Анна Белкина - G.O.G.R.
Увидав его, Соболев едва не соскочил со стула на пол. А вот шумная семейка Хомяковичей на миг прекратила колебать воздух, создав в кабинете тишину. Они, может быть, помолчали бы подольше, если бы на глаза не попался Хомякович, который, споткнувшись о низенький порожек обеими ногами, преодолел дверной проём при поддержке Синицына и Сидорова.
— Митенька! — возопила жена Хомяковича и подскочила со своего стула так, что бедный предмет мебели с грохотом повалился на бок.
— Митенька! — она ринулась к «воскресшему» Хомяковичу с ракетной скоростью и вцепилась в него, словно в клад, отпихнув Синицына.
Вслед за женой дружною гурьбою поскакали все сёстры, дочери, мать, сестра жены и тётка. За тёткой, помогая посошком, поползла старенькая бабушка. Хомякович оказался ими буквально облеплен, они даже вытолкнули его в коридор.
— Я что-то не пойму, что тут у вас происходит… — выдохнул Соболев, поднимаясь из-за стола во весь немаленький рост. — В чём дело? Пока вы здесь не появились — у меня всё было нормально… То вы говорите, что он погиб, то приводите его в мой кабинет! Вы хотите лишить меня места, или как??
— Возможно, что вашего места вы лишитесь и без нас, — сурово заметил Недобежкин. — Я вам уже говорил про Верхние Лягуши, а вы не удосужились даже участкового туда поставить.
— Ээээ, — возразил Соболев, забившись за стол. — Насчёт участкового… Там всегда было тихо…
— Мне нужно позвонить в Донецк! — потребовал Недобежкин и даже стукнул увесистым кулаком по столу Соболева, от чего подпрыгнул желаемый телефон. — И ещё — вы разобрались с отпечатками пальцев из изолятора??
— Э-этим Матвей занимается с Кошко… — полепетал Соболев, всерьёз испугавшись за тёплое и хлебное место начальника после того, как Недобежкин изъявил желание позвонить в Донецк.
— Хорошо, — кивнул Недобежкин, не теряя суровости. — Серёгин, Синицын — разберитесь с отпечатками! Сидоров, поможешь! А я буду звонить в Донецк! Ежонков, будь наготове!
«Суперагент» Ежонков моментально нарисовался и нащупал в уцелевшем кармане гайку-маятник: подумал о том, что Недобежкин собирается вспушить этого Соболева, который, по его мнению, был подкуплен «фашистскими агентами».
Лейтенант Вадим Матвей и сержант Анатолий Кошко собрали все отпечатки из обеих камер. Все блеющие сокамерники убитого Мэлмэна были отогнаны в соседнюю камеру и подвергнуты осмотру врача. С каторжным трудом прочитав заключение, которое накарябал этот самый врач, Пётр Иванович понял, что тут медицина бессильна. «Отклонений не обнаружено» — вот, какое заключение презентовал врач.
— Врачи эти… — фыркнул Синицын, пробежав глазами врачебное заключение. — Копытами пишут, что ли?..
— Отпечатки только «родные», — пробормотал Матвей, выдав Серёгину бумажку с результатами дактилоскопии. — Мы всё отделение перешерстили, всех рецидивистов подняли, психов, пьяниц… Нет! Кто-то незасвеченный был, или гастролёр. Пистолет он с собой унёс.
— Ага, — кивнул Пётр Иванович, удивляясь, каким образом они за такое короткое время успели всех «перешерстить».
— А у нас их мало, в Красном, — ответил на вопрос Кошко. — Рецидивиста только три, псих один, Ванька Чугуйчиков. А у него уже бывало такое, что он пистолетик у ветерана свистнул и в пивной ларёк ворвался!
«Ванька Чугуйчиков»! «В пивной ларёк ворвался»! Какой Ванька?? Какой ларёк?.. Мелко плаваем! Очень мелко! Пётр Иванович легче поверит в то, что в изолятор ворвалось то чудище, которое утащило Зайцева, чем в то, что это был некий Ванька с улицы!
— Это всё не то, — отрезал Пётр Иванович россказни про Ваньку и его ларёк. — Вы лучше, покажите мне все протоколы, которые составлялись по жалобам на чёрта.
— Ой, да там их много было… — поскрёб макушку Матвей. — Туристы всякие: из России, там, ещё откуда-то. Дачники из города… Это всё уже давно в архиве пылится, если не выкинули.
Протоколы допросов «потерпевших» от чёрта в Краснянском РОВД называли так: «Журнал „Крокодил“». В своё время подобные творения быстренько делались «притчей во языцех», их учили наизусть и потом пересказывали друг другу на перерывах, в курилке, за чаем, за пивом, на рыбалке…
— Хомякович их, обычно, писал, — вздохнул Кошко. — Бедный Хомякович…
— Жив твой Хомякович, — сообщил Синицын, перечитывая все заключения, которые положил на стол лейтенант Матвей. — Мы его в кустах нашли.
