Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
– Мне трудно представить, что кто-то может продать мать за книгу, а потом даже не открыть ее, – сказал я.
– Мне неоднократно доводилось в этом убеждаться. Я продавал свои книги с тоненькой прозрачной ниткой, привязанной к корешку. А впоследствии находил какой-нибудь предлог, чтобы наведаться в библиотеку своих клиентов-коллекционеров – из тех, с кем мы были в приятельских отношениях, – и интересовался некогда проданными мной экземплярами. Они наизусть, с гордостью перечисляли мне характеристики этих книг. Я просил разрешения взять их в руки, чтобы полистать, и… выяснялось, что никто их даже не открывал, никто их не читал. Истории, которые я так любил, сделавшие меня тем, кто я есть, – их покупали не для того, чтобы читать, а лишь для того, чтобы обладать ими, как охотник, который делает чучела из голов редких, почти вымерших животных, чтобы любоваться их частью, их мертвой оболочкой. Коллекционер желает просто обладать объектом своей страсти, он лишает его души и видит лишь красивый переплет; потом интерес угасает, и опять начинается дофаминовый цикл в погоне за новым редким экземпляром.
Алистер посмотрел на свой бокал и принялся вертеть его с сосредоточенным видом. На столе стояли также стеклянные песочные часы с золотистым песком. Он перевернул их, и песчинки начали сочиться тонкой струйкой через отверстие.
Не знаю, была ли вызвана его многословная откровенность абсентом, или он всегда был таким. Я в силу профессиональной деформации никогда не мог удержаться от того, чтобы дать быструю оценку и составить психологический профиль, как только передо мной оказывался человек, имевший отношение к расследованию. Алистер был склонен к театральности, гедонизму, и речь у него была выразительная и изысканная, как у настоящего бунтаря-интеллектуала. Я впервые задался вопросом, какой психологический портрет составил бы своему отцу. Ведь, когда он умер, мне было всего шесть лет, и все, что я помнил, – это объятия и игры, дни рождения и празднования Рождества. Смех, и поцелуи в лоб, и сказки на ночь – например, о продавщице спичек Андерсена…
– Все это было мне глубоко отвратительно, я ненавижу бизнес по продаже старинных книг. Высокая библиофилия превратилась в обычный материал для финансовых спекуляций. Я терпеть не могу аукционы вроде «Сотбис» и «Кристис», где уникальные произведения пускаются с молотка и мультимиллионеры покупают и продают их через своих консультантов по инвестициям, делающих ставки по телефону. Несколько десятков лет назад был продан на аукционе «Лестерский кодекс» Леонардо да Винчи, тетрадь, содержащая научные записи и наброски этого гениального человека, столь неутомимого в своем стремлении постичь все тайны мироздания. Это была самая дорогая из когда-либо проданных на аукционе рукописей: за нее было заплачено тридцать миллионов долларов. Ее приобрел Уильям Генри Гейтс-третий, более известный как Билл Гейтс. Я помню, как разговаривал с аукционистом, проводившим эти торги. «Он даже не видел рукопись, не явился лично, чтобы взглянуть на нее, – купил просто вслепую», – сказал он мне. Думаю, он испытывал некоторое сожаление, как и я. Прочел ли эту рукопись ее новый владелец, полистал ли ее хотя бы, попытался ли расшифровать эти записи, эти наброски, сделанные рукой гения? А как насчет Карла Лагерфельда, известного библиофила, модельера «Шанель»? У него была библиотека, насчитывавшая триста тысяч томов, он приобретал по сотне книг в день. Сто книг ежедневно! Сто книг для человека, у которого никогда не будет времени их прочесть! Сто книг, оставшихся без читателя! Сиротливых, бесполезных, лишенных своего предназначения… Как только коллекционер говорит мне, что у него в библиотеке более пяти тысяч экземпляров, я теряю к нему уважение. Мне становится ясно, что никакой это не читатель, а просто обманщик, обычный охотник за книгами, жаждущий лишь накапливать и обладать.
– Почему именно эта цифра?
– По моим подсчетам, это максимальное количество книг, которое человек может прочесть за жизнь. Вот представь, что ты пристрастился к чтению в десять лет, а теперь тебе шестьдесят. Сколько книг ты мог бы прочитать за пятьдесят лет? При среднем темпе две книги в неделю получается сто книг в год и пять тысяч за пятьдесят лет. Ты точно не хочешь абсента? – спросил Алистер, налив себе последний бокал и поставив пустую бутылку на пол.
Я отрицательно покачал головой и посмотрел время на телефоне. Алистер никуда не торопился; просто ему нужна была компания или внимательный слушатель, чтобы выговориться.
– Ах да, ты говорил, что у тебя мало времени… Я, наверное, не слишком помог тебе своими рассказами?
– А что, если я скажу вам, что «Черный часослов» может быть как-то связан со смертью вашей дочери?
Алистер отставил бокал, и лицо его исказила гримаса боли – я бы даже сказал, безграничного отчаяния.
– Никогда в наших разговорах она не упоминала никакой «Черный часослов» – ни разу. И я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь, какое отношение ты имеешь ко всему этому?
– Я инспектор – вернее, бывший инспектор, – сразу же поправился я, – автономной полиции Эрцайнцы в Витории. Специалист по криминальному профайлингу. Сейчас я в отставке, преподаю в Академии Аркауте, и у меня нет никакого желания возвращаться на линию огня, однако несколько дней назад, после того как в Витории был найден мертвым известный книготорговец-антиквар…
– Эдмундо, Граф, – перебил меня Алистер. – Да, до меня дошло это печальное известие. На самом деле именно об этом был один из последних наших разговоров с Сарой.
– Она его знала?
– Кто же не знал Эдмундо? Его невозможно было не заметить там, где он присутствовал, а присутствовал он везде: на всех ярмарках, сделках, аукционах, где появлялись интересные экземпляры из коллекционных библиотек. Он был актером по жизни, яркой фигурой… Разумеется, мы его знали.
– Ну конечно, я понимаю, что в такой эндогамной сфере, как библиофилия, вы не могли не быть в курсе смерти Эдмундо. И спрашивал не о том, знала ли ваша дочь, кто он такой. Я имел в виду, доводилось ли им когда-либо сотрудничать, работать вместе?
– Да. Сара занималась выпуском факсимильных изданий, и, кроме того, она была директором Международной лиги антикварных книготорговцев.
– Расскажите мне о
