Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Туман начинал сгущаться, и открывшаяся взору картина выглядела почти красивой: парковка была окружена светлым ореолом, сквозь который пробивался рассеянный оранжевый свет фонарей, словно окруженных туманными абажурами. Очертания автомобилей расплывались, отчего машины казались стадом каких-то невиданных животных, собравшихся к вечеру в стойло и готовящихся уснуть, а деревья — обычные каштаны, с которых уже облетела листва, — походили на загадочные экзотические скульптуры.
Туман наполовину скрыл окружающие здания, отчего деревья и кусты стали казаться выше, но этот вид не понравился Одри и даже отбил у нее аппетит — она перестала грызть яблоко.
* * *Одри осторожно углубилась в туманное сердце Лавилль-Сен-Жур. Она еще не была как следует знакома с его дорогами, особенно в центре, представлявшем собой лабиринт узких запутанных улочек, и к тому же не привыкла ездить в таком густом тумане. Она старалась оставаться нечувствительной к окружающему ее зрелищу: провинциальный город, замирающий в объятиях осеннего вечера, нечеткие очертания домов, яркий свет прожекторов, освещающих снизу каменные стены с рельефными узорами, влажная брусчатка и отражающаяся в ней затейливая игра отблесков фонарей на площади перед мэрией (отцы города решили использовать местные климатические особенности в эстетических целях), — словом, целый таинственный заколдованный мир, как будто выпавший из времени со своими арками, галереями, горгульями на соборе Сан-Мишель, высокой зубчатой башней городского отеля, мощными стенами старинных зданий…
Одри проехала через центр, и теперь, когда дорога постепенно уходила вверх, пелена тумана становилась тоньше и прозрачнее. Рошфоры жили в шикарном предместье — по крайней мере, так этот район здесь назывался, что немало удивило Одри: для такого маленького городка само понятие «предместье» казалось абсолютно неподходящим.
Она миновала кварталы современных многоквартирных домов, окруженных деревьями и газонами и напоминающих ее собственный дом, и поднялась еще выше. В городе проживали не больше тридцати тысяч жителей, но территория Лавилля была сильно растянута и занимала часть равнин, окружавших впадину, в которой находился центр.
Вскоре многоквартирные, встречаясь все реже, сменились буржуазными отдельными домиками, похожими на те, что окружали парк, но более просторными, хотя и не такими красивыми.
Одри едва не заблудилась в «предместье», но, выбравшись из переплетения пустых темных улочек, на которых стояло всего по четыре-пять домов, оказалась на более широкой улице, сплошь заставленной черными и темно-синими автомобилями, выстроившимися вдоль тротуаров. Затем она увидела распахнутые ворота, аллею и в глубине сада, больше похожего на парк, — нечто вроде миниатюрного замка (по крайней мере, таким выглядело это строение в глазах современной парижанки), освещенного разноцветными огнями. Дом Рошфоров.
Она припарковалась — ее маленькая «клио» мгновенно затерялась среди «ауди», «саабов» и других немецких, шведских и английских автомобилей — и в последний раз машинально взглянула в зеркальце над лобовым стеклом, чтобы проверить, в порядке ли макияж.
Затем вышла из машины и пошла по аллее; из дома доносились слабый гул голосов и звуки джаза. На плечах Одри было доставшееся ей по наследству от матери норковое манто — она редко его надевала, но сегодня был подходящий случай. Сердце учительницы учащенно билось при мысли о том, что ей предстоит знакомство с женой ее любовника, и внезапно она ощутила себя такой, какой была в студенческие годы, — немного растерянной и неловкой на высоких каблуках и в обтягивающих джинсах, слишком сильно накрашенной, смущающейся под жадными взглядами ровесников… Ей захотелось убежать, но в конце концов она убедила себя в том, что та, прежняя Одри навсегда осталась в прошлом, а сейчас она — уверенная в себе женщина в норковом манто, прибывшая на вечеринку в богатое предместье бургундского городка…
Она поднялась по ступенькам к входной двери и позвонила. Резкий звук колокольчика заглушил все остальные звуки.
Через пару секунд дверь распахнулась, и на пороге появился человек, одетый как мажордом, — Одри невольно спросила себя, держат ли его Рошфоры постоянно или наняли на один вечер.
— Одри Мийе, — произнесла она с некоторым волнением.
Она не слишком часто бывала на подобных вечеринках и втайне догадывалась, что нынешним приглашением обязана Ле Гарреку, — ответная любезность за устроенную ею встречу с учениками.
