Анна Белкина - G.O.G.R.
— Ме-е-е-е! Ме! Ме! Ме! Ме-е-е-е!!!
А потом — Гоха взял на нарах небольшой разбег и неожиданно боднул лбом Недобежкина, спихнув его с нар на пол.
— Чёрт! — разозлился начальник, а Сидоров прыгнул вперёд и заковал озверевшего Гоху в наручники, прежде чем он успел боднуть начальника второй раз.
— Вот уже!.. — извергался, словно вулкан, подбитый виртуальными рогами Гохи начальник. — Однако… — Недобежкин разом перестал «извергаться» и поднялся на ноги, потирая ушибленный бок. — Я могу сделать из всего этого следующий вывод. А вывод у меня будет такой, что у Гохи на эту бумажечку рефлекс. Как только она попадается ему на глаза — у него включается «команда гоу ту», и он начинает блеять. Это значит только одно — кто-то специально установил ему именно эту программку, и отсюда, ребятки, вытекает, что да, Гоха — это Синицын.
— Ме-е-е-е! — верещал под нарами скованный Гоха, извиваясь, как змея, которой наступили на хвост.
— Бедняга, — уныло вздохнул Пётр Иванович. — Гришка, Гришка, кому же ты, брат попался-то?
— К Карпецу завтра поедем, — заключил Недобежкин, глянув на часы и увидав, что часовая стрелка закончила «пробег» на цифре «восемь», а минутная — на «четырёх».
Глава 50. Гости Бориса Карпеца
Этим вечером Борис Карпец нашёл себе очень интересное занятие: он сидел на диване и смотрел по телевизору хоккей. Перед ним скучала на журнальном столике остывшая пицца, а около пиццы — грустила пластиковая бутылка с согревшейся пепси-колой. Карпецу было не до этого: прославленный донецкий «Шахтёр» готовился забросить вторую шайбу в ворота королей хоккея канадцев.
Входная дверь у Карпеца была сделана из железа и задраена на три замка — никакая мышь не проскочит. Даже моль, и та — вряд ли пролетит. После того, как к нему пожаловали два непонятных гостя — Карпец дал себе слово быть предельно осмотрительным и не открывать дверь никому — даже пожарным. «Я пожарных/милицию/скорую не вызывал», — вот такой дежурный ответ заготовил Борис Карпец для любого незнакомого гостя.
Хоккейный матч закончился досадной ничьёй «два — два», пицца перекочевала к Карпецу в желудок, а пепси-кола — обратно в холодильник для повторного охлаждения. Карпец собрался ложиться спать, начал было натягивать пижаму, но тут его внезапно решил побеспокоить кто-то, кто пришёл с улицы. Этот кто-то подошёл в подъезде к железной двери Карпеца и принялся с неким остервенением вдавливать в стену красную кнопку звонка.
— Динь-донн! — запел звонок, и Карпец вздрогнул: неужели, снова началось??
Борис Карпец решил сделать вид, что его квартира пуста и затих. Но незваный гость не отставал.
— Динь-доннн! — ревел звонок, и Карпецу уже ничего не оставалось делать, как засеменить к двери, держа наготове дежурный ответ.
— Кто там? — спросил Карпец и заглянул в глазок.
Он увидел чёрную темноту — лампочка на этаже перегорела буквально полчаса назад.
— Свои, — ответил за дверью мягкий бархатный голос.
— Ка-какие свои? — опешил Карпец и прилип к глазку, стараясь выхватить из чернильной мглы хотя бы силуэт.
Но нет — мгла оказалась настолько плотной, что глазок «показывал» лишь «чёрный квадрат», а вернее — чёрный эллипс.
— А ты дверь открой! — заявил тот же самый мягкий голос. — Вот и узнаешь!
— Не!.. — взвизгнул было Карпец, но тут он вдруг замолк, отрубил все свои возражения, и его рука медленно, но верно потянулась к первому из трёх замков.
Две тёмные личности молча вдвинулись из мглистого подъезда в освободившийся от двери дверной проём. Карпец учтиво посторонился, пропуская их, а потом — некий автопилот направил его руку для того, чтобы она притянула дверь и закрутила замки.
— А ты, брат, нехило его припушил, — довольно хмыкнула одна тёмная личность, обращаясь ко второй. — Ну что, продолжай крутить, авось выгорит?
— Эх, вспушат меня за них за всех! — фыркнула вторая тёмная личность и скомандовала Карпецу, который всё это время бесполезно топтался в прихожей:
— Ну, давай, иди на кухню, браток, садись там на стульчик и сиди на нём, сиди.
Карпец бестолково кивнул и ушаркал на кухню, заскрипел там стулом. Обе тёмные личности бесшумно последовали за ним. Первая тёмная личность вступила на кухню, а вторая — щёлкнула выключателем и выключила свет в прихожей Карпеца, погрузив всю квартиру во мрак.
