Евгений Лучковский - Опасная обочина
«А почему бы и мне туда не поехать?» — подумал он.
Правда, не было у Баранчука такой путевки, какой обладал юный энтузиаст, хотя вполне могла быть другая, с направлением примерно в ту же сторону.
…Лежа на верхней полке, Эдуард вспомнил, как долго боялся он зайти в свой дом, все кружил и кружил неподалеку. Потом во дворе увидел соседского мальчишку, подозвал его к себе и так долго инструктировал, что, когда тот с ключом Баранчука отправился в его квартиру, за версту было видно — двенадцатилетний «гангстер» идет на дело.
Мальчик долго не возвращался, а может быть, Эдику так показалось, и он уже решил, что произошло худшее. Но тот наконец вышел из подъезда с таким небрежно-таинственным видом, что и дураку стало бы понятно — дело сделано.
Мальчик отдал Баранчуку целлофановый драгоценный пакетик, и Эдик с чувством пожал руку несовершеннолетнему детективу, пожелав ему успехов в учебе и личной жизни. Тот с достоинством поблагодарил…
Пакетик был действительно бесценный: в нем Баранчук хранил паспорт, водительские права, трудовую книжку. Там же лежали и последние деньги.
Далее полоса везения шла по нарастающей. К вокзалу он прибыл без приключений, ни у билетных касс, ни на платформе милиция на него и не посмотрела. Поезд уже стоял, и посадка начиналась.
Баранчук предъявил билет хмурой проводнице, она молча сунула сложенную бумажку в ячейку, а на Баранчука и не взглянула.
По дороге на вокзал, чтоб не выглядеть совсем уж нелепо без багажа, Эдуард заехал в магазин «Турист» и приобрел рюкзак — нужную вещь зеленого цвета с многочисленными карманами и отделениями. Но положить туда пока что было нечего. Он так и вошел в вагон с пустым, но топорщащимся за спиной предметом туристской оснастки.
И теперь вот этот, с красной путевкой…
Приехали они не на Север, а в областной центр, расположенный на юге области. Паренек ушел вместе со своими ребятами, такими же, как он, счастливцами — обладателями комсомольских путевок, а Эдуард отправился в аэропорт. Он уже знал, что ему делать дальше.
Однако денег на билет до Октябрьского не хватило, выяснилось, что этот самый населенный пункт удален от областного центра почти на столько, на сколько областной центр удален от Москвы…
Баранчук послонялся по зданию аэровокзала; не слишком большое, оно было переполнено пассажирами, не утерявшими надежды улететь. Народ сидел, стоял — мигрировал. Такое скопление объяснялось двумя сутками нелетной погоды. Сейчас аэропорт открыли, но он уже представлял собой гудящий разномастный табор: бросалась в глаза прежде всего теплая обувь, валенки, унты, кисы[4], а иной раз попадались сапоги — толстой кожи, на меху, с пряжками и ремнями. Верхняя одежда для впервые попавшего сюда человека тоже представляла интерес: полушубки двух видов — дубленые и крытые, шубы, летные меховые куртки и даже малицы — знаменитые меховые рясы национальных меньшинств.
Разговор двух мужчин северного вида привлек внимание Эдика. Он подошел поближе и прислушался…
— …а из Октябрьского как?
— «Вертушкой».
— Это до Озерного-то?
— Не понимаю, чем тебе не нравится?
— Так четыреста с лишним верст! Может, они туда и не летают вовсе.
— Ну попутной машиной.
— Ага. Скажи еще — на оленях. А ротор под мышку возьмешь. Под одну. А меня — под другую.
— Ну как знаешь, мое дело предложить. Пока есть спецрейс до Октябрьского, можно договориться.
— А кто тебе сказал, что он есть?
— Кто-кто… В АДП[5] знакомый сказал. Пауза.
— Нет. Лучше здесь бичевать будем. Пока прямого на Озерное не дождемся.
— Как знаешь…
— Не «как знаешь», а как прикажу. Кого начальником назначили?
Баранчук не мешкая подошел к этим двум и как можно вежливее обратился к ним с вопросом:
— Извините, пожалуйста, вы не скажете, откуда идет этот спецрейс на Октябрьский?
Они посмотрели на него, на его нейлоновую куртку, молча переглянулись и, не сговариваясь, пошли прочь к выходу из аэровокзала.
Эдик поглядел им вслед, а потом на свою куртку: ничего, куртка как куртка, разве что яркая, трехцветная, подумаешь…
Мимо шла девушка в форме Аэрофлота с серебристыми тонкими шевронами на рукавах. Баранчук быстро догнал и пошел рядом: по всему было видно, что девушка очень спешит. Он тронул ее за локоть.
Девушка остановилась, дружелюбно улыбнулась Баранчуку:
— Вам что-нибудь нужно?
