Евгений Лучковский - Опасная обочина
Он внимательно посмотрел на нее — старшую дочь его бывшей мачехи — и отметил, что худющая угловатая девочка давно выросла и превратилась в молодую, чуть кокетливую, привлекательную женщину.
— Замужем?
— Пока нет…
— Ну вот, а ты говоришь, родственники… Глядишь, еще женюсь на тебе. Пойдешь за меня замуж?
Она задумалась, задор и бесшабашность куда-то исчезли, уступив место слегка растерянной и застенчивой улыбке, тронувшей ее полноватые губы.
— Не слышу родственных криков согласия, — притворно нахмурился он. — Так пойдешь?
— Пожалуй, нет…
— Почему? — спросил он безразлично. — Чем это тебе, интересно, не потрафил жених?
— Ты старый! — снова весело улыбнулась она. — А я молодая и цветущая!
— Это я-то старый?! В свои неполные тридцать два?! Наглость, да и только…
Она весело смеялась, хлопая ладошкой по «торпеде».
— А еще ты непутевый, а еще ты страшный, а еще ты бабник. Не пойду за тебя — обманешь и бросишь!
— Была бы честь предложена, — сверкнул он белозубой улыбкой. — Даю на размышление… Сколько тебе дать на размышление?
— Лет десять…
— Даю десять дней, — заключил он.
Они остановились у знакомого ему дома, и она отправилась на четвертый этаж.
— Через декаду будь готова! — крикнул он ей вслед.
Но появился он на следующий день. Купил торт, шампанское и позвонил в обшарпанную дверь…
Они стали встречаться. В Полине он нашел то, что, видимо, подсознательно искал всю свою прошлую жизнь — чистоту, верность, справедливость. Он не знал, любит ли она его, по крайней мере, она сама ему об этом никогда не говорила, а он никогда и не спрашивал. Пока ему было достаточно жить лишь своим чувством, впервые в жизни ощущая теплоту, привязанность и родство.
Но было и другое: теперь он острее, чем когда бы то ни было, чувствовал, что живет двумя жизнями. Эта раздвоенность вызывала в нем яростное стремление к протесту, тоску и еще невесть что. Он запутался в своих желаниях и устоях. Надо было что-то решать.
Однажды — они сидели в кафе-мороженое — он поговорил с ней напрямую.
— Полина, — сказал он, — приготовься. Держись за стол крепче — я хочу тебе кое-что сказать.
— Валяй, — кивнула она, — у меня крепкие нервы. В крайнем случае, вызовешь «скорую»..
Он долго молчал, и она поторопила:
— Ну же…
Тогда он решился:
— Да дело, собственно говоря, простое: выходи за меня замуж. Давай прямо сейчас поедем, подадим заявку…
Она улыбнулась, но улыбка вышла не то чтобы не радостной, а скорее даже тоскливой.
— Давай подождем, а? — попросила она его. — Я ведь тебя почти не знаю…
— Это за десять-то с лишним лет? — усмехнулся он.
Как ни странно, на нее эта фраза подействовала, хотя «за десять с лишним лет», исключая последний месяц, они и виделись раза три-четыре, не больше.
Через час они были в загсе, а еще через час, заполнив все необходимые бумаги, он пригласил ее в ресторан, чтобы «скромно отметить этот выдающийся день».
— Смотри, сглазишь, — пошутила она.
— Я не суеверен, — сверкнул он открытой обаятельной улыбкой. — Ничего, кроме черных кошек, не боюсь.
День регистрации брака им назначили, вернее, хотели назначить, через два месяца — желающих пожениться была большая очередь. Но он просто уболтал девушку из загса, и та все-таки нашла место гораздо раньше — через месяц…
В тот же вечер, проводив Полину домой, он позвонил своему компаньону в гостиницу и потребовал немедленного делового свидания. Тот дал согласие с неудовольствием — дни, время и место встреч у них были обозначены заранее, как того и требовала конспирация — основа любого серьезного дела, по возможности сводящего риск до минимума, в том числе и вероятность провала.
Они встретились. Он без обиняков, не вдаваясь в мотивы, сообщил пожилому «бизнесмену», что выходит из общего дела. Однако, будучи «порядочным» человеком в своей сфере, все же доведет до конца последнюю операцию, поручив ее техническую часть своему хорошему товарищу. Что? Нет, тот ни о чем не знает. Это даже лучше: исполнителю владеть информацией не обязательно. Компаньону пришлось согласиться, поскольку практического выхода из сложившейся ситуации он не видел, а куш был достаточно велик, чтобы сворачивать операцию.
