Анна Белкина - G.O.G.R.
— Эй, Санчо! — это со скрипом отвалилась в сторону деревянная дверь и в кабинет к Сидорову просунулась башка Усачёва. — Слушай, брат, решётку там как динамитом вынесли… Стенка вся разворочена. Ты случайно взрыв не слышал? Ты же там в изоляторе торчал?
Сидоров отложил Интермеццо в «ПЗУ» и начал усиленно вертеть мозгами, вспоминая, что же он слышал перед тем, как в изолятор ворвался этот «мутант». Стук, грохот, лязг, звон… Хорошенький наборчик громких шумов, от которых вздрогнул даже стальной Недобежкин. Но нет, взрыва, Сидоров точно не слышал.
— Нет, не слышал, — отказался от динамита Сидоров, косясь одним глазом на маленькую, но отважную мушку, что с храбростью партизана уселась на лицо футболиста Рональдиньё, напечатанного на глянцевой странице журнала.
— Странно, — пожал плечами Усачёв. — Машина на второй этаж не достанет… разве что, автовышка, или кран…
— Звездолёт! — буркнул Сидоров. — Прямо из космоса. Скажи мне лучше, что вы там про Интермеццо накопали?
Усачев в ответ состроил «бровки домиком» и пожал плечами, мол, ничего.
— Ага, — буркнул Сидоров, понимая, что «король воров» милиции не по зубам.
— Пойду искать этого «бомбермена», — вздохнул Усачёв, и его голова пропала за закрывшейся скрипучей дверью.
Рука Сидорова машинально схватила футбольный журнал, но раскрыть его сержант не успел: в кабинете возник Пётр Иванович. Узрев Серёгина, Сидоров почти, что судорожным движением выдвинул первый попавшийся ящик стола и впихнул туда толстый журнал. В ящике уже лежало что-то, и поэтому над журналом он едва закрылся.
— Синицын был завязан с «Гогром»! — выдохнул Пётр Иванович и шваркнул на стол перед вздрогнувшим от неожиданности Сидоровым добытую у Людмилы Синицыной бумагу. «GOGR», — прочитал Сидоров самые большие буквы, а всё остальное прочитать не успел, потому что Серёгин выхватил бумагу у него из-под носа, замахал ею и забегал вокруг стола.
— Кажется, мы совершим прорыв! — выпалил Пётр Иванович. — Если удастся доказать, что Гоха — это Синицын…
— Даже если мы и докажем — он всё равно ничего не вспомнит сам, — вздохнул Сидоров, думая о том, как бы Пётр Иванович не обнаружил запрятанный в ящике футбольный журнал. — Вчера мне Карпец звонил.
— Карпе-ец?? — Пётр Иванович резко изменил курс, совершил пике и приземлился на дырявом стуле напротив Сидорова.
Повторно шваркнув бумагу из «Гогра» перед носом сержанта, Серёгин уставился на него так, словно собирался пролезть в мозг и прочитать мысли.
— И что же он тебе сказал?
— Ныл, что к нему завалил кто-то, двое чуваков незнакомых. Представились «Горгазом», а сами усадили на стул и усыпили, что ли…
«Они ничего не украли, — говорил тогда Сидорову Карпец. — Я ещё специально по тайникам у жены полазил, посмотрел, на месте ли деньги… Но деньги, им, кажется, были не нужны… — Сидорову вообще, показалось, что Карпец в истерике. — Я в сон какой-то провалился, а когда проснулся — их уже никого не было, а в голове у меня — алгебра за четвёртый класс, которую я уже и забыл давно!».
Прослушивая сообщение Сидорова, Пётр Иванович сидел и невольно скрёб пальцами затылок. Алгебра за четвёртый класс… С недавних пор Серёгин узнал, что заставлять «подопытного» вспоминать школьные учебники это стандартный метод всех гипнотизёров — милицейских и не очень…
— Вот что, — заключил Пётр Иванович, дослушав про Карпеца до логического завершения. — Сейчас покажем вот это Недобежкину, — он показал пальцем на бумагу из «Гогра», а потом к Карпецу съездим.
Глава 49. Открытие за открытием
Недобежкин не спеша взял документ Синицыных в руки, повертел его, покомкал, посмотрел на просвет и даже украдкой понюхал.
— Хм, — хмыкнул он, наконец. — Интересное кино. «Заключение о результатах эксперимента номер 29А»… Где же он его взял?
Недобежкин вперил в бумагу цепкий взгляд, стараясь найти на ней некие улики. Начальник нашёл под текстом дату: «19 часов 00 минут, 09 сентября 1999».
— Странная какая-то дата… — пробормотал он, подавив желание навалиться животом на стол. — Если перевести всё это в цифры и опустить нули, то будет так: «1999 1999». Я, конечно же, нумерологией не увлекаюсь, — поспешил оправдать свою числовую догадку Недобежкин. — Но они во всяких своих шарашках — и на картах гадают, и вызывают привидений, и по тринадцатым числам ничего не делают… Гиммлера возьмите, например…
Кажется, Недобежкин воспринял теорию Ежонкова — про фашистов — и мыслит его категориями.
