Дмитрий Вересов - Полет ворона
— Вы, сударь мой, излишне категоричны, — сказал Ник. — Если по Европе бродит призрак коммунизма, то почему здесь не побродить призраку попа?
— Призрак коммунизма — это из другой оперы, — сказал Иван. — Это метафора.
— Эх, Вано, не бывал ты в Европе! Видел бы, как там боятся этой метафоры… Есть, кстати, такая теория, что именно наши страхи и порождают призраки, дают им объективное существование. Небеспочвенная, между прочим, теория.
— Да ну вас! — сказала Таня. — Вы лучше посмотрите, какие звезды!
Звезды действительно были поразительные — огромные, чистые, они сверкающими гроздьями висели в бездонном черном небе. Луна была на ущербе, но и света звезд оказалось достаточно, чтобы высветить силуэты холмов, домиков, деревьев, стелющегося над озером ночного тумана.
— Пойду ноги разомну, — сказал Иван. — Затекли что-то. Ник, ты как?
— Предпочту любоваться звездами, — ответил Ник
— Я тоже пройдусь, — Огнев встал, и они с Иваном исчезли за кустами.
Подложив в уголья догорающего-костра несколько картофелин, Ник обернулся к Тане, которая сидела молча и смотрела в небо.
— Господи, как их много! — сказала она, почувствовав его взгляд. — А там, смотри, между ними как будто паутинки протянуты. И это ведь тоже звезды. Только очень далекие.
— Да и эти неблизкие, — добавил Ник. — Недосягаемые миры. Я в детстве очень жалел, что до них так далеко, что жизни не хватит, чтобы добраться туда, посмотреть на обитателей их планет. А теперь иногда смешно делается: представляю, как я, силой мечты или какой-то там сверхсовременной техники, оказался на каком-нибудь Альдебаране и увидел, как из тамошней альдебаранской хибары вылезает местный житель о трех головах и о пяти хвостах и смотрит на меня, как на нелепую игру природы. Что он скажет мне, что я ему скажу? И своим-то не всегда знаешь что сказать.
— И все равно хочется. Хоть бы краешком глаза взглянуть, как оно там…
— Хочется, — согласился Ник, снял с себя куртку и накинул на плечи Тане.
— Эй, ты что? — удивилась она.
— Прохладно становится, а свитерок у тебя тоненький.
— А ты как же?
— У меня кровь горячая… Как Полярную звезду найти, знаешь?
— Нет.
— Смотри сюда. Ковш Большой Медведицы видишь? Отсчитай четвертую. И от нее вон туда. Та, одинокая, и есть Полярная звезда. Весь звездный купол вращается, меняет положение, а она нет. Всегда указывает на север.
— Какая невзрачная! Мне всегда казалось, что Полярная звезда должна быть яркая, большая…
Послышалось пение, хруст веток, шаги. На полянку выкатились Иван и Огнев. Пел Огнев. У него был мелодичный, но несколько дрожащий высокий тенор. Песня была иностранная, красивая, Тане незнакомая. Иван топал стороне. Потом, отклонившись от курса, молча остановился у краснеющих угольев исчез в темноте. Огнев допел последний куплет и поклонился.
Ник и Таня захлопали в ладоши.
— Нравится? — самодовольно спросил Огнев.
— Очень, — призналась Таня.
— Это «Джованеза», любимая песня итальянских фашистов.
Таня промолчала.
— У них много прекрасных песен, — сказал Огнев. — Я их собираю. И другую их символику тоже.
— Юрочка, в другой раз расскажешь, давай лучше картошечки, — предложил Ник.
— Дуче Муссолини был великий человек! — крикнул Огнев. — Величайший лидер двадцатого века, непонятый при жизни и оболганный после мученической смерти!
Только тут Таня поняла, что известный артист в стельку пьян. А Иван, что же тогда Иван? Таня встревожилась не на шутку и пошла разыскивать мужа. Он оказался совсем недалеко — стоял, согнувшись, обнимая толстый ствол дерева, и смачно травил прямо на свои спортивные тапочки.
Ей захотелось подойти, врезать ему хорошенько, а потом схватить за грудки и отволочь домой. Потом расхотелось. Эта волшебная летняя ночь, осиянная вечным светом звезд, — и черная, скрюченная, содрогающаяся, издающая утробные звуки фигура. Обитатель Солнечной системы. Представитель человечества. Ее муж. Сволочь поганая.
Таня отвернулась и поднялась на полянку, где снова горел костер. Огнев угомонился и тупо жевал печеную картошку, пачкая лицо золой. Ник стоял рядом и ловко жонглировал тремя картофелинами. Ему хватало света костра и звезд.
Одновременно тренировка и охлаждение продуктов, — пояснил он, не прекращая своего занятия. — Нашла благоверного?
— Нашла. Зря ты снова костер запалил. Домой пора.