— Вы не скажете, откуда летают спецрейсы?
— Налево за угол, пройдете с километр, там кругом склады и арка такая — весы для машин. Что вам там надо? Какую организацию?
— Мне самолет нужен, — невесело улыбнулся Эдуард. — Такой, чтоб летел до Октябрьского.
Она тоже посмотрела на его куртку.
— А-а, все понятно, из отпуска, трассовик… — улыбнулась девушка, — Деньги, наверно, кончились… Одолжить?
— Да что вы! — возмутился он. — Деньги есть.
— Так я вам и поверила. Судя по куртке, в отпуск, еще летом, наверно, уходили.
— Точно, — соврал он.
— Вам позавидуешь: отпуска по три, по четыре месяца. Так дать денег на билет? Потом пришлете…
— Спасибо. Не надо. На ближайшие три дня все равно нет билетов, — он полуопределенно указал в ту сторону, где должны были формироваться спецрейсы. — А там у меня знакомые, отправят, как из пушки.
— Ну смотрите. Если понадобится, я до девяти утра в окне справок. Счастливо добраться до трассы.
— Спасибо! Всего вам хорошего.
Он еще постоял, глядя ей вслед, даже залюбовался: фигурка, точеные ножки, тонкие чулки, туфельки — аккуратная, стройная, очень симпатичная девушка. Добрая — вот что главное. Доброту Баранчук ценил превыше многих других черт, свойственных человеку.
«А эти двое испугались, — думал он по дороге к весам. — Наверно, решили, что бичую, деньги буду просить. Ну дела! Видно, и на Севере раз на раз не приходится — всякие люди бывают…»
Он поежился и прибавил шагу.
«А девушка эта из справочного — молодчина. Теперь точно улечу — она талисман. Если буду еще в этих краях, надо бы ей что-нибудь приятное сделать. Цветы или что-нибудь такое».
А теперь одну минуту, читатель. Отойдем в сторонку. Эта девушка покинула наш рассказ и уже не вернется, поэтому ждать не надо. Просто надо сказать, что Баранчуку через год довелось побывать в этом аэропорту. Первое, что он сделал, так это пошел к справочному окну, но там сидела другая девушка, тоже хорошая, но не та. По описанию Баранчука она индентифицировала образ с реальной личностью: да, работала такая, но два месяца назад уволилась.
— А где она сейчас работает?
— Не знаю… Она иногда заходит. По старой памяти, с девчонками поболтать.
Эдуард сунул в окошко руку и поставил перед девушкой небольшой флакон французских духов.
— Если вам нетрудно, когда она в следующий раз появится…
— Будет сделано. А… что передать?
— Передайте ей… большой привет.
Девушка понимающе улыбнулась:
— От кого?
— Это неважно. Она сразу поймет, — скупо улыбнулся Эдуард Никитович — Спасибо. До свиданья.
Он уже отошел на несколько шагов, но вернулся. Девушка смотрела на него с интересом.
— А… как ее зовут?
— Кого? — не поняла «справка», морща носик от напряжённого мышления.
— Ну… о ком мы сейчас говорили.
— Света Журавлева.
— Вот-вот, — подхватил он, — действительно… Большой привет Свете Журавлевой.
Эта девушка действительно сыграла роль талисмана. Он нашел грузоотправителя, а тот послал его к пилотам. Дальше — больше: пилоты оказались москвичами, более того, по выговору признали сразу в нем москвича.
— До Октябрьского?! — сказали хором они оба — и первый, и второй. — Доставим в лучшем виде. Вот только замерзнешь ты, мы не герметизированы, мы — грузовики.
Но в целях доставки «в лучшем виде» они ему подарили ватник, забытый грузчиками, который он с удовольствием и напялил поверх «отпускной» куртки.
— Держи хвост пистолетом, земляк! — сказали они ему в грузовом отсеке и пошли заводиться. — Четыре часа — и мы на месте.
— Точно! — бодро ответил он и залег на мороженые оленьи туши, которые и были грузом этого «лайнера».
Его вместе с тушами немного потрясло на ВПП — взлетно-посадочной полосе, но вскоре они оторвались, и самолет круто пошел вверх. Он сразу понял разницу между пассажирским аэропланом и грузовым — чем выше, тем холоднее.
Лежал он на этих деревянных розовых тушах и думал о том, что два дня назад он и предположить не мог, какую штуку с ним выкинет эта самая судьба. А ведь могло быть и иначе, если по справедливости: и сейчас еще работал бы в такси.
Зимой сюда можно добраться только на самолете. Удивленному взору человека, впервые прибывающего в эти места и ожидающего увидеть редкие огни северного аэродрома, предстает неожиданная по своему размаху картина: из-под плоскости ринувшегося к земле самолета выплывают гроздья огней обжитого и вовсе не тихого края — символ прогресса и созидания.