Но все произошло иначе. За шесть дней до бракосочетания Зота арестовали. Взяли совершенно неожиданно — во время рабочей смены. Как выяснилось позже, его компаньон был тоже арестован, но несколько раньше. Он-то и раскололся…
Дело находилось в производстве недолго: факты незаконных операций и махинации были налицо. Следствие прошло скоротечно и особенных трудностей для органов дознания не представило.
Адвокат после предъявления обвинительного заключения сообщил ему, что Полина от свидания отказалась. Однако она появилась в зале заседаний в последний день судебного разбирательства. Сидела на последней скамейке с каменным лицом, уставясь в зашторенное окно. На него ни разу не взглянула, пока не зачитали приговор. А когда его под конвоем выводили из зала, посмотрела так отрешенно, так пустынно-спокойно, что он подумал: лучше бы заплакала.
В тот же день он задумал побег. А решение окрепло окончательно, когда он понял, что она никогда не ответит ни на одно его рвущее душу письмо…
Когда Эдуарду Баранчуку удалось «бежать», первым его душевным порывом было желание во что бы то ни стало добиться правды. Он уже знал, что сделает. Да! Он пойдет в ту газету, где еще совсем недавно о нем так здорово, так прекрасно написали и даже напечатали его портрет. Он им все расскажет: и как его выгнали из такси, и как несправедливо арестовали. А они уж разберутся.
Но, приехав в редакцию, он оробел. Долго ходил по коридорам, не зная, в какую комнату зайти. Здесь ему стало немного не по себе. Наконец он оказался в «предбаннике» перед дверью главного редактора. Какой-то молодой человек несколько постарше Эдика о чем-то говорил с секретаршей. Эдику он сразу понравился: спортивного склада, такой же крупный, как и Баранчук, с умным приятным лицом…
Он дождался конца разговора, а когда мужчина вышел, быстро спросил у секретарши:
— Кто это?
— Смирницкий… — ответила она, хлопая коровьими ресницами.
— Кем он у вас работает?
— Специальный корреспондент…
«То, что надо», — подумал Эдик и бросился в коридор за незнакомцем.
Он догнал его почти сразу.
— Товарищ корреспондент!
Спецкорр остановился.
— Разрешите обратиться? — почему-то по-военному выпалил Эдуард.
Молодой человек слегка удивился и улыбнулся одними глазами.
— Пожалуйста, — спокойно произнес он. — Обращайтесь.
Эдуард замялся.
— Моя фамилия Баранчук… — наконец произнес он, будучи почти в полной уверенности, что эта фамилия, безусловно, известна корреспонденту.
— Очень приятно, — ответил корреспондент. — Чем могу быть полезен?
Возможно, Баранчуку и повезло бы, но в это время из кабинета главного редактора вышла молодая красивая женщина с несколько надменным холодным лицом. Проходя мимо них, она на ходу бросила одну лишь фразу, странно подействовавшую на собеседника Эдуарда:
— Виктор Михайлович, вы мне срочно нужны, спуститесь, пожалуйста, я буду на улице.
Она не останавливаясь прошествовала мимо. Корреспондент теперь уже с некоторым беспокойством и даже раздражением посмотрел на Баранчука.
— Спуститесь, товарищ, — скороговоркой произнес он. — Там у нас приемная для посетителей, там и изложите свое дело.
Не то чтобы холодом, а каким-то равнодушием дохнуло на Баранчука. Он спустился, нашел приемную, там было полно народу. И тогда Эдик почувствовал, что здесь ему искать нечего. С этого момента его судьба вступила в новый поворот.
Говорить о судьбе можно много, как и о любом другом значительном предмете, но никогда достоверно не знаешь, где она, эта самая судьба, ударит хвостом, точно рыба из детской сказки…
В нынешние северные края Баранчука привел случай. Его соседом по вагону, мчащемуся сквозь ночь невесть куда (невесть куда — для Эдуарда), оказался веселый, разудалый, симпатичный парень. Ни с того ни с сего он в первые десять минут подробно изложил Баранчуку свою немудреную и ничем не приукрашенную биографию, в которой и с лупой не найти ни одной значительной вешки. Затем паренек полез в карман и после долгих поисков достал изумительную красную путевку — бесценный дар райкома комсомола. Он минут пять размахивал ею, сообщая Баранчуку грандиозные детали своих непретворенных пока что в жизнь, но от этого не менее грандиозных планов на будущее.
Этот разудалый паренек, собственно, и зародил в Эдуарде мысль о целесообразности передвижения по железной дороге именно в эту сторону — на Север.
«А почему бы и мне туда не поехать?» — подумал он.