— Ничего, это сухой ельник, сучья. Мигом прогорит. Сядь-ка, поешь картошечки.
А, поешь картошечки.
Он кинул ей картофелину, остальные поймал в ладонь и сел рядом с Таней, пододвинув развернутый пакет с солью.
— Не жжется? — спросил он.
— Нет, — ответила Таня, разламывая картофелину — И пропеклась отлично, в самый раз.
Пока доели картошку, костер прогорел. Таня поднялась.
— Пошли. Поздно уже.
— Так поздно, что даже рано, — неожиданно изрек Огнев и тоже поднялся, почти не пошатываясь. — Пошли красавица.
— Стойте, — сказал Ник. — А где Вано?
— А там! — Таня махнула в сторону кустов. — Закуску показывает. Проблюется — сам придет, дорогу знает.
— Танечка, может, не стоит так-то уж? — Ник без улыбки заглянул ей в глаза.
— А как стоит, как?! Ох-х, надоело все! — Она бросилась вниз с горушки, споткнулась о кочку, упала. Ник кинулся вслед за ней, наклонился, подал руку. Она подняла лицо. В темноте было не видно слез.
— Извини, — сказала она, опираясь на руку Ника. — Я сорвалась. Пойдем, возьмем Ивана. Поможешь его довести.
— Сама-то не ушиблась?
— Вроде нет.
Домой они двигались следующим порядком: Таня и Ник шли в шеренгу. Иван болтался между ними, волоча ноги. Одна его рука покоилась на плече Тани, другая — на плече Ника. Шествие замыкал Огнев, который то и дело спотыкался и шепотом матерился.
Сестры, вставшие, как всегда, на рассвете, пили чай перед началом трудового дня. За перегородкой храпел Иван. В горницу на цыпочках прошел Огнев и остановился в двух шагах от стола.
— Юра, садитесь с нами, — предложила Таня. Огнев остался стоять.
— Таня, — тихо произнес он. — Я пришел сказать, что мне неловко и стыдно за мое вчерашнее поведение. Мне уже здорово досталось от Никиты. Я сам ничего не помню, но он сказал, что я пытался петь, говорил какие-то недостойные речи…
Пели Вы хорошо, — сказала Таня, — а вот речи были действительно того…
Огнев смущенно опустил глаза.
— Да вы садитесь, садитесь.
Он скромно присел на краешек стула, принял протянутую ему чашку чая, взял сушку.
— Я вот думаю на озеро сходить, освежиться, — допив чай сказал он. — Составите компанию?
— Лизавете на работу надо, к цыплятам своим, а я, если хотите, попозже подойду. Задам только скотине корму…
Часа через полтора, вернувшись с озера, они еще с крыльца услышали в доме шум, возню, вскрики. Обменявшись недоуменными взглядами, они вбежали в горницу и увидели дикую сцену: Никита и Иван катались по полу, вцепившись друг в друга. Свободной рукой Ник с короткого размаха молотил Ивана по ребрам. Тот орал. На столе лежал раскрытый Иванов дипломат. Рядом валялись разбросанные листки бумаги.
Таня, не задумываясь, кинулась к дерущимся. Огнев застыл у дверей.
— Вы что, белены объелись! — кричала она, схватив и того, и другого за волосы и стараясь растащить их. — Ну-ка прекратите сейчас же! s
Они продолжали тузить друг друга. — Ах так! — крикнула Таня и с размаху ударила ногой в живот сначала Ника, потом Ивана.
Оба отвалились в разные стороны и сидели на полу, Держась за животы, хватая воздух и ошалело глядя на Таню. Тут, запоздало прореагировав, к Ивану подлетел Огнев и занес руку для удара. Таня с такой силой перехватила его руку, что он не удержался на ногах и повалился прямо на Никиту.
— Так и убить можно… — простонал Иван.
— Сударыня, с вами шутки плохи, — сказал Ник, трудом выбираясь из-под Огнева.
— Объясните, что тут происходит! — потребовала Таня
— Он первый начал! — капризно заявил Иван вставая.
— Фигушки! — потирая живот, Ник поднял лежащий стул и уселся. — Я сижу здесь спокойно, читаю, и вдруг этот псих без всякого предупреждения кидается на мена и начинает метелить, как боксерскую грушу…
— Читал он! — завопил Иван. — Ты, жопа, расскажи что именно ты читал!
Он вскочил с пола и рванулся было к Нику, но, перехватив решительный взгляд Тани, остановился и встал тяжело дыша и уничтожая Ника глазами.
— Тебе, любезный, еще повезло, что я не успел принять боевую стойку, — сказал Ник уже намного спокойнее. — Иначе твоим родственникам пришлось бы гробик заказывать… Он напал на меня, сидячего, сзади. А в честном поединке от него осталось бы мокрое место, — пояснил он Тане и Огневу.
