Майкл Бирнс - Святая кровь
Амит не торопясь, тронул машину и тихонько свернул на огибающую здание дорожку.
Время он рассчитал правильно. Киллер стоял на дворе и неуклюже, как лобстер клешней, пытался управиться с брелком своей машины двумя пальцами раненой руки. Прежде чем до бандита дошло, что происходит, Амит утопил акселератор и направил машину прямо на него. Сжимая «иерихон», Амит высунул руку в окно, прицелился, и пистолет с глушителем негромко клацнул выстрелом. Как и убийца, Амит был опытным левшой.
Выстрел получился неплохим, но Амит промазал. Правда, вынудил парня укрыться — присесть за свой «фиат».
Амит воспользовался паузой: замедлил лендровер и совершил маневр для второго выстрела. На этот раз его целью был не киллер, а правое колесо «фиата». Амит прицелился, нажал на курок и перевел оружие в полуавтоматический режим. Одна за другой три пули вошли в переднюю арку и в обод колеса. Четвертая с громким хлопком разнесла в клочья покрышку.
Киллер попытался высунуться из-за капота и ответить, но Амит выстрелом загнал его обратно.
Удовлетворенный, Амит низко пригнулся и утопил педаль газа в пол. Послышался еще один выстрел, но он лишь чуть зацепил водительское зеркало. Амит резко вывернул на Султан-Сулейман-стрит, идущую параллельно стене Старого города. Не желая привлекать внимание гарнизона охраны АОИ за Дамасскими воротами, он тотчас сбросил скорость.
— Да ты просто чокнутый придурок, — прошипела Жюли.
— Лучшая защита — нападение, — напомнил ей Амит.
31
Ватикан
Приближался час дня, когда Шарлотта услышала стук в дверь.
— Секундочку, — крикнула она из ванной.
Напоследок она бросила взгляд на себя в зеркале — не переборщила ли с макияжем, не слишком ли чувственно выглядит, — ведь ее ждало общество двух священников. Лишь чуток румян на щеки и оживить припухшие глаза: столько в последнее время было пролито слез…
Однако Шарлотте пришлось напомнить себе: когда она последний раз смотрелась в зеркало гостевой комнаты ватиканского «Дома святой Марфы»,[67] в глазах ее была иного рода боль, та, что никакой макияж скрыть не в силах. И чтобы подавить ее, она полагалась не на «ревлон», а на таблетки химиотерапии.
Хорошо, что она приняла предложение отца Мартина отдать ее брючный костюм в сухую чистку. Как и обещали, к полудню свежевыглаженный костюм в пластиковом пакете для одежды аккуратно висел на ручке двери ее номера.
Шарлотта защелкнула черную сумочку, но решила, что та, скорее всего, ей не понадобится. Ведь паспорт забрали гвардейцы, а все остальное — деньги, ключи, кредитки — осталось в Фениксе. К тому же Донован обещал, что отец Мартин здесь возьмет на себя все заботы о них.
— Соберись, — велела она себе.
В подобной ситуации отец наверняка сказал бы ей то же самое. Уединение — даже на такое короткое время — не принесло покоя в ее душу. Все время перед глазами был Эван с пулей в голове. Мысль о том, что некоторое время она проведет в компании, все же отвлекла ее. Шарлотта подошла и открыла дверь. Ощущение дежавю нахлынуло на нее, когда она увидела на пороге Донована в черном костюме с белым воротничком священника. Сам он, казалось, почувствовал то же самое.
— Что-то вспомнили? — с улыбкой спросил Патрик.
— Можно и так сказать.
Она опустила в карман ключ-магнитку и захлопнула дверь. В залитом светом люминесцентных ламп скромном коридоре Донован выглядел особенно усталым. Несомненно, он мучительно переживал случившееся в Белфасте и марафонские трансатлантические перелеты, отнявшие у него столько сил. И еще умудрялся улыбаться! Шарлотта была уверена, что делал он это скорее ради нее, чем для себя.
— Ну что, пойдемте посмотрим, чем там кормят в Ватикане? — предложил он.
32
Поскольку Папа все еще наслаждался пятидневным отпуском в Кастель-Гандольфо,[68] отцу Мартину удалось зарезервировать шикарную столовую, в которой обычно принимали высоких международных сановников и дипломатов. Пост персонального помощника секретаря государства давал немало привилегий.
— Salve! Добро пожаловать! — Отец Мартин тепло приветствовал гостей в просторной передней и пожал руки Доновану и Шарлотте.
— Честно скажу: впечатляюще, Джеймс, — сказал Донован.
Ему не приходилось бывать здесь. Этот человек был полон сюрпризов.
