Монс Каллентофт - Осенний призрак
— Тогда позвольте мне перейти к делу, — говорит Малин и думает про себя: «Сосредоточься на Катарине Фогельшё. Не на самой себе». — Что вы делали сегодняшней ночью и рано утром?
— Вчера вечером ко мне приезжал отец. Мы пили чай.
— Он говорил, что ушел от вас в десять. Что вы делали потом?
Катарина прокашливается.
— Я поехала к своему любовнику. Главврач Ян Андергрен. Он может подтвердить, что я пробыла у него до утра.
Она называет номер телефона, а Харри тут же вбивает его в свой мобильник.
— Мне нравятся белые халаты, — шутит Катарина. — Но вы должны знать, что с этим любовником я встречалась всего несколько раз и не планирую длительных отношений.
— Почему? — интересуется Малин.
— Вы не понимаете? Золотое правило подобного романа: пять встреч, а потом вы начинаете воображать себе, что это любовь.
«Меня совершенно не впечатляет, что ты спала с врачом, — думает Форс. — Не кокетничай, я слишком от всего этого устала».
— У вас были какие-либо отношения с Йерри Петерссоном? — спрашивает Харри.
— Никаких, — нерешительно отвечает Катарина, прежде чем ее голос обретает уверенность. — С ним имели дело Фредрик и отец. А что?
— Вы не были против продажи замка? — продолжает Малин.
— Нет. Просто пришло время его продать и двигаться дальше.
«Ты слово в слово повторяешь то, что сказал твой отец, — замечает про себя Малин. — Это он научил тебя, что говорить?»
— То есть вы не хотели, чтобы он перешел к вам?
— Никогда не имела подобных амбиций.
Свист мячей не умолкает. Бесполезные снаряды. «Дурацкая игра», — думает Форс, в то время как Катарина Фогельшё поправляет ремешок своих синих брюк, воротник розовой хлопчатобумажной рубашки и кладет клюшку обратно в сумку.
— Ходят слухи, что вы были вынуждены продать поместье из-за финансовых проблем. Это так?
— Инспектор, мы древний дворянский род, нам почти полтысячелетия. Мы неохотно говорим о деньгах, но никогда, никогда, говорю я вам, не имели никаких финансовых проблем.
— Могу я спросить вас, чем вы занимаетесь? — интересуется Харри.
— Я не работаю. Покончила с этим после развода. А раньше занималась искусством.
— Искусством?
— У меня была галерея живописи XIX века. Такой вполне доступный эстергётландский художник, как Крутен. Но были и более дорогие. Вы знаете Эугена Янссона?[35] В основном я занималась им. А также датским женским романтизмом.
Малин и Харри кивают.
— Вы знали Йерри Петерссона раньше? — спрашивает Харри.
— Нет.
— Вы развелись не так давно? — интересуется Малин.
— Нет, десять лет назад.
— У вас есть дети?
Взгляд Катарины Фогельшё омрачается, как будто она хочет спросить, какое это имеет значение.
— Нет, — отвечает она.
— Вы с Петерссоном ровесники, не были ли вы знакомы в гимназии? — продолжает настаивать Форс.
Катарина Фогельшё оглядывает драйвинг-рэйндж.
— Мы ходили в Кафедральную школу в Линчёпинге. Когда он был в третьем классе, как мой брат, я училась в первом.
Малин и Харри обмениваются взглядами.
— Я помню его, — продолжает Катарина, все еще не сводя глаз с драйвинг-рэйнджа. — Но мы не общались. Он не принадлежал к моему кругу. Хотя, конечно, мы бывали на одних и тех же вечеринках, это неизбежно.
«Нет, — возражает про себя Малин. — В гимназии пересекаются все миры, хочешь ты того или нет. Люди могут бывать на одних и тех же вечеринках и общаться друг с другом не больше, чем два совершенно незнакомых человека, одновременно оказавшихся в одном баре».
— О каком круге вы говорите? — уточняет Харри.
— О девичьем. Круге моих подруг.
— Итак, вы никогда не общались?
Катарина снова бросает в их сторону взгляд, вдруг на мгновение сделавшийся печальным.
— Я только что об этом говорила.
— Мы слышали, — отзывается Малин.
Тонкие губы Катарины сжимаются в узенькую полоску.
— А теперь Йерри Петерссон сидит в нашем замке, как какой-нибудь Гэтсби.[36] Вероятно, скоро он будет устраивать там свои вечеринки. С размахом…
Внезапное отчаяние появляется в ее голосе и глазах.
— Может, он и сидел там, как какой-нибудь Гэтсби, — отвечает Малин, — но теперь он лежит в прозекторской Государственной криминалистической лаборатории.
