Пионерская клятва на крови - Эльвира Владимировна Смелик
– Да не бойся, не один. Я тоже с тобой.
И у Генки само вырвалось отчаянное и вызывающе-гордое:
– Я и не боюсь!
И всё, и уже не отступить. Иначе как потом уважать себя? Он ведь и без того слишком часто отступал и малодушничал. А Паша смотрел вопросительно, но по-прежнему без тени сомнения. Паша в него верил, больше, чем Генка в себя сам. А ведь подобного еще не случалось, даже мама до сих пор воспринимала его как маленького ребенка.
– Так идем? – не столько спросил, сколько заключил Паша и первым направился к озеру, абсолютно невозмутимый, на ходу стягивая через голову футболку.
Генка, не задерживаясь, двинулся следом, потому что никак, ну никак не мог разрушить его доверие. И пусть шагавшие за ними Мотя и Серега Горельников тоже убедятся, что он действительно не трус и не хлюпик.
Паша снял с запястья наручные часы, передал Серому, распорядился:
– Засечешь.
Потом, избавившись от одежды, ступил в озеро, по-прежнему не сомневаясь, что Генка последует за ним, сделав с десяток шагов, нырнул, вынырнул через несколько метров и только тогда обернулся. А Генка все еще топтался на берегу, держась руками за резинку треников и поеживаясь от смущения.
Самым сложным оказалось не зайти в воду, а предстать голышом перед посторонними людьми, особенно перед Мотей. Еще так некстати вспомнился случай с мальком из тринадцатого отряда. А вдруг и сейчас все затевалось исключительно ради того, чтобы Генка разделся? И как только он немного отойдет, Мотя схватит одежду, унесет, как тогда.
Хотя и смысла в подобной шутке почти никакого. Ночь же, все спят, никто не увидит, в каком бы виде ты сейчас по лагерю ни прошел, только самому будет неудобно и стыдно оттого, что тебя так унизительно развели.
Паша, стоя почти по грудь в воде, наклонил голову к плечу и выдал нетерпеливое:
– Ну?
Мотя насмешливо хмыкнул:
– Да ладно, Паш, выходи! Все равно не дождешься. Это ж Поганкин – известное…
Генка отключил слух, торопливо стянул штаны, бросил на землю прямо под ноги и чуть ли не бегом ринулся в подернутую дымкой воду. Та оказалась вовсе не холодной, как он ожидал, а даже теплее, чем днем, но дыхание все равно перехватывало, а по коже побежали мурашки, словно ее облепили пузырьки. Такие как в газировке из автомата по копейке за стакан, если без сиропа.
Он добрался до Паши, заглянул ему в лицо, надеясь еще раз убедиться, что тот смотрит как на равного и по-прежнему в него верит. А Паша прищурился, улыбнулся уголками губ, потом развернулся в сторону берега, крикнул Серому:
– Время засечь не забудь! – Затем опять посмотрел на Генку. – Ты тоже считай до шестидесяти, как нырнешь. На три приседаем. – И, чередуя с глубокими вдохами и выдохами, сразу начал: – Один. Два.
Генка зажал пальцами нос, судорожно втянул ртом побольше воздуха.
– Три! – досчитал Паша.
Глава 12
Генка зажмурился и присел, ощутив тугое сопротивление воды, не удержавшись, начал считать еще во время движения, но, конечно, не вслух, а мысленно: «Раз, два, три, четыре…» Наверняка он слишком частил, но считать медленнее не получалось.
«…пять, шесть, семь…»
Вода пыталась выдавить вверх, щекотала пузырьками, тихонько колыхалась, толкала в грудь, подтверждая, рядом еще кто-то есть. Скорее всего, Паша шевелил руками, чтобы удержаться под водой.
На «десять» Генка решился раздвинуть крепко стиснутые веки. Глаза защипало, но вполне терпимо. Зато теперь он точно знал, что действительно не один, что Паша сдержал слово, не вынырнул тайком спустя пару секунд.
Он сидел напротив и тоже смотрел на Генку. Губы плотно сжаты, волосы торчали в разные стороны и чуть заметно шевелились.
«…девятнадцать, двадцать, двадцать один…»
В горле стало тесно, словно его стиснули, а потом и в груди, где-то чуть выше диафрагмы. Нестерпимо захотелось даже не вдохнуть, а выдохнуть, и вверх потянуло еще сильнее, но уже не только под давлением воды, а еще из-за инстинкта самосохранения.
Генка, забыв про секунды, чуть-чуть разлепил губы, выпустил наружу несколько пузырьков воздуха, и, похоже, зря. Легкие как будто слиплись, в ушах зашумело, взгляд невольно метнулся к поверхности. Но его руку сразу обхватили цепкие пальцы, сжали крепко.
Он ошалело глянул на Пашу, а тот помотал головой, словно сказал: «Нет! Не смей! Терпи!» и не отпустил. Но терпеть дальше Генка не мог. Не мог, хоть убейте! Вдохнуть хотелось просто невыносимо и, казалось, уже без разницы что.
Рот сам распахнулся, пальцы перестали сжимать ноздри, и вода моментально ринулась в нос и в горло, обдирая их, словно была твердой и шершавой, как наждак. Генка забился, отчаянно засучил ногами, задергал рукой, стараясь вырваться из жесткой хватки. Но Паша держал и держал.
Или это секунды растянулись до бесконечности под воздействием охватившей Генку паники? Вот ему и показалось. А на самом деле Паша отпустил его почти сразу. Он же не планировал его утопить.
Генка, ощутив под ногами дно, на автомате оттолкнулся от него, вылетел на поверхность, как пробка из бутылки, но, не в состоянии нормально дышать, давно уже потеряв всякую ориентацию и не соображая, где верх, где низ, только беспомощно забултыхался. И опять ушел под воду, и опять едва не захлебнулся. Его спас Паша – вынырнув следом, изловчился, вцепился в волосы, вытянул вверх.
– Всё, успокойся. Генка! Всё в порядке.
Генку трясло. В груди невыносимо жгло, в носу и в горле нещадно саднило, в ушах по-прежнему шумело, а мышцы сделались ватными и не желали слушаться. Он кое-как добрел до мелководья, шатаясь из стороны в сторону, кашляя и отплевываясь, не удержавшись, рухнул на четвереньки и дальше выбирался прямо так, уже не беспокоясь, как выглядит со стороны и что подумают остальные.
Наконец-то оказавшись на берегу, обессиленно распластался на земле и просто приходил в себя – дышал, дышал, жадно глотая воздух. Через какое-то время к нему подошел Паша, уже в брюках, чуть наклонился, протянул ладонь, помог подняться.
– А ты молодец, – проговорил, поймав мутный Генкин взгляд. – А теперь одевайся, пока не замерз.
– Ну, вообще-то, минуту он не продержался, – сообщил Серый.
– Не страшно, – невозмутимо откликнулся Паша. – Для начала нормально. – И двинулся к костру, не дожидаясь Генку.
Серый и Мотя послушно потопали следом. Но так даже лучше – не пришлось одеваться под их
