Филипп Ле Руа - Последнее оружие
Резкое столкновение сбросило обоих противников в ледяной водоворот, в мешанину из обломков, бензина и пены. Очутившись в воде, Натан ощутил сильнейший удар по ребрам, боль, холод на лице, вкус помоев во рту. Вынырнув на поверхность, увидел лежащий на боку аквацикл. Мотороллер камнем ушел ко дну. Девица тоже. Он искал ее в непроницаемых глубинах порта, выныривал по многу раз, чтобы глотнуть воздуху, снова нырял, пока не нащупал руками чью-то ногу.
Поддерживая ей голову над водой, втащил на аквацикл. Тут к ним подоспел на моторке прокатчик из аквацентра. Перетащив тело утопленницы в свое суденышко, он стал чередовать искусственное дыхание рот в рот с массажем легких, пока она не извергла из себя жидкость, залившуюся в легкие. Скривилась, пробурчала что-то невразумительное и потеряла сознание.
Натан уложил молодую женщину в прокатной конторе и осмотрел ее. Она получила сильный удар по черепу. Он вытер кровь и раздвинул волосы, закрывавшие костистое лицо и скошенный подбородок. Некрасивые черты странно контрастировали с совершенством анатомии: плечи гимнастки, полная грудь, изящные бедра, длинные точеные ноги. Натана так заинтриговала эта женщина, что он чуть не забыл о собственном состоянии. У него было распорото бедро и кружилась голова.
37
Капитан Санако представил ему список его подвигов: стрельба в универмаге в день скидок и в метро в час пик, нападение на двоих охранников и кража их оружия, разрушение киоска, кража мотороллера, поломка аквацикла, многочисленные нарушения правил уличного движения, нанесение травм гражданам… В итоге мэр и начальник полиции в ярости. Натан осведомился, не побеспокоил ли он ненароком и самого императора. Комиссар не оценил иронии. Погибших, по счастью, не приходилось оплакивать, но зато сколько разрушений, сколько писанины, сколько жалоб! Санако стал предметом особого внимания со стороны начальства. Что касается беглянки, то она впала в кому. Ее фотография и отпечатки пальцев не значились ни в одном досье Интерпола. Натан сел на больничной койке. Его бедро стягивала плотная повязка.
– Надеюсь, наблюдение ей обеспечено не только медицинское, – сказал он.
– Куда она денется?
– Может очнуться.
– Я поставил человека на входе в палату.
– Поставьте двоих. И еще третьего у окна.
– Незачем перегибать палку.
– Эта девица – помесь хамелеона с угрем.
– Думаете, это она стоит за всем этим?
– За чем за «этим»?
– За исчезновениями.
– Она либо «за», либо «перед».
– Перед?
– Она как-то связана с похищениями. Остается узнать, как виновница или как жертва.
38
Сильви явилась к Натану с букетом новостей. К пропавшим женщинам добавилась пятая. Элиана Кортес, менеджер высшего звена из нью-йоркского «Чейз Манхэттен банка» не подавала признаков жизни два дня. Внимание Интерпола привлек тот факт, что она в свои двадцать пять лет занимала пост директора по инвестициям. Копнув поглубже, Сильви обнаружила, что молодая женщина закончила Йель, была незамужней и бесспорно красивой. Федеральный агент Музес отправился в Нью-Йорк, чтобы разузнать об этом побольше. В Париже Тайандье не нашел никаких следов удочерения Аннабель четой Доманжей и еще больше усомнился в компетентности Лава. Одно к одному: Гордон Райлер предъявил свидетельство о рождении дочери и свидетельство о смерти своей жены, умершей при родах. Выходило, что Галан Райлер его родное дитя. Сильви заодно навела справки о кличке пса Аннабель. «Барнш» по-турецки означало «мир». И она не представляла себе, на что может сгодиться такая информация.
Натан предложил навестить родителей Суйани, Он хотел узнать поподробнее о связях, которые они поддерживали с дочерью.
Их такси пересекло квартал Асакуса и продолжило путь на север, до Йошивары. В эпоху сегунов Токугава, которые правили страной с XVII по XIX век, Йошивара была местом утех и погибели богачей, там во множестве водились гейши, сведущие в искусствах и утонченных наслаждениях. В те времена, когда Токио назывался Эдо, а театр Кабуки был эротическим зрелищем, в квартале насчитывалось более трехсот публичных домов. Возмущенные власти в конце концов запретили красивым девушкам выходить на сцену. Их заменили переодетыми мужчинами, публичные дома превратили в турецкие бани, а проституток – в массажисток.