— Вас ожидают, мадам…
Он провел ее в холл, примерно такой, как она и ожидала увидеть; огромные люстры, широкая лестница… Здесь было несколько гостей с бокалами в руках, обернувшихся к Одри при ее появлении. Голоса и музыка доносились справа, из парадного салона.
Одри уже собиралась снять манто, как вдруг увидела, что какая-то женщина, появившаяся словно из ниоткуда, направляется прямо к ней.
Вначале Одри увидела лишь фигуру… просто идеальную — высокую, стройную, гибкую, — плавные и в то же время четкие изгибы тела, тонкие, словно у манекена, запястья и лодыжки. Можно было с уверенностью сказать, что тело этой женщины лишено даже малейшего намека на целлюлит, но однако на ней было не слишком открытое белое платье, облегающее и… «О Боже, длинное! — ужаснулась Одри. — А я заявилась с голыми коленями…»
Не менее примечательным оказалось лицо женщины — она улыбнулась, обнажив зубы, столь же белоснежные, как ее платье, и эта улыбка засияла на лице, словно драгоценное украшение. Черты лица были гармоничными, но все же оно выглядело суховатым, и уже были заметны мелкие морщины, расходящиеся от углов глаз, и легкие складочки на верхней губе… судя по всему, сорокалетие либо близилось, либо недавно миновало.
Женщина приблизилась к Одри и уверенным жестом протянула ей руку — прямо под безжалостным светом люстры, высветившим лицо и руки Одри, норковое манто, шейный платок, сумочку на цепочке… Одри чувствовала себя девочкой-подростком, которую только что представили знаменитой актрисе или жене главы государства — словом, кому-то бесконечно выше учительницы по статусу.
— Вы, должно быть, Одри Мийе, не так ли?
— Я… да, — кивнула Одри, неловко пожимая протянутую руку и невольно обращая внимание на перстень с огромным камнем на одном из пальцев женщины.
— Я сразу так и подумала… Я — Клеанс Рошфор.
Никакой враждебности, ни намека на холодность. Лишь иронический блеск в глазах и едва заметное презрение в улыбке…
Она знает, подумала Одри. Она все знает, в этом нет ни малейшего сомнения.
И в тот же момент она твердо решила положить конец этой нелепой связи, никому не нужной и ни к чему не ведущей.
Глава 18
Он ощутил влагу на коже… и запах. Он зажег свет, взглянул на простыни. Ну вот, опять… даже если ничего не пить после шести вечера…
С первого этажа доносились привычные крики.
Он встал с постели. Он изучил весь этот ритуал до мелочей, поскольку тот повторялся почти каждую ночь.
Он пересек комнату, открыл дверь.
— Дрянь! Стерва!
— Нет, Анри, пожалуйста…
Он вышел в коридор, не обращая внимания на крики и различая дорогу благодаря слабому свету, сочившемуся из его комнаты из-за приоткрытой двери: топ-топ-топ — едва слышно, точно маленький восьмилетний призрак, липкий от мочи… Дойдя до ванной, он вытерся влажной губкой и снова вернулся к себе…
— Шлюха!
…закрыл дверь, снял с кровати мокрую простыню, повесил на спинку стула и как следует распрямил. (Мать объяснила ему: «Я не могу целыми днями стирать простыни, будешь их сушить, если проснешься мокрый».) Потом расстелил вместо простыни полотенце, чтобы не спать на голой клеенке, лег и накрыл голову подушкой, надеясь заглушить крики. Он уже привык так спать, точнее, полубодрствовать из-за постоянного страха недержания.
И в этот момент он осознал, что внизу наступила тишина. Это было… ненормально. Ему показалось, что он слышит заглушенный крик. И больше ничего. Почему его отчим вдруг замолчал?
Он отбросил подушку и прислушался.
Тишина показалась ему ужасающей; он часто думал, что Жизнь с людьми, которые кричат и дерутся по ночам, имеет по крайней мере одно преимущество — избавляет от ночных страхов. Все знают, что монстры, прячущиеся в шкафу и под кроватью, выходят только ночью, когда все спят. Ну а в этом доме по ночам не спали…
Однако сейчас стояла тишина, лишь едва нарушаемая шорохом дождя снаружи.
Он привстал. В комнате было темно, но из-под двери просачивался слабый лучик света, в котором кружились едва заметные пылинки.
А что, если он ее убил?
Его сердце затрепетало. Он ведь уже видел это во сне?.. Или что-то похожее… как он просыпается среди ночи и находит свою мать мертвой, где-то в доме?.. Собравшись с духом, он встал с постели и на цыпочках выскользнул в коридор.
