Грег Диналло - Фиаско
— Не горячись. Прошло-то всего несколько минут.
— Ну так вот. Есть еще перемены. Я стал и более нетерпеливым, и совсем некомпетентным, как считают мальчики-тинэйджеры, которых теперь полным-полно в штате редакции «Правды».
— Да будет тебе, ты по-прежнему умеешь писать так, чтобы выводить людей из себя.
— Да нет, не совсем так. Я собирал материал для очерка о черном рынке орденов. А милиция устроила облаву и всех торгашей загребла. И они думают, что это я их заложил.
Наконец-то с улицы послышался сигнал «скорой помощи». Я побежал открывать дверь. По ступенькам поднимались два санитара с носилками. Александра быстро заполнила карточку о передаче раненого, на лицо Рафика наложили кислородную маску, сумку с аптечкой повесили на крюк носилок и понесли его по коридору.
— Берега себя, Николай, — сказала Александра. Санитары задвигали носилки в «скорую помощь». Я заставил себя улыбнуться и тоже полез в машину.
— Я это всерьез, Коля, — голос у нее был печальный. — Прошу тебя, будь осторожен.
Санитар захлопнул дверь. Машина покатила по дорожке, вырулила на улицу и помчалась к Садовому кольцу, сверкая в темноте голубыми вспышками мигалок. Когда машина уже стала лавировать в транспортном потоке, Рафик выгнулся дугой, упираясь грудью в привязные ремни. Из-под кислородной маски потекла густая кровь, и он обмяк. Голова его откинулась в сторону, на меня, не моргая, уставились его пустые глаза.
Санитар приложил палец к шее Рафика, посветил ему в глаза и закрыл их.
— Господи, упокой его душу, преставился, — бросил он водителю. Тот сбросил газ и выключил мигалки. «Скорая помощь» замедлила ход и направилась в сторону центра. Вскоре мы проскочили ворота Главного управления милиции, обогнули здание и затормозили у морга. Служители вытащили носилки с бездыханным Рафиком, а регистратор в милицейской форме занялся санитарами, которые передали ему сопроводительные документы и уехали восвояси.
— Его что, застрелили? — спросил меня милиционер, проглядев документы, заполненные Александрой.
— Да там в них все сказано.
— А вам известно, при каких обстоятельствах?
— Нет, — заявил я, не желая быть причастным к убийству.
— Вы его родственник?
— Да нет, просто добрый самаритянин.
— Оставьте шутки при себе и напишите объяснение в письменной форме, — потребовал он, подвигая мне через стол форменный бланк. — Отсюда не уйдете, пока я не передам документы дежурному офицеру и он не отпустит вас.
— Я же сказал, что ничего не видел.
— А это пусть дежурный решает. Придумав что-то в свое оправдание, я изложил все на бумаге. Регистратор, аккуратно сложив бланки, заложил их в цилиндр и отправил его куда-то по пневматической почте. Минут через десять, когда я выкурил уже третью сигарету, на пороге в половинке дверей появился Шевченко.
— Катков! — позвал он. — Увидел в сводке твою фамилию и решил зайти поздороваться.
— Это все последствия той ночи.
Он вынул копию моего объяснения, заметив при этом:
— Здесь написано, что вы нашли какого-то незнакомца на улице.
— Да, нашел.
— А поскольку все это случилось неподалеку от места работы жены, то и приволокли его туда?
— Ага. Она сделала то, что было в ее силах. Мы уже ехали в больницу, когда…
— Тут все написано, — перебил он и добавил как бы между прочим: — А я и не знал, что ее поликлиника в Серебряном Бору.
— В Серебряном Бору? Да нет же! Она находится… — начал я выкручиваться, понимая, что он играет со мной, как кошка с мышкой.
— А мои люди занимались расследованием перестрелки там. В пивном баре. Почерк мафии. Они так орудуют в Америке. Один был убит, другой ранен. Раненый, как говорят свидетели, невысокий человечек по имени Рафик. Он был там с кем-то третьим, его не опознали, но описали приметы… — Шевченко замолчал и сделал вид, будто читает в блокноте: — Высокий, худощавый, в темно-синей куртке, вьющиеся волосы, очки в тонкой оправе.
— Вот как? Все мы имеем своих двойников.
— У нас имеются труп и оружие, а эксперты, готов спорить, найдут на нем отпечатки пальцев вашего друга, не говоря уже о баллистической экспертизе, которая докажет, что убивали именно из этого оружия.
— Ну вот и дошли до самой точки.
— Получается, Катков, что вы — соучастник убийства.
— Я? Да все наоборот, черт возьми! Это меня хотели угрохать.
— Вас? Неужели правда?
— Меня. Этот малый следил за мной весь день-деньской. А Рафик спас мою жопу. Тут уж вас надо благодарить.
— Что вы хотите этим сказать?
— А торгаши орденами. Вы же сами слышали, как тот парень угрожал мне. Они считали, что это я их заложил.
