Анна Белкина - G.O.G.R.
— Упс… — сказал Ежонков, когда перед ним выросла стена, а пленённый в железо наручников «чертёнок» издал довольное жёлчное «хы-хы».
— Ну, Ежонков? — поторопил его Недобежкин. — Куда дальше-то?
— Ээээ, — потянул Ежонков, ощупывая глазками непроходимую стену и не видя и признака выхода. — Туда… — он показал в первый же побочный коридор, что зиял справа от него.
— Так, Ежонков! — Недобежкин догадался, что «феноменальный суперагент» водит их кругами. — Говори мне сейчас правду — заблудился?
— Нет, нет! — отказался от правды Ежонков. — Идти надо точно туда!
— Нет, не туда! — Недобежкин явно не хотел двигаться неизвестным путём, потому что знал, что он может завести действительно, что к чёрту на рога. — Давай, Ежонков, скрипи своими мозгами, если они у тебя такие феноменальные!
— Ну, я говорю — туда, значит — туда! — настаивал Ежонков и пошёл туда, в тот побочный коридор.
— Ну и пропадай! — махнул рукой Недобежкин и сказал Серёгину и Сидорову:
— Поворачиваем назад. Кажется, я помню обратный путь, мы тут уже были.
— Надо вернуть его, — Пётр Иванович кивнул на удаляющегося в неизвестность Ежонкова. — А то и правда, потеряется…
— Сам приползёт, — отмахнулся Недобежкин и пошёл назад.
Сидоров толкнул перед собой «чертёнка», охрану которого ему доверили. «Чертёнок» послушно зашевелил «копытцами», а потом, пройдя шага три, он вдруг разразился бешеным и оглушительным возгласом:
— Ге-ейнц!!!
— Цыц! — Пётр Иванович пихнул его в бок, но «пленник» даже и не подумал «Цыц» и снова воскликнул, заставив эхо разнести этот возглас по коридорам подземелья:
— Ге-ейнц!
— Гейнц-ейнц-йнц-йнц-нц-нц!!! — в искажённых подземельем звуках эха Сидорову на миг почудилось демоническое рычание того, кто имеет Горящие Глаза.
— Блин! Да закупорьте его! — вспылил Недобежкин и в сердцах пихнул Ежонкова.
— Эй! — обиделся Ежонков. — Я-то тут причём? Пускай Сидоров закупоривает — это его работа!
А Сидоров просто не знал, как нужно «закупоривать» «чертёнка» — огреть по башке? Нет, тащить придётся, а Сидоров не хотел тащить — тяжёл он, однако, «чертёнок» этот!
— Ге-ейнц! — не унимался тот, и так тряс башкой, что его парик свалился к носу, а потом — повис на левом плече. Волос у «чертёнка» не было — голова сверкала, словно плафон.
— Да за… — начал Недобежкин и «закупорился» сам.
На призыв «пленника» откликнулся никакой не Гейнц. Во мрачной глубине подземелья зажглись