Грег Диналло - Фиаско
Плакат наводил тоску. Не успели мы свергнуть с пьедесталов статуи Ленина, как заменили их другими идолами. Рафик был прав — мало что изменилось в нашей жизни. Мы по-прежнему готовы обожествлять любого краснобая, который заявляет, что у него есть ответы на все вопросы. Да, мы приветствовали приход демократии, но это ведь тоже религия — своеобразная непогрешимая священная власть, указующая, что надлежит делать, а мы еще на нее молимся. Не сомневаюсь, что Хаббард, этот аскет с плаката, и иже с ним проведут не одно занятие с нашим дурачьем, помешавшимся на самосовершенствовании.
— Надеюсь, вы извините меня, — сказал я, считая, что Александра и Вера приняли бы меня таким, какой я есть. Но не сам я. Я знаю себя, знаю, что не смогу перебороть свою натуру и стать кем-то другим.
— Без страданий и боли путного ничего не добьешься, — назидательно поднял палец пожилой человек.
— Как сказала бы моя бывшая жена, для этого-то Бог и ниспослал обезболивание. — И я направился к двери, не слушая призывов всей группы остаться.
На улице уже валил густой снег. Я прошел с полквартала, когда услышал позади себя скрип снега под чьими-то шагами. Повернув резко за угол, я заметил фигуру человека, закутанного в теплое пальто, в меховой шапке и теплых ботинках. Хлопья снега застилали мне глаза, но, скорей всего, это была женщина, сильно уставшая женщина. Вряд ли я ее знал. А этот брошенный в мою сторону ее безразличный взгляд на меня — может, мне просто показалось после тяжелого выматывающего дня? Или же за мной увязался «хвост», профессионально маскирующий слежку? Меня так и подмывало нырнуть в темный проулок и переждать, пока фигура не пройдет, но я так устал сегодня шарахаться и прятаться от каждой тени и шороха. До государственного винного магазина отсюда всего несколько кварталов. Если уж она будет там, когда я стану выходить, если это и впрямь «пасут» меня, то прятаться я не побегу, а подойду и предложу «раздавить» на пару бутылку «обезболивающего».
14
Я бегу по длинному узкому переулку. Кругом темно и тихо, видны только блеск стали и угрожающее движение преследователя. Я бегу, не останавливаясь, углубляясь в кромешную тьму. Высоченные стены внезапно сливаются в одну башню. Выхода нет. Я в ловушке. Заворачиваю за угол, преследователь рядом, заряжает пистолет и направляет его прямо мне в грудь. Нажимает на курок со зловещей мстительной ухмылкой. Оглушительный выстрел! Ослепительное сине-оранжевое пламя! Мелькает чье-то лицо. На голове сбита набок форменная фуражка.
«Подонок! — кричит Рафик. — Сраный подонок! Ты же обещал, что не дашь мне умереть!»
Жгучая боль раздирает все тело. Спотыкаясь, я ковыляю в темноте. Дверь! Да, передо мной дверь! Я неистово грохочу кулаками — она даже не шевелится. Я уже одной ногой к могиле. Руки изнемогают, но я продолжаю молотить в дверь.
Еще один выстрел!
Стуки усиливаются.
Я дико завопил. Тело у меня мокрое от пота, язык одеревенел. Голову будто медленно зажимают в тисках.
Широко раскрыв глаза, я уставился в свою дверь. Там кто-то стучится. Еле живой сползаю с постели, поддав ногой пустую водочную бутылку, и она волчком покатилась мимо двери. Я уже преодолел полпути, но услышал, что замок открывают ключом.
Вера. Увидев меня, она в ужасе отпрянула назад. Затем ее глаза засверкали от гнева.
— Кто это у тебя там, черт побери? — строго спросила она, закрывая за собой дверь.
— Кто есть ху? — невинным голосом переспросил я, чувствуя, что голова просто раскалывается.
— Там вон! — рявкнула Вера, ткнув пальцем на альков с кроватью.
Я покосился на кровать в нише, пытаясь сообразить, что же там может быть. Батюшки светы! На сбитых простынях лежала какая-то баба. Да еще голая! Ноги по-пьяному бесстыже раскинуты, груди по-наглому торчат, одна рука свесилась с края кровати, другая закинута за голову.
— Не знаю кто, — не прокашлявшись, проскрипел я, содрогаясь при виде разбросанной вокруг одежды и еще одной пустой бутылки водки. — Вчера вечером… да, да… эта была женщина… она, она это… шла за мной. Я подумал, что она… того, следит. Но она не того, она…
— Так ты, выходит, подцепил ее прямо на улице?
— Ага. Постой, постой. Нет. Не помню. — Заикаясь, я подошел поближе к нише, чтобы лучше видеть. Вроде что-то знакомое, точно, что-то чертовски знакомое, вот только не припомню. Черт возьми, как же ее звать-то?