— Видите, что получается, когда вы завариваете кашу, чтобы заработать себе на хлеб с маслом. Вы, Катков, как наркоман, не можете без скандалов и всячески возбуждаете их. Все журналисты такие. Устроите заваруху, а сами в кусты. — Он заглянул в блокнот и спросил: — А Рафик какое имел отношение ко всему этому?
— Он был моим посредником. И тут мне пришло в голову, что убийца не просто хотел выбить меня из седла, а выполнял заказ торгашей: выследить и ухлопать обоих одновременно. Рафик ведь тоже был в то утро, может, они и на него подумали.
Шевченко задумчиво кивнул и внимательно посмотрел на меня. Было такое впечатление, что знает он гораздо больше, чем говорит, и прикидывает, как ему поступить.
— Ну давайте, говорите, что там у вас еще, — прямо сказал я ему. — У нас же существует договоренность, если я правильно понимаю.
— Видимо, не существует, — как-то нерешительно произнес он. — Но несмотря ни на что, работаем мы пока еще сообща. — Он бросил взгляд на часы. — Извините. Мне еще нужно кое-что доделать.
Он расписался под сводкой и пружинистым шагом пошел к двери. От его толчка обе половинки еще долго качались, поскрипывая на шарнирах.
Я вышел на воздух после того, как регистратор закончил свою работу, стараясь поскорее избавиться от противного запаха формалина. Температура на улице была минусовая, небо набухло, предвещая снегопад. Я прошел мимо ряда припаркованных к стене автомашин, миновал ворота и оказался на улице. Надо искать такси.
Минут десять я ждал, пока не появилась какая-то машина, осветив фарами двор дома № 38. Да это же «Москвич» Шевченко! Машина медленно двигалась по направлению ко мне по другой стороне Петровки и остановилась как раз напротив служебного входа. Дверь открылась, из темноты вышла женщина. Походка ее явно мне знакома, к сожалению, не только походка. Не заметив меня в темноте, к машине подошла Вера и села впереди, рядом с Шевченко.
Меня будто со всей силой ударили в живот. Он ведь говорил, что ему предстоит еще кое-что доделать. Так вот откуда Вера бесконечно таскала кофе! Меня охватило дикое желание напиться до чертиков и поцапаться с ними. Но нет, надо удержаться. До дома культуры на метро рукой подать, а если сегодня там собираются бросающие пить москвичи, то поспею в самое время.
— А-а, Николай К. пришел! — Плотный мужчина с ледяными глазами восторженно похлопал меня по плечу, как только я вошел в конференц-зал. — Ну что поделывали? Как чувствуете себя?
— Препаршиво. Настроение вконец испортилось. Если честно, я бы с удовольствием напился.
— Я тоже. — И Людмила Т. лукаво стрельнула в меня глазами.
— Мы все тоже, — зарокотал пожилой мужчина в тюбетейке. — Не обсудить ли нам эту проблему, Николай?
— Тут обсуждать нечего. Если обсуждать хоть десять лет, дело с места не стронется.
— А вы откуда знаете?
— Да-да. А почему бы нам не попробовать?
— А вам не страшно с нами?
— Нечего мне бояться.
— Конечно, обсудим, — мягко заметил пожилой мужчина. — Страхи надо преодолевать в открытую, с поднятым забралом.
— А может, он еще не созрел, — неуверенно предположила Людмила.
— А сами-то вы созрели? — подначил ее один из юнцов.
— Нет, — прошептала она. — Я, наверное, никогда не решусь.
— Могу рассказать о себе, — сказала пожилая женщина. — Не люблю я всякие противостояния и насилие Особенно не люблю себя насиловать.
— Обуздывать свои желания — все равно что все время бередить рану, — отозвался кто-то еще. — Так она никогда не заживет.
Больше мне не вытерпеть. Зря пришел. Сегодня мне слишком досталось. Я совсем было решил пуститься по течению, но тут меня охватило беспокойное желание — с ним я уже сталкивался. Посмотрел прямо в строгие, гипнотизирующие глаза, глядящие с настенного плаката. Под суровым аскетическим мужским лицом ярко-красными буквами было напечатано:
ДИАНЕТИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ ИЗУЧЕНИЯ НАУК МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ЗИМНЯЯ СЕССИЯ ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НАБОР В ГРУППЫ
Плакат наводил тоску. Не успели мы свергнуть с пьедесталов статуи Ленина, как заменили их другими идолами. Рафик был прав — мало что изменилось в нашей жизни. Мы по-прежнему готовы обожествлять любого краснобая, который заявляет, что у него есть ответы на все вопросы. Да, мы приветствовали приход демократии, но это ведь тоже религия — своеобразная непогрешимая священная власть, указующая, что надлежит делать, а мы еще на нее молимся. Не сомневаюсь, что Хаббард, этот аскет с плаката, и иже с ним проведут не одно занятие с нашим дурачьем, помешавшимся на самосовершенствовании.