Катарина Фогельшё снова смотрит на них, потом кладет мяч на землю и бьет по нему, будто со злости, прямиком отправляя в правый угол.
— Какая у вас машина? — спрашивает Харри, когда она снова поднимает на них глаза.
— Это только мое дело, — говорит Катарина. — Я не хочу показаться невежливой, но вас это совершенно не касается.
— Минуточку, — строго замечает Малин. — Я хочу, чтобы вы уяснили для себя одну вещь: пока мы ищем убийцу Йерри Петерссона, нам есть дело до любого волоска на вашем теле.
Катарина Фогельшё улыбается.
— Хорошо, инспектор, успокойтесь. Все в порядке. У меня красная «Тойота», если это так для вас важно.
Малин разворачивается.
Прочь из гольф-ада. Она слышит, как Харри благодарит Катарину за то, что та уделила им время. Слава богу, не извиняется за поведение Малин.
— Будьте помягче с моим братом, — просит Катарина. — Он безобиден.
— Даже если у тебя проблемы с подобными типами, держи себя в руках. Не стоит так разговаривать с людьми, как бы плохо тебе ни было.
Харри читает ей наставления, выруливая с парковки гольф-клуба. Дождь все еще хлещет, а в сумерках Линчёпинг кажется еще менее гостеприимным. Малин чудится, что поляна с восточной стороны леса кишит змеенышами. Они шипят и словно пожирают друг друга.
— Но я чувствую себя совсем не плохо, — замечает она Харри.
Потом кивает.
— Ты ведь понимаешь, каковы они, эти типы.
Но она знает, что озлобленность — всего лишь способ приглушить неуверенность. Обыкновенная детская психология. Малин смущается, надеясь, что Мартинссон не заметит, как покраснели ее щеки.
— Она что-то скрывает, как и ее отец, — говорит Харри. — А может, и брат.
— Это так, — соглашается Малин. — Играть с правдой — вероятно, у них это семейное.
— Или они хотят как можно больше усложнить нам работу, — замечает Харри.
За окнами снова виллы района Юльсбру и белые многоквартирные дома с открытыми коридорами между ними по другую сторону трассы Брукиндследен. Дождь падает под углом, словно его струи и ветер хотят соединить два совершенно разных мира.
— Посмотрим, что нам скажет Фредрик Фогельшё, — продолжает Харри. — Самое время было бы приступить к допросу сейчас, когда он немного протрезвел.
20
Стрелки часов на стене комнаты для допросов в подвале участка полиции Линчёпинга движутся беззвучно. 18:01.
Серо-черные стены покрыты рифлеными акустическими панелями, а галогенная лампа расположена так, что четыре отходящих от нее световых конуса падают прямо на вмонтированные в пол стулья вокруг вытянутого металлического стола. Стулья закрепили совсем недавно: слишком часто стало случаться, что оказавшиеся в затруднительном положении подозреваемые в ярости бросались ими в стены.
Зеркало на стене смотрит в сторону кабинета, откуда Свен Шёман и Карим Акбар наблюдают за теми, кто находится в комнате для допросов.
Юхан Якобссон смотрит на Фогельшё. Алкотестер показал чуть меньше одного промилле в крови, но Фредрик, похоже, быстро протрезвел. Взгляд его по другую сторону стола в мутном свете лампы кажется вполне ясным и осмысленным. Рядом с Юханом ерзает на стуле Вальдемар, пытаясь устроиться поудобнее. На Фогельшё синий блейзер и желтая рубашка. Рядом с ним его адвокат, обворожительный тип по имени Карл Эреншерна. Юхан имеет с ним дело уже во второй раз, в первом случае результат допроса был нулевым. «Посмотрим, — думает Юхан, — удастся ли нам перехитрить тебя сейчас».
Он включает маленький черный магнитофон, расположенный перед ним на столе.
— Допрос Фредрика Фогельшё в связи с расследованием убийства Йерри Петерссона, а также с другими преступлениями. Двадцать четвертое октября. Пятница. Восемнадцать часов четыре минуты.
До сих пор Фредрик, можно считать, не сказал ни слова. Только на вопрос, хочет ли он, чтобы на его допросе присутствовал адвокат, ответил утвердительно. Назвал имя Эреншерны, но даже не дал номер телефона, полагая, что полиции он известен. Потом попросил разрешения позвонить своей жене Кристине, и Свен не нашел никаких причин отказать ему в этом. У них достаточно оснований задержать Фредрика Фогельшё за менее значительные преступления, но в деле об убийстве Йерри Петерссона он всего лишь имя, всплывшее в ходе расследования. Нет у них оснований и для обыска. Правда, на его машину наложили арест, и сейчас ее тщательно обследуют в лаборатории.