— Э-эй! — это вставил своё веское слово Пётр Иванович, потому что ровно одну секунду назад из космоса ему на голову плюхнулась очередная сенсационная догадка. — Синицын ездил в командировку в Вашингтон в девяносто девятом!
— Да-а? — Недобежкин крайне удивился и даже не заметил, как отключилась его воля, и он навалился животом на стол.
— Да, — кивнул Пётр Иванович, подхватив правой рукой будильник, который Недобежкин спихнул со стола своим животом. — Как сейчас помню, — Серёгин поставил будильник на угол стола, подальше от Недобежкина и от края. — В августе, кажется, улетел, а в ноябре вернулся. Он ещё сувениров всяких напривозил, фотографии показывал. Капитолий там, Статуя Свободы, Макдональдс, да небоскрёбы…
— Эй, а для чего он туда ездил? — осведомился Недобежкин, даже не замечая, что лежит животом на столе.
— На какой-то всемирный полицейский слёт… — начал припоминать Пётр Иванович. — Григорий рассказывал, что там ещё англичане, французы были…
— Жандарм Крюшо, — тихонько хихикнул Сидоров из своего угла, и никем услышан не был.
— … Делились опытом следовательской работы, что ли. У Синицына там с конференций ещё фотографии были… — продолжал Пётр Иванович, ухватившись за подбородок.
— Да, помню такой, — оживился Недобежкин. — Стоп! — начальник достаточно высоко подскочил, освободив стол от своего живота. — Смирнянский ещё на него ездил. Надо бы поспрашивать у него про Синицына. Прекрасно, — заключил начальник и снова уселся, чутко следя за тем, чтобы снова не улечься на стол. — Пойдёмте к Гохе, подсунем ему в нос эту бумаженцию, авось сообразит?
За сегодняшний день это был уже третий визит Недобежкина к Гохе. Вообще, по графику рабочий день уже подошёл к концу, однако «суперкоманда» под руководством неутомимого милицейского начальника не спешила уходить домой. Тем более, что летом темнеет поздно, дни длинные, можно и поработать. Усачев и Казаченко уже закончили исследовать размеры бедствия, нанесённого «инопланетным визитёром», и откочевали в комнату экспертов, забрав с собой вывернутую решётку. Ничем не закрытое окно впускало в мрачноватый серый коридор солнечный свет, птичий щебет и приятный летний ветерок.
Гоха уже завалился спать. Спал он не на нарах, а под ними, как собака в будке, и этим очень напоминал Грибка — Кораблинского, который тоже предпочитал пол постелям.
— Гоха! — Недобежкин присел на корточки затормошил секретного узника за плечо.
— Уууу! — Гоха заворочался на полу и раскрыл свои сонные глазки. — Чо?
— Давай, Гоха, просыпайся, — Недобежкин схватил его за воротник и потянул вверх. — Садись по-человечески и давай, поговорим.
Гоха нехотя поднялся сначала на четвереньки, а потом — вполз на нары и укрепился там, поджав под себя ноги.
— Граждане начальники, — заныл он. — Ну. Я же вас не бужу…
— Это ещё как сказать… — буркнул Пётр Иванович.
Сидоров почему-то оглянулся назад, туда, где в коридоре зияло выбитое окно. А вдруг «Карлсон прилетит» опять? Перед окном растёт каштан. И, если «Карлсон» надумает «прилететь», то из-за каштана его смогут заметить только тогда, когда он влезет в окно…
Гоха отказывался говорить, он даже не хотел смотреть на бумагу Синицына, которую давал ему Недобежкин.
— Гогр! — сказал Гоха.
— Неужели «закамлает»? — буркнул Недобежкин и принялся трясти Гоху за плечо, чтобы вытряхнуть беднягу из омута безумия, который засасывал его всё глубже и глубже. — Эй, приятель, давай, бросай это дело!
— Ы-ы-ы! — мыкнул Гоха, захлопав глазками. — Гогр… Гогр это Гогр!
— Чёрт, кто же это ему так мозги-то забил?? — рассердился начальник и пихнул Гоху в бок. — Чуть что — сразу этот «Гогр»!
— Жил был у бабушки серенький козлик! — срывающимся фальцетом взвизгнул Гоха, а потом — хлопнулся на четвереньки и невменяемо заорал:
— Ме-е-е-е! Ме! Ме! Ме! Ме-е-е-е!!!
А потом — Гоха взял на нарах небольшой разбег и неожиданно боднул лбом Недобежкина, спихнув его с нар на пол.
— Чёрт! — разозлился начальник, а Сидоров прыгнул вперёд и заковал озверевшего Гоху в наручники, прежде чем он успел боднуть начальника второй раз.
— Вот уже!.. — извергался, словно вулкан, подбитый виртуальными рогами Гохи начальник. — Однако… — Недобежкин разом перестал «извергаться» и поднялся на ноги, потирая ушибленный бок. — Я могу сделать из всего этого следующий вывод. А вывод у меня будет такой, что у Гохи на эту бумажечку рефлекс. Как только она попадается ему на глаза — у него включается «команда гоу ту», и он начинает блеять. Это значит только одно — кто-то специально установил ему именно эту программку, и отсюда, ребятки, вытекает, что да, Гоха — это Синицын.
