира номер… Может быть… — Она подняла глаза на Эстер. — Ищу возможные квартиры и персональные номера…
С подобными вопросами к ней обращались не в первый раз. Весной один жилец обратил внимание, что давно не видел соседа, хотя свет в квартире горит. Через неделю он позвонил в контору. Карин Сольберг пошла по адресу. На звонок никто не ответил. Она приоткрыла почтовый люк на двери — на полу в прихожей валялся целый сугроб газет, реклам и писем. Родственников не нашлось. Она обратилась в полицию. Старика обнаружили мертвым — он так и сидел в кресле. Только потом она вспомнила и удивилась, что никакого запаха не почувствовала.
Она продолжала водить ручкой по колонкам таблицы.
— Есть что-нибудь?
— Это может быть Хелена Андерсен… Наверное, госпожа Бергман спрашивает насчет Хелены Андерсен, — сказала Карин и пробормотала номер квартиры, который Эстер не расслышала. — Через два подъезда от вас.
— А у нее рыжая девочка?
— Здесь таких данных нет, — улыбнулась Карин Сольберг. — Но… подождите-ка… здесь написано, что у нее маленькая дочь по имени Йенни.
— Йенни?
— Да… может, это их вы и ищете. Но я не скажу, как они выглядят, пока не увижу.
— Как же вы увидите, когда их нет? Они уехали…
— А когда вы видели Хелену Андерсен в последний раз? Или дочку?
— Как теперь вспомнишь… С месяц, наверное. Когда жара стояла. И потом еще долго было жарко. А теперь погода испортилась, хотя мне-то даже и лучше…
— Они могли отправиться в отпуск. Или к знакомым. К родственникам.
— Уж больно долго…
Карин Сольберг сделала жест, из которого Эстер поняла, что девушка вполне допускает такую возможность — ну что ж, некоторые уезжают и надолго.
— Я думала, они переехали…
— Нет. Они не переезжали.
— Не переезжали… но их нет. Долго уже… с месяц или больше.
— Давайте сделаем так: сходим туда и позвоним в дверь.
— И что тогда? Если они откроют… что мы скажем?
— Придумаю что-нибудь, — улыбнулась девушка.
Эстер Бергман не решилась идти с Карин и пошла домой. Карин позвонила в квартиру. Никто не открыл. Позвонила еще раз и приложила ухо к двери — звонок работает. Приподняла почтовый люк — рекламы, какие-то письма… не так много.
Она спустилась по лестнице и пересекла двор.
Эстер Бергман открыла сразу, как будто стояла за дверью и дожидалась, пока девушка вернется.
— Там никого нет.
— А я что говорю? Я все время твержу: там никого нет.
— Какая-то почта лежит в прихожей, но этому много объяснений.
— Я бы хотела услышать одно…
— Я могу сделать для госпожи Бергман вот что… — «И для себя тоже, — подумала она. — Мне бы тоже хотелось понять, в чем дело». — Я могу пойти в фирму, которой принадлежит дом, и узнать, заплачено ли за квартиру.
— А им это известно?
— Уже середина сентября… Узнаем заодно, если не заплачено, посылали ли Хелене Андерсен напоминания.
— Я-то все думаю о рыженькой…
— Госпожа Бергман… вы понимаете, о чем я говорю?
— Не глухая… и из ума если и выжила, то не совсем… Идите в вашу фирму. Это правильно.
Плата за квартиру поступила в конце августа. С опозданием на день, но перед этим как раз были выходные. Как бы то ни было — почтовый перевод пришел меньше двух недель назад. Хелена Андерсен, очевидно, получая счет за квартиру, сразу шла на почту и платила. Здесь многие так делают — идут в почтовую контору на Ленсмансторгет и платят.
Эстер Бергман сказала, что мамы с дочкой давно не видно. Все, конечно, относительно… Старики говорят одно, а думают другое. «Как и все прочие», — мысленно улыбнулась Карин Сольберг… Но старикам неделя может показаться месяцем… или наоборот. У стариков время тянется медленно, а им часто кажется, что быстро. Карин иногда думала о стариках — как они сидят в одиночестве со своими мыслями. Им, наверное, так много всего хочется рассказать… И может, еще больше они хотят утаить.
Она подошла к своей конторе. Прием окончился. Она представила себе дверь Хелены Андерсен и попыталась вспомнить лицо. Ничего не вышло. Рыжая девочка… Может, она и видела ее когда-то, но не запомнила. Слишком много лиц приходится наблюдать, а сейчас она вернулась из отпуска, масса новых знакомств… ну и все такое прочее.
Эстер Бергман не в маразме. Здоровье у нее, конечно, так себе, но она умна и мыслит вполне логично. Наверное, ей было нелегко собраться и прийти к ним в контору. И если она говорит, что не видела маму с дочкой уже давно, скорее всего так оно и есть. Только что это значит? За квартиру заплачено. Они же не должны круглосуточно сидеть дома.
Могла встретить мужчину, подумала Карин Сольберг. Встретила мужчину и переехала к нему, но свою квартиру пока оставить не решается. Мало ли что. Скажем, эта Хелена Андерсен не особенно доверяет мужчинам, поскольку с ней уже такое бывало. Очень может быть. Весьма вероятно. Такое случается сплошь и рядом. Карин посмотрела на безымянный палец. Полоска от обручального кольца все еще заметна.
Она взглянула на памятки на стене, вспомнила слова Эстер и пошла в магазин. На доске объявлений действительно висел плакатик. Ламинированный — полиции, очевидно, было важно, чтобы текст не смыло первым же дождем. Среди других пожелтевших и полусмытых объявлений полицейская афишка блестела и отсвечивала как новенькая. Как же я ее раньше не замечала? Наверное, солнце было слишком ярким…
