Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор
В руках у него были две чашки чая.
— Не возражаете, если побеседуем здесь? — спросил он. — Дома спит ребенок, а у нас студия.
— Нет проблем, — пожала плечами Диана и взяла чашку с чаем.
Вот, в-третьих. Сама Диана, ее вечные спутники-сопли, теперь еще и разговор со свидетелем «на нейтральной территории» — я все дальше от намеченного плана встречи, но придется работать как есть.
— Тут не конфиденциально, — сказал я, — нас могут услышать…
— О нет, не переживайте, — ответил Роман. — Мы с вами пойдем в зону отдыха, там есть диваны, столик и никого не будет. У нас там курилка.
Ну, хоть на этом спасибо.
Он провел нас на один пролет вниз, где между этажами была площадка с большим окном, выходящим во двор и на соседний дом с уютно светящимися окнами. Тут и впрямь стояли диван и два кресла, между ними — столик. В большой пепельнице не было ни единого окурка, рядом лежали какие-то журналы. Все выглядело как зона отдыха в хостеле, где я частенько раньше ночевал (не спрашивайте).
— Очень сожалею, что не могу пригласить вас в дом, — сказал Роман. — У нас студия, в одном помещении вообще все: и комната, и кухня, и гостиная, и даже ванная. Пока я наливал чай, меня жена чуть не съела. Ребенок болеет и с трудом уснул. Если его разбудить, то мало не покажется.
Он уселся на диван и поставил чашку с чаем возле одного из кресел. Я разместился, взял чай и отхлебнул. С сахаром. Зеленый. Вот кто маньяк.
— Не переживайте, — сказал я. — Обстоятельства есть обстоятельства. Меня зовут Виктор, мы с вами по телефону говорили.
— Да, Соня мне еще потом позвонила и все рассказала. Вы — профайлер, будете искать настоящего убийцу. Я тут же нагуглил, что значит профайлер-детектив, потому что мы-то сталкиваемся только с безопасниками-профайлерами. Оказывается, и в полиции есть профайлеры!
— Какая Соня молодец, — сказал я многозначительно и посмотрел на Диану. Вот об этом я и говорил, когда просил не лезть. Та пожала плечами.
— Поверьте, Паша никого не убивал! Я вам это докажу, — сказал Роман. Руки у него были длинные и, казалось, мешали ему. На шортах я заметил бордовое пятно, надеюсь, от кетчупа.
— А следствию почему не доказали? — сразу уточнил я.
— Так они слушать не хотели!
— Ну как же, вот у меня протоколы ваших опросов. Весьма, надо сказать, объемные.
— Они записывали только то, что их интересовало, — возмутился Роман. — Я и следователю говорил, и судье: не мог Паша убить Винеру, потому что нас заселили в один номер! Вы где-нибудь это прочли? Хоть где-нибудь? Им было все равно, а если им все равно, мне-то чего…
— Вас поселили вместе? — уточнил я.
— Ну да. Это не по правилам вообще, но других номеров просто не было. Что-то там напутали. Можно было поднять хай, но нам было пофиг вообще. Мы заселились в один, кровати там были раздельные. Я четко описал, что он делал в тот день, откройте протокол, прочтите! Как я мог это знать, если был не с ним? Как?
Я открыл протокол, который был составлен при опросе Романа Туманова. Вот он действительно описывает весь день с момента заселения до момента отъезда из отеля. Однако ни в начале, ни в конце текста нет и упоминания, что они жили вместе. Это вроде как подразумевается: раз заселили в один номер, то и проживали в нем вдвоем, — однако прямым текстом нигде написано не было, хоть тресни. И еще я заметил странную вещь: в протоколе слова Романа выглядят как показания с чужих слов. Роман рассказывает не то, что видел своими глазами, а то, что ему Отлучный рассказал. По сути, смысл один и тот же, но вот сила этих слов совершенно разная. Одно другому не равно. И сейчас, рассказывая нам про то, что они заселились в один номер, Роман то и дело бегал глазами по горизонтали влево, значит, он вспоминал чьи-то слова. Если бы вспоминал образы — как они вдвоем с Павлом находились в одном номере, — то смотрел бы вверх и влево, в сторону левого виска. Роман кому-то верит настолько сильно, что считает его слова истиной, не требующей доказательств. Но полагаться на чужие слова, которыми описаны события, опрометчиво. Зачем он так делает?