– Турецкие бани? – переспросила с нажимом Сильви. – Думаешь, это имеет отношение к Баришу?
Она была готова рассмотреть любую версию.
– С тех пор как Турция заявила протест, уже не говорят «квартал турецких бань», но «Soapland». To, что Турция повлияла на детство Суйани, еще надо доказать.
– Странное место для воспитания девочки, которая через несколько лет станет одной и самых дорогих голов «Мицубиси».
– Это место вдохновляло артистические натуры. Художники на знаменитых гравюрах обессмертили общество, которое смешивало искусство и секс.
На повороте у синтоистского святилища таксист заколебался. Прохожий указал им дорогу к дому Камацу.
Трехэтажное заведение было построено из дерева и крыто синей черепицей. В холле Сильви и Натана встретила госпожа Камацу. Они сменили свою обувь на тапочки, вошли в зал ресторана и поднялись на второй этаж, где клиенты заканчивали вечер в обществе проституток.
– Мы – один из редких домов, сохранивших традиции хикитешая,[10] – сказала госпожа Камацу на лестнице.
– Традиции теряются, – поддакнул Натан, которого они мало заботили.
– Ойран[11] сегодня заняты в представлениях для туристов.
Она раздвинула створки низкой двери. Они вошли. В комнате были только столик и три плоских подушки. Натан сделал Сильви знак разуться, поскольку пол был покрыт татами. И отметил про себя три детали убранства: нишу в стене с букетом из трех цветков, сунга.[12] Хокусаи и каллиграфическую надпись из трех иероглифов, смысл которых его смутил.
– Хадзимемаситэ, – сказал господин Камацу, присоединяясь к ним с поклоном.
– Хадзимемаситэ, – ответил Натан, поклонившись в свою очередь.
Отец Суйани пригласил их сесть на дзабутоны, в то время как его супруга изящно расставляла на столе посуду для чаепития. Каждый из ее жестов выражал спокойствие и безмятежность. Сознавая важность обычаев и правил, соблюдаемых в этом месте, Натан повернул чашку в руках, показывая, что оценил искусство хозяйки. Он попросил говорить по-английски, объяснив, что Сильви не знает японского.
– Никаких проблем. Суйани часто обращается к нам на этом языке.
– Почему?
– Чтобы дать нам возможность попрактиковаться. Среди нашей клиентуры немало гайджинов.
– Кто она, ваша дочь?
– Мы уже говорили это полиции.
– Кто она для вас?
– А кто такой Будда? – спросил в ответ Эита Камацу.
– Значит, Суйани раскрыла свою истинную сущность?
– Да, она достигла Пробуждения, несмотря на свою общественную и светскую жизнь.
Сильви подумала, что они с таким же успехом могли бы говорить и по-японски. Или по-китайски. Госпожа Камацу разлила чай по чашкам, распространяя по комнате совершенную гармонию и горячий аромат. Уверенная, что каждый жест предписан каким-нибудь правилом, бельгийка старалась подражать Натану. Ей не хотелось допустить грубый промах или сорвать этот странный допрос.
– Суйани воспитывалась здесь? – спросил Натан.
– Мы обучили ее искусствам, остроумию, буддизму. Наша дочь умеет медитировать, петь, танцевать, играть на всех традиционных инструментах. Мы также научили ее культивировать и распространять вокруг себя доброту.
– Вы обучили ее и искусству обольщения?
– Простите?… – смутилась мать.
– Она ваш единственный ребенок?
– Да.
– Вы вскармливали ее грудью?
Не расставаясь со своей полуулыбкой, супруги Камацу переглянулись, удивленные вопросом.
– Да, – ответила мать.
– Как долго?
– К чему такое любопытство?
– Я пытаюсь создать психологический портрет вашей дочери, который поможет мне найти ее.
– Примерно год.
– В каком возрасте она научилась ходить?
– В три месяца.
– А говорить фразами?
Будучи свидетелем этого сюрреалистического диалога, Сильви не ощущала вкуса чая. Супруги Камацу тоже.
– Года в три, но…
– Когда она покинула ваш дом?
– Семь лет назад. Чтобы учиться в Америке.
– В Беркли, не так ли?
– Да.
– Вам это недешево обошлось?
– У нас были средства. Наши клиенты хорошо платят.
– Благодарю вас за прием.
Они поклонились. Обувшись, они направились к ближайшей станции метро. Сильви нуждалась в объяснениях.
– Непохоже, что они потрясены исчезновением дочери, – сказала она.
– Что тебя заставляет так думать?
– Эта их неизменная полуулыбочка.
– Один из приемов дзен. Способствует хорошему настроению и естественному счастью.