— Хомяк?? — обрадовался Кошко и выкруглил глазки. — Жив?? А… как? Где??
— Жив, жив, — подтвердил Серёгин. — Василий Николаевич считает, что когда Гопников стрелял — он в обморок шлёпнулся, а потом — выполз. Перепугался так, что до сих пор рыдает.
— Где, где он?? — не унимался Кошко, и подпрыгивал вместе со стулом.
— А тут, у вас в коридоре, — сказал Сидоров.
— Урааа! — Кошко сорвался с места и, топая, выскочил в коридор, чтобы своими глазами узреть друга, который каким-то неведомым чудом вырвался из холодных лап смерти.
Лейтенант Матвей был куда спокойнее Кошки. Он тоже не прочь был увидеть живого Хомяковича, однако считал, что всегда и везде на первом месте должна быть работа. Поэтому он поднялся со своего стула и сказал:
— Пойду в архив — попробую откопать наш «Крокодил», авось ещё осталось что?
Матвей вышел в коридор и зашагал к архиву, который полковник Соболев забил на нулевой этаж. Начальник архива, конечно же, был против такого размещения — «нулевым этажом» в Краснянском РОВД называли подвал. Подвал был достаточно сырой, там проходили трубы отопления и проживали крупные мыши и солидные крысы. Но что поделаешь? Приказ есть приказ — архив опустили «под землю», а начальник архива каждый день раскладывал по углам полоски с клеем «Котофей» и крысиный яд.
Походя по коридору к лестнице, лейтенант Матвей поравнялся с унылым «креветочным киллером», который грустно топтался в «хорошей компании» Самохвалова, Коваленко и Бобрикова. Недобежкин не сажал его в изолятор, боясь повторного визита «Карлсона» с пистолетом, а оставил в коридоре под бдительным просмотром.
Лейтенант Матвей добыл из архива «Журнал „Крокодил“», но всё равно, это были далеко не все «номера». Ещё в прошлом году Соболев проводил ревизию архива и выкинул всё, что посчитал ненужным, в том числе и «Журнал „Крокодил“». Тогда Соболев так мотивировал свой поступок:
— В архиве не хватает места для документов, а мы должны хранить эти бредни!
Теперь остатки «Журнала „Крокодил“» держал в руках Пётр Иванович и зачитывал вслух то, что там было написано. Сейчас зачитыванию подлежал протокол допроса некоего Виталия Витольдовича Мискичюса, туриста из Литвы, чья профессия звучала, как «историк архитектуры». Историк архитектуры рассказывал милиции вот что:
— «Я достал мольберт, — читал Серёгин. — И подумал, что смогу сделать несколько удачных зарисовок на веранде. Но тут послышался чей-то голос, который громко сообщил мне, что съест меня. Я подумал, что кто-то решил меня разыграть и спокойно продолжал зарисовывать западную башню, как вдруг одна из моих кистей сама собой поднялась в воздух и ляпнула краской прямо на мою работу. Я отскочил назад, обернулся и увидел, что прямо у меня за спиной стоит нечто, похожее на полупрозрачный человеческий силуэт серого цвета. Я так испугался, что убежал и оставил там все свои вещи».
— Они ещё про «горящие глаза» многие рассказывали, — хихикнул Матвей.
— Горящие глаза?? — воскликнул Сидоров и едва не упал, потому что ясно представил себе те глаза и то существо, которое встретил в подвале Гопниковского особняка. — Я тоже видел…
— Вот, Донецк! — испустил смешок Матвей. — Мне ребята рассказывали про тебя, как ты там, в кургане от своей тени бегал.
— Эй! — обиделся Сидоров. — Я знаю, что видел! А мне никто не верит! Даже Пётр Иванович считает меня трусом!
Никто не знал, что Пётр Иванович никого больше не считает ни трусом, ни вруном. Он сам видел это «серое» и это «прозрачное», но только сказать о нём не мог до сих пор: блеял, словно козлик.
— А как к этому всему относился Соболев? — поинтересовался у Матвея Серёгин, подавив бессознательное желание заблеять.
— Плевался! — буркнул Матвей. — Вызывал несколько раз участкового оттуда, из Лягуш, костерил, выговоры клепал… Он сам никогда не ездил в Верхние Лягуши, а всё участкового этого мучил. И участковый уволился.
По мнению Матвея, после увольнения Зайцева, Соболев оставил Верхние Лягуши без милиции для того, чтобы не слышать больше ничего про чёрта и не лишаться премии из-за «старческого маразма».
2.
Около Чёртового кургана было так людно, как не было, наверное, с тех пор, как курган представлял собой завод «Хозтехник». На влажной после дождя траве, под тёплым солнышком расположились милицейские машины, шесть, или семь карет «Скорой помощи», шумный, газующий компрессор, автобус спасателей МЧС, экскаватор и подъёмный кран. Всю эту «автоколонну» вызвал из Донецка Недобежкин, решив снова спуститься в подземелья «Наташеньки» за телами тех, кого прикончил чудовищный Генрих Артерран.
