Ключ к убийству - Урса Алекс
– Не помните, когда это произошло? – поднял брови Франсуа и сделал жирную пометку в блокноте.
– Точно не скажу, но где-то в конце мая, – нахмурился Диалло, – извините, я тогда не придал этому значения. Думаю, это можно проверить по журналу передвижений. Он у нас в офисе находится. Моя обязанность заносить туда маршруты всех поездок. – Диалло опять задумался. – Кто знает? Дети в запале часто кричат всякие глупости, в общем-то. Но с учетом того, что Ксавье больше нет в живых, его слова теперь вроде как предстают в другом свете.
* * *Час спустя взмокший Басель, не стуча, ввалился в кабинет Франсуа и плюхнулся на стул, жалобно застонавший под весом его тела.
– Фигня, только время зря потратил – ничего эта мадемуазель не слышала, не видела, не знает. Она и по-французски-то толком не разговаривает. Все спрашивала, не уволят ли ее теперь, – махнул он рукой. – А у тебя что?
– А у меня только что был водитель Седу – Тома Диалло, который поведал мне интересную историю о жутко недовольном сыне Ксавье. Кстати, я уже слышал о нем от Альберта Долана. По его словам выходит, что в свое время Седу совершенно по-скотски бросил жену с ребенком. После сын приходил на кастинг в группу «Панацея», но получил отказ. Кстати, весьма справедливый, по утверждению Альберта, – ни слуха, ни голоса, ни особых талантов у парня не было. Так вот, Тома Диалло рассказал, что в конце мая парень приходил просить у отца денег. Был сильно подшофе и, получив отказ, жутко озлобился. Звонил матери и обещал убить Седу.
Басель хохотнул:
– Ну если бы мы сажали всех детей, которые сгоряча обещали прибить своих родителей, Цветочек, у нас бы не осталось свободных мест в тюрьмах. Но проверить все же надо, – кивнул он.
– Надо – не то слово, – подтвердил Франсуа. – Помнишь, что ты рассказал мне сегодня утром про доходы Ксавье Седу? Последний альбом «Панацеи» стал платиновым. Если учесть, что Анжело Бертолини не доставалось практически ни гроша и все деньги шли в продюсерский центр Седу, то получается, что Ксавье был очень богатым человеком. Кому бы все это досталось в случае его смерти? Если этот сын – наследник, то вся история начинает плохо пахнуть. Потому что у нас налицо мотив. Так что ищи сыночка продюсера. Зовут его Андре, а фамилия у него точно не Седу. Мать изменила ее на свою девичью, когда наш покойник ушел из семьи.
– Найду, – кивнул Басель. – Нам таким образом скоро пол-Парижа придется опрашивать. Вопрос: как мы все это успеем за двое-то суток? А что с отчетом?
– С отчетом все тоже интересно. Жерар расстарался и даже независимого эксперта по средневековому оружию привлек. Смотри сюда. – Франсуа развернул экран компьютера так, чтобы Баселю было хорошо видно. На экране был снимок того самого зловещего оружия, которым зарубили несчастного продюсера. – Эта штука называется полэкс. Использовался в Средние века для пешего боя и для турниров. Его наконечник представляет собой и боевой топор, и молот, и пику. То есть этой фигней человека можно и колоть, и рубить, ну или череп проломить запросто. В нашем случае использовали ту сторону, которая представляет собой топор. А теперь слушай внимательно, – Франсуа открыл отчет на нужной странице, – «Длина предмета составляет 168 сантиметров. Общий вес 15 килограммов 300 граммов». Как тебе? – Басель присвистнул. – Какой рост у Бертолини?
– Рост 171 сантиметр, – блеснул памятью напарник.
– А вес? – гнул свою линию Франсуа.
– Ну, не знаю… он худой как щепка, – Басель замолчал, прикидывая в уме, – не больше семидесяти килограммов навскидку. Намекаешь, что он такую тяжесть даже один раз не поднял бы?
– А на трупе, если верить отчету, тридцать два ранения. Получается, у убийцы должны быть соответствующие физические данные… – Тут Франсуа вспомнил видео, на котором Анжело разнес в щепы гитару Нино Тьери, но почему-то промолчал. Вместо этого он снова опустил голову к толстенному файлу с отчетом.
– И, кстати, вот тебе еще одна интересная деталь из отчета. Окно в кабинете Седу было приоткрыто.
