Анна Белкина - G.O.G.R.
— Стой!
Но тот, не реагируя, направился прямо к той камере, где сидел пленник из Верхних Лягуш Объегоркин и взялся за ручку двери! Белкин ещё никогда не видел такой наглости.
— Стой, буду стрелять! — выкрикнул он и пальнул пару раз в воздух, попав в потолок, отбив кусок штукатурки. Услышав выстрелы, из камеры Гохи выскочили Недобежкин, Смирнянский, Ежонков и Серёгин. Ежонков сразу же забился за спину Смирнянского, Недобежкин и Серёгин достали пистолеты, а Смирнянский пытался выкинуть Ежонкова из-за своей спины.
— Что такое, Белкин?? — выдохнул Недобежкин, и тут же заметил некоего незнакомца, который старательно отковыривал дверь камеры Объегоркина.
— Что за чёрт? — выплюнули они дуэтом с Серёгиным, и Недобежкин тоже выпустил одну пулю, которая врубилась в стенку над головой странного гостя.
Но тот даже не шелохнулся, а продолжал методично расшатывать дверь с какой-то нечеловеческой страшной силой, от чего казалось, что эта неприступная железная дверь сейчас вообще, вылетит и шлёпнется на пол.
— Вот, — сделал запоздалый вывод Белкин.
— Да отцепись же ты от меня! — неистовствовал Смирнянский, выгоняя из-за себя Ежонкова.
Недобежкин покрепче ухватил рукоять пистолета и двинулся к этому гостю, требуя от него сдаться и поднять руки. Начальник сделал знак Петру Ивановичу, чтобы тот заходил с другой стороны и брал «пришельца» в клещи. «Как он сюда попал?» — удивился Пётр Иванович и, последовав приказанию начальника, тоже направился к этому странному индивидууму, одетому в серую больничную пижаму, который уже почти что высадил дверь голыми руками!
Недобежкин вознамерился, во что бы то ни стало схватить этого злоумышленника и, оказавшись достаточно близко к нему, отдал Серёгину строгий приказ:
— Вперёд!
Пётр Иванович сообразил мгновенно, и, прежде чем Смирнянский успел сказать:
— Нет, стойте! — они с Недобежкиным напрыгнули на «гостя», собираясь повалить его и прижать к полу.
Тот резко обернулся и выбросил правую руку раскрытой ладонью вперёд. Пётр Иванович, нацелившийся было заломить нарушителю руки, внезапно натолкнулся на некую невидимую непроницаемую преграду. Его отшвырнуло назад, и Серёгин покатился кубарем по холодному и твёрдому полу. Субъект выдрал несчастную дверь, швырнул её с силой какого-то Геракла и невозмутимо вступил в камеру Объегоркина.
Напуганный происходящей фантасмагорией Белкин принялся стрелять на поражение, и тогда «космический» гость совершил невозможное. Он пару раз резко пригнулся, пропустив над собою все пули Белкина, и впрыгнул вглубь камеры под защиту толстой стены. Недобежкин упал так же, как и Серёгин, и теперь барахтался вместе с ним на полу.
— Ты его не остановишь! — это Смирнянский подскочил к стреляющему Белкину, отобрал у него пистолет и потащил за собой в относительно безопасную Гохину камеру. — Прячемся!
Ежонков просто заклинился на месте, взирал на то, как гость выносит на плече вялого Объегоркина и бормотал свою излюбленную фразочку:
— Нацистские агенты…
— Его надо поймать! — не унимался Белкин, вырываясь из «железных клещей» Смирнянского.
Смирнянский держал крепко. А вот гость — игнорируя весь мир, он прошествовал по коридору к разбитому окну и выпрыгнул со второго этажа, приземлившись на обе ноги и не пошатнувшись с тяжёлой ношей в виде Объегоркина.
Пётр Иванович и Недобежкин уже пришли в себя после фантастически сокрушительного удара «инопланетянина» и теперь сидели на полу, потирая набитые шишки.
— Что это было? — обалдело хлопая глазами, осведомился у мироздания Недобежкин.
— Ы-ы-ы! — это всё, что смог ответить начальнику Пётр Иванович, у которого, кажется, на лбу надулась шишка.
— Вот тебе и «Густые облака», Васек! — Смирнянский выпростался из камеры Гохи, ухватил Недобежкина под мышки, желая поднять. — Сам накликал, вот он и пришёл. А ты всё: «Найти, найти», вот и нашёл!
— Отстань от меня! — отмахнулся Недобежкин от Смирнянского, словно от назойливой мошкары. — Я сам встану, я не инвалид! И сам вижу, что… — начальник замолк, потому что так и не понял до конца, что же он такое увидел. Понял только, что некий странный тип руками расшатал дверь, которая рассчитана на удар грузовиком, вынес из камеры Объегоркина и выскочил в окошко, словно… птичка?
А вот Пётр Иванович успел рассмотреть визитёра — и увидел в нём черты человека под условным именем «Ярослав Семенов», который оставил с носом Никольцева и врача Ивана Давыдовича. Неужели это ему на «Наташеньке» «подарили» такие возможности??