А-а! Вспомнил! Да это же Людмила Т. Она пошевелилась, подняла руку — к ее локтю прилипла этикетка от лимонной водки — и со стоном рухнула с кровати.
— Да нет, Вера, она вовсе не с улицы, — сказал я, думая, что этим смягчу ее гнев. — Она из общества бросающих пить москвичей. Да, да. Она точно оттуда.
— Ты же пошел туда, чтоб излечиться от пьянства! — завизжала Вера, дергая занавес, чтобы закрыть нишу. — А вовсе не для того, чтобы таскать оттуда всяких проституток.
— Вот как? Да уж не тех, кто живет в роскошных дачах?
— Что ты там бормочешь, идиот чертов?
— Да ладно тебе, Вер. Сам вас видел. Он что, наконец-то стал начальником? Так, что ли?
— Начальником? Кто? Ты имеешь в виду Шевченко?
Вера уже приготовилась к водопаду возмущенных восклицаний, как вдруг кто-то постучал в дверь. Несколько негромких, но четких и настойчивых стуков.
Вера резко распахнула дверь — в коридоре стояла привлекательная женщина в расклешенном книзу пальто. Глаза у Веры сузились и загорелись от гнева «Еще одна баба!» — так и читалось в них.
— Ну все, Николай! Все кончено! — громко сказала она и, выхватив из-под руки скатанную в трубку газету, зло швырнула ее в мою сторону.
Газета просвистела мимо моего уха и шлепнулась о стену повыше кухонного шкафчика. Развернувшись кругом, Вера выскочила из комнаты, бросив напоследок незнакомке, остолбеневшей в дверях:
— Теперь твоя очередь, дорогуша!
— Вера, Верочка! Подожди! — закричал я, ковыляя вслед за ней в коридор, и тут только до меня дошло, что я же совершенно голый. Резко ударив по тормозам, задним ходом я попятился в комнату, стыдливо прикрывая ладонями свои мужские прелести.
Женщина одарила меня насмешливой улыбкой. Она была высокой и приятной на вид дамой, с крупными чертами лица — цимес, как бывало говорил мой отец. Мне показалось, что где-то я ее уже видел.
— Николай, если не ошибаюсь? — неуверенно спросила она, вздрогнув: дверь в подъезде громыхнула так, что стекла задрожали. — Николай Катков, верно?
Оцепенев от смущения, я молча кивнул, тщетно припоминая, кто же она, и быстро проскочил в комнату.
Пока искал там штаны, она тактично молчала, а потом представилась, и я услышал сильный акцент:
— Габриэль Скотто, я специальный агент из министерства финансов Соединенных Штатов. — Она показала жетон агента.
— Какое совпадение! Только избавился от агента КГБ, как тут же американцы с жетонами стучатся в дверь.
— Думаю, они не стучат.
— Они и разрешения войти не спрашивают.
— Не можем ли мы поговорить несколько минут?
— Если это нужно, пожалуйста, — ответил я по-английски. — Но нам, пожалуй, лучше коверкать ваш язык, чем мой.
— Пожалуй, так лучше, — согласилась она, а я вспомнил, что такой же говор был у одной туристки из Куинза, что в Нью-Йорке. — Наше бюро заинтересовалось вашим очерком. Там считают, что тема, о которой вы пишете, может быть связана с одной интересующей их проблемой.
— В самом деле? — искренне заинтересовался я, не представляя, что может быть общего у министерства финансов США с делягами с черного рынка орденов и медалей. — И ради этого вы примчались из Вашингтона?
— Конечно же, нет. Меня пригласили сюда провести семинар, ну а сослуживцы добавили свою просьбу.
— А-а, семинар в Главном управлении милиции, — перебил я, вспомнив наконец, кто она. — Специалист по обмену информацией.
— Да, это я.
— А я-то ломал голову, где видел вас прежде. Между прочим, вы понапрасну тратите время. Единственное, что российский мент ценит больше своего пистолета, — это свою осведомленность. Обмен информацией — да он и слова такого не знает.
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила она и смущенно улыбнулась. — Извините, а раньше мы нигде не встречались?
— Приходилось сталкиваться.
Нахмурив брови, она попыталась припомнить.
— Развенчание мифа о могуществе прессы… — напомнил я.
— …и других ложных представлений, — закончила она, бросив на меня сердитый взгляд. — Так вы, стало быть, тот самый журналист, который привык к беспорядку.
— Привык всегда добиваться правды.
— Тогда извините. Не признала вас без нагрудничка.
— С радостью одолжу его вам.
— Зачем же?
— Мне показалось, вы собираетесь съесть свои слова.
— Послушайте, господин Катков, я с трудом доволокла сюда свою задницу, а…