— Ежонков, ты что? — взвизгнула первая личность. — Я сейчас себе тут все ноги повывихиваю!
— Уходя, гасите свет! Надо экономить электроэнергию, — беззлобно хихикнул Ежонков. — Ты, Игорек, под ноги смотри, авось не повывихиваешь?
— Включи немедленно!! — зарычал Игорь Смирнянский, стискивая кулаки. — Я тебе не результат, и не вижу в темноте ни черта, ты, экономист леший!
— Да ладно тебе, Игорёк! — примирительно сказал Ежонков и возвратил в прихожую луч света. — Не бушуй ты так, а то смотри, совсем осатанел!
Смирнянский прорычал сквозь зубы букву «Р», нашёл на кухонной стенке выключатель и засветил круглый кухонный светильник.
— Вот теперь можешь гасить, «Прометей»! — проворчал он. — И двигай ластами, а то так вся ночь проскочит, а ты будешь тут рубильниками клацать! Кто тебя только в СБУ держит?? Медлительный, как червяк!
— Будь проще! — посоветовал Ежонков и погрузил прихожую во тьму. — Начинаем, что ли?
Ежонков деловито прошествовал на кухню, окинул взглядом все, что на ней было, включая достаточно высокую гору грязной посуды, что высилась в раковине и около неё. Потом он ногой отпихнул под стол растрёпанный веник, пробормотав при этом:
— «Ша» создаёт. И ещё — надо бы посуду помыть. Займись, Игорек?
— Разбежался, — огрызнулся Смирнянский, устроившись на стуле. — Давай, фурычь, а то мне уже надоело тут торчать.
— Эх! — вздохнул Ежонков, а потом — по нескольку штук — перетаскал и запрятал всю немытую посуду в буфет, к помытой.
И только после этого, «Кашпировский» начал свою «колдовскую» работу. Безвольный Карпец подчинялся всем его требованиям: рассказывал параграфы из учебника математики и физики, потом попрыгал, встал на руки, хотя раньше никогда не умел этого делать, спел песенку без музыкального слуха и, наконец, снова водворился на стул по приказу «всесильного» Ежонкова.
— Завязывай цирк! — буркнул Смирнянский, косясь на Ежонкова одним глазом. — Давай, дело делай!
— О’кей! — согласился Ежонков. — Он уже готов. Спрашивай его, о чём захочешь — ничего не скроет. Ты же знаешь, что стереть память невозможно. Её можно только заблокировать, а при умелой разблокировке тебе кто хочешь, заговорит! Даже древесный тритон расскажет про свою прошлую жизнь!
— Древесный тритон? — удивился Смирнянский. — Ты что? Тритоны никогда из воды не вылазят!
Ежонков только плечами пожал: не вылазят и ладно, какое ему дело до этих всех лягушек? Карпец сидел, и выражение его лица напоминало маску. Он пялился широко раскрытыми, но невидящими глазами куда-то в околоземное пространство и, ни о чём не думал, потому что Ежонков отбил у него способность вести мыслительные процессы. Смирнянский придвинулся к нему вместе со стулом, заглянул в его стеклянные глаза и вопросил тоном комиссара Мегрэ:
— Кто тебя похитил?
Карпец продолжал молчать. Он не шевельнулся и даже не моргнул. Просто молчал и всё. Смирнянский оторвал суровый взгляд от тихого Карпеца и перевёл его на Ежонкова, который косился на печенье, что покоилось в миске на кухонном столе.
— Ну? — осведомился Смирнянский. — Ты же мне тут клялся, что всё, он готов, и т. д. и т. п. Ну?
— Это всё непросто, — попытался выгрести Ежонков, но тут же был утоплен свирепым словом, что изрыгнул ему Смирнянский:
— Профан!
— Эй! — обиделся Ежонков. — Ты-то сам гипнотизировать умеешь? Нет! А я — да! Я лучше знаю, как надо гипнотизировать. Ты у него ещё раз спроси и ещё раз! А ты хотел, чтобы он тебе сразу все тайны вывалил! Не дождёшься, амиго!
— Ух, мне с тобой! — фыркнул Смирнянский, а потом — снова пристал к апатичному Карпецу:
— Кто тебя похитил?
Ежонков хрустел чужим печеньем, но Смирнянский старался не обращать внимания на этого обжору. Он сейчас уже достаточно рыхлый, а что будет годков через пять? Освиневшая туша, которой трудно стоять на ногах, вот! А сам-то Смирнянский худой, вот так вот!
Карпец не проявлял признаков жизни, а всё пялился в свой любимый космос и даже не блеял.
— Кто тебя похитил? — не отставал Смирнянский, и его голос уже начинал трансформацию в рык.
Карпец сохранил полнейшее молчание, лицо его не изменило своего глупого выражения. Кажется, он никого не видит и ничего не слышит, как какая-то восковая фигура. Смирнянский снова издал рык, поднялся на ноги, приблизился к Карпецу и потряс его за плечи.