— Нацистские агенты тоже так делали! — ввернул своё замечание Ежонков. — Бух-бах! — и готово! Их специально обучали технике бесконтактного боя. Вот этот «немчик» и показал тебе, на что способен. А ты как хотел, Васек?
— У нас Донецк! — Недобежкин попытался подняться сам, но вдруг зашатался на ногах и опять уселся на пол, грузно, по-медвежьи. — Нету немчиков, Ежонков! А этого «сверчка» надо поймать! Белкин!
— А? — Белкин в этот момент занимался Гохой. Почувствовав близость своего «брата по „Наташеньке“», Гоха «закамлал» и теперь, испуская вопли: «Гогр» и «Шотландия», носился по камере и рвался наружу, видимо хотел «улететь» вслед за этим Семеновым. Белкин удерживал его, как мог, но во время «камланий» в щуплом Гохе просыпалась невиданная сила Самсона. И он уже почти, что вытолкнул Белкина из камеры в коридор.
— Эх! — Серёгин смог подняться на ноги раньше начальника, и помог Белкину водворить «Самсона» назад в камеру.
Белкин запер замок на два оборота и приблизился к сидящему на бетоне пола Недобежкину.
— Белкин! — Недобежкин снова совершил отчаянную попытку закрепиться на ногах, однако и эта попытка провалилась с треском и громом. Оказавшись снова на полу, Недобежкин потребовал от Белкина:
— Разошли ориентировку на Ярослава Семенова по всем отделениям, пускай, ищут его, как опасного преступника, понятно?
— Не делай этого, Белкин! — возразил Недобежкину Смирнянский. — Они его всё равно не найдут, а только все пополучают в грызло. Лучше, Белкин иди и стань на посту, будто бы ничего и не было.
— Тут СОБР нужен, — вставил Ежонков, пиная на полу кусочки стекла.
— Ты мне, Игорь, скажи, кто мне новое окно вконопатит? — осведомился Недобежкин, наконец-то водворившись на ноги.
— Ну, я тут не причём, — отпарировал Смирнянский. — Это ты привадил сюда мутантов, ты теперь и окна ремонтируй. А мне пора на работу, я пошёл.
Смирнянский пожелал самоустраниться, покинув отделение через чёрный ход. Вытерев пот со лба синим платком, он «взял старт» и широкими шагами направился к выходу.
— Куда? — Недобежкин проявил невиданную прыть и заступил Смирнянскому дорогу. — Не пущу, подождёт твоя работа! Ты там много копал про «Наташеньку», давай, вываливай, как его поймать?
— Никак! — ответил за Смирнянского Ежонков. — Ты, Васек, слишком далеко заполз в этом дельце, так что, я тут тебе уже не помощник. Мне не с руки рисковать своим мягким местом, да и головой тоже. Я пока что в СБУ служу и упрятываться в районную ментуру не собираюсь, а тем более — слесарить, как Смирнянский. Как хотите, а я тоже пошёл.
С этими невесёлыми для Недобежкина словами Ежонков протиснулся мимо самого Недобежкина и заклинившегося посреди коридора Смирнянского, покинул изолятор и потопал к чёрному ходу.
— Пока, Васёк, — сказал Смирнянский и испарился вслед за Ежонковым.
— Предатели! — фыркнул Недобежкин, уперев «руки в боки». — Ладно, Серёгин, придётся нам самим работать…
Глава 48. Следы распутываются
Людмила Синицына долго и внимательно изучала глуповатое, потерянное лицо «секретного узника» Гохи, стараясь разглядеть в нём какие-либо черты Григория Григорьевича. Пётр Иванович по её реакции не мог понять, узнала ли она в Гохе майора Синицына, или нет — очень уж спокойно она его разглядывала. Серёгин знал, что это лишь внешнее спокойствие, которое бывает, когда человек, как говорится, «выплакал все слёзы», перенервничал до такой степени, что у него не хватает сил на то, чтобы нервничать дальше. Гоха пел под нос некую песню. До Серёгина долетали отдельные слова:
— Проснись и пой, проснись и пой!..
Пётр Иванович невольно вспомнил, что настоящий Синицын пел эту песню ещё в институте, когда участвовал в конкурсе КВН. Гоха тоже любил её напевать, особенно, когда «камлал»: сквозь плотную завесу «Гогра» прорывалось у него слово «Шотландия» и эта вот песня…
Людмила Синицына странно молчала — то ли не знала, что сказать, то ли просто не находила в Гохе никакого сходства с собственным мужем. Пётр Иванович — тоже не находил никакого сходства Гохи с Синицыным и думал, что зря они с Сидоровым побеспокоили его жену, и Гоха — это просто Гоха… Хотя и Грибка — Кораблинского жизнь в качестве бомжа изменила до неузнаваемости. Его даже Сидоров не узнал, даже родная жена узнала с трудом… Кстати, с Кораблинским у врача Ивана Давыдовича до сих пор беда: Грибок то «камлает», то воет, то монотонным гласом робота цитирует УК…