– Следы на подоконнике есть? – деловито поинтересовался Басель.
– Нет, – вынужден был признать Франсуа, – но это ни о чем не говорит. На улице было сухо.
– Открытое окно тоже ни о чем не говорит, – вздохнул Басель, теребя серьгу в мочке уха, – на улице лето и духота. Готов спорить, что в домах того типа, где проживал Седу, запрещено устанавливать кондиционеры – выносные блоки охлаждения уродуют фасад, по мнению мэрии города Парижа.
– Согласен, – кивнул Франсуа в ответ, захлопнул папку и потянулся. – Поехали-ка поговорим с Сандрин Бонне.
Глава 7
Франсуа сжал пальцами переносицу, стараясь отвлечься от зарождающейся в области затылка головной боли, и положил ставший абсолютно ненужным блокнот в карман. Не было нужды тащить с собой Баселя для того, чтобы понять, что девушка напротив него, раздраженно постукивающая носком туфли по бетонному полу, не сказала за последние полчаса ни слова правды. Он вопросительно взглянул на Баселя, и тот шумно выдохнул. Сандрин Бонне была крепким орешком. На нее не действовало ничего: ни чары Баселя, ни предупреждения Франсуа об ответственности за дачу ложных показаний. Высокая, худая и ухоженная – даже несмотря на аляповатый коротенький халатик, она была чудо как хороша, но в ее красоте чудилось что-то хищное. Она числилась моделью, однако Франсуа не мог припомнить ни одной обложки с ее лицом. Хотя он был еще тот ценитель гламурного глянца. Созвонившись, они нашли Сандрин в странного вида заброшенном ангаре среди толпы разномастно одетых работников: гримеров, парикмахеров, костюмеров. В нескольких метрах от них стрекотали камеры, и миниатюрного телосложения фотограф, абсолютно лысый, но почему-то с окладистой бородой, наведя объектив, метался вокруг болезненно худой девицы, на которой не было ничего, кроме целомудренно пытающихся прикрыть стратегически важные места нескольких желто-черных лент, используемых полицейскими для заграждения. Фотомодель извивалась на фоне толстых ржавых решеток, а фотограф все больше входил в раж и сыпал командами: «Дай мне страсть! Дай мне гнев! Теперь нежность!» Девица послушно кривила губы и томно хлопала накрашенными ресницами на камеру. И страсть, и гнев, и нежность выглядели в ее исполнении так, словно ей немедленно требовалось средство от несварения.
Сандрин, проследив за взглядом Франсуа, посчитала своим долгом пояснить:
– Этот проект называется «Тюрьма».
Басель удивленно вскинул брови и буркнул:
– Тюрьма, вообще-то, по-другому выглядит…
– Он гений, – словно не слыша замечания Баселя, объяснила детективам Сандрин, указывая на фотографа. – Его последняя выставка в Милане вызвала фурор.
Франсуа воздержался от каких бы то ни было комментариев и, мысленно попросив у всевышнего терпения, спросил:
– Как долго вы встречались с месье Бертолини?
Сандрин закатила глаза и раздраженно ответила, тихо цедя слова через зубы:
– Вы уже спрашивали. И я уже ответила – три года.
– Вы проживали совместно? – снова попытался Франсуа.
– Послушайте, сколько можно! – мотнула головой Сандрин, и ее черные волосы, завязанные в высокий хвост, хлестнули ее по лицу, мгновенно прилипнув к кроваво-красной помаде. Сандрин раздраженно отлепила пряди от губ и торопливо проверила сохранность макияжа, выудив из кармана маленькое зеркальце. – Вы меня спрашиваете об одном и том же уже третий раз. Если вам не жалко своего времени, пожалейте мое – мне скоро на площадку выходить. Я вам уже все рассказала: мы с Анжело вместе три года. Познакомились в гостях. Вместе не жили: он чтил свое личное пространство, а я свое. К тому же у нас карьера. Да и потом, Анжело последнее время почти не появлялся дома. Он и ночевать иногда оставался в студии звукозаписи. Но мы очень тепло и нежно относились друг к другу, – монотонно произнесла она и раздраженно посмотрела на свой маникюр.
– Вы сопровождали Бертолини на вечеринку в клубе «Ватикан» в ночь убийства? – терпеливо произнес Франсуа.