— А детективам, которых нанял ПАР, вы говорили об этом? — спросил я.
— Говорил.
— И на судебном заседании, когда вас допрашивал прокурор, тоже говорили?
— Все верно.
— А когда апелляцию подавали, почему это не написали? — продолжал я, потому что точно помнил, что в апелляции вообще про свидетельские не было ни слова, там говорилось только о процессуальных нарушениях и неправильной оценке доказательств.
— Вы у меня спрашиваете?
— Действительно, — пробормотал я, записывая вопрос в блокнот.
Что за дичь. Тут алиби, блин, налицо, а о нем ни слова нигде нет. Дичь просто. Не может так быть. Надо было еще приговор суда захватить, потому что я в упор не помню, как там звучат свидетельские. Некоторые судьи перепечатывают протоколы целиком, а некоторые только суть выжимают, а дальше делают ссылку на лист дела такой-то. Оба способа позволяют судье обойти неудобные места, чтобы в тексте не было противоречия: если цитируют текст, то выборочно, а если пересказывают, то не упоминают. Однако это очень стремное место в итоговом тексте документа, ведь адвокат может в апелляции написать, что судом не исследованы свидетельские показания в полной мере, и вот этот аргумент из виду упущен. Если Туманов не лжет, то о совместном проживании с Отлучным он говорил не только следователю, но и судье, а значит, это есть и в протоколах судебного заседания. Как, интересно, этот момент обошла судья? Потому что она по-любому как-то должна была отреагировать: или объяснить, или признать за Отлучным алиби.
— Судя по моим данным, вы летали вместе с Отлучным в Лос-Анджелес и в Пекин, а вот в Иркутск нет, там был другой второй пилот. Почему так? Вы повздорили и решили вместе не работать? — спросил я.
Роман сначала нахмурился, а потом вздохнул с облегчением.
— Простите, я напрягся от вашего вывода, что мы поругались с Пашей. Нет, никаких ссор у нас не было. Это так работает: экипаж каждого рейса формирует авиакомпания, и у нас практически нет способов повлиять на это. Бывают истории, когда супружеские пары хотят вместе летать, и компания может пойти навстречу, но очень редко, и не факт, что получится, потому что графики могут не совпасть.
— Если расписание формирует компания, как же они не совпадут? — не понял я.
— Помимо летных рабочих часов есть еще всякие мероприятия, — объяснил Роман. — Например, обучение, экзамены, квалификация, медицинская комиссия. У пилотов и бортпроводников это разные мероприятия, в разное время. Пилоты чаще проходят обучение, чем бортпроводники, например. Мы отрабатываем и новые фичи в программном обеспечении, и по всяким чрезвычайным ситуациям учимся. Вот тут как раз бортпроводники с пилотами и могут разойтись в графиках, даже если компания всячески пытается сделать так, чтобы они летали вместе. Ну а пилоты дуэтом — почти невозможная ситуация, у нас девушек-пилотов раз-два и обчелся. И потом, это же геморрой — сводить графики. Там куча вводных: количество летных часов, время отдыха, разные нормативы. Прошение в компанию подать можно, но серьезно к этому подходят в исключительных случаях, когда речь о супругах опять-таки. Попроситься вместе, потому что мы приятели или нам нравится вместе работать, можно, конечно, но результат никто не гарантирует.
— Вы хотите сказать, что вы почти всегда летаете с незнакомым вторым пилотом? — удивился я.
— Ну, может, пару раз в году пересечемся, — рассмеялся Роман. — А вообще да. Компания огромная, штат гигантский. Если бы у нас не было профсоюза, мы бы вообще никогда не пересекались с большей частью коллег.
— А как профсоюз в этом помогает?
— Когда пришла Соня в руководители, там сразу стало интересно. Она же организовывала кружки по саморазвитию, нанимала коучей. Да вообще сама Соня потрясающий мотиватор! Она не раз мотивировала меня сделать то, к чему я никак не мог подступиться. Тот же детский сад: выбить место в группе — это же геморрой, но надо сделать! Или курсы повышения! Начать и кончить, как говорится, а сразу прибавка к зарплате. Она гениальный организатор.