Шарлотта подумала, что «впечатляюще» было явным преуменьшением. Главный вход в Апостольский дворец достигал в высоту двадцати четырех футов, с двух сторон располагались гигантские обшитые бронзой двери Бернини — прежде это были двери древних римских храмов. Зал Клементина — главное фойе приемной — по форме напоминал грот, одетый в мрамор и украшенный фризами. Три фрески воздавали дань памяти крещению святого Клементина, мученичеству и канонизации; четвертая прославляла искусство и науки. По периметру зала стояли швейцарские гвардейцы во всех регалиях.
— Когда я сообщил его преосвященству, что легендарный отец Патрик Донован возвращается со всемирно известной гостьей… — Мартин развел руками. — Как он мог отказать?
— Ну, вообще-то я не блудный сын, — шепотом напомнил ему Донован.
Он пытался сохранять беззаботный тон, но то и дело оглядывался на двух вооруженных швейцарских гвардейцев, замерших по стойке «смирно» у двери.
— Так что все это в вашу честь, Шарлотта, — сообщил он своей спутнице.
— Ну, если вы так хотите это представить… Я польщена, — ответила она.
— Пойдемте сядем.
Мартин плавным жестом правой руки указал на дальний конец комнаты, где под высокими окнами, глядящими на площадь и базилику Святого Петра, уютной группкой стояли стулья.
В обеденном зале глаза Шарлотты буквально разбегались, когда она шла по украшенному орнаментом паркету вокруг необъятного обеденного стола Людовика XIV, расположившегося под великолепной люстрой.
Фресок здесь было больше, и все являлись творениями великих мастеров, в том числе и Керубино Альберти и Бальдасара Кроче, как изящно похвалился Мартин. Кроме того, он поспешил подчеркнуть, что восхитительный гобелен, занимавший почти всю северную стену, — это подлинный Рафаэль,[69] из тех гобеленов, что закрывали стены Сикстинской капеллы во время конклава 2005 года.
Мартин улыбнулся, когда Шарлотта выбрала крайний стул, и она решила, что нарушила этикет.
— Я сделала что-то не так?
— Нет-нет, — вытянул руку Мартин. — Просто именно на этом стуле месяц назад во время визита к нам сидел президент вашей страны.
Шарлотта инстинктивно отдернула руки от изысканной ткани обивки, словно та была охвачена пламенем.
— Серьезно?
— О да. Но, если позволите, вам это место больше к лицу.
Она искренне рассмеялась, зная, что его предпочтения имеют отношение совсем не к внешности.
— Как, по-вашему, не выпить ли нам перед обедом? — спросил Мартин.
— С удовольствием, — ответила Шарлотта.
Два бокала итальянского красного вина и ирландское виски со льдом принесла монахиня в белом одеянии, прикрывавшем все, за исключением лица и рук. Мартин произнес тост и уселся на стул.
— Как хорошо, что вы вернулись, Патрик, — сказал он. — Нам не хватало вас.
— Уверен, архивы и в мое отсутствие функционировали без сбоев.
— А я бы не был так уверен. И если улыбнется удача, позиция префекта все еще свободна.
Он выжидательно взглянул на Донована. Уклончивой улыбкой Донован дал понять, что на свете нет ничего невозможного. В последующие пятнадцать минут они говорили о событиях государства Ватикан — приятных и огорчительных. Мартину удалось втянуть Шарлотту в беседу, но время от времени она довольствовалась тем, что отпивала глоточек кьянти и поглядывала на колоннаду Бернини и купол Микеланджело.
Немного погодя Мартин почувствовал, что Донован уже готов перейти к объяснению своего неожиданного возвращения, и умышленно замолчал, сделав паузу, чтобы вдохновить его на это. Не решаясь, с чего начать, Донован объяснил:
— Дабы не утверждать очевидное… Наш визит никоим образом не связан с моим возвращением в Ватикан.
— Я это чувствовал, — ответил Мартин.
— А еще я уверен, вы гадаете, с какой целью доктор Хеннеси сопровождает меня.
Священник поджал губы.
— Я бы солгал, сказав, что это не занимает меня, — признался он, наблюдая за тем, как на лице Донована внутренняя борьба сменилась глубокой задумчивостью. — Поведайте мне, что тревожит вас?
Требовалось внести ясность в некоторые события, предшествовавшие его июльскому отъезду.
— Уверен, вы помните секретность, которой был окружен тот проект, что мы подготовили для доктора Хеннеси и Джованни Берсеи?
— Разумеется, — ответил клирик и, переведя взгляд на Шарлотту, добавил: — Позвольте выразить мои глубочайшие соболезнования по поводу кончины доктора Берсеи.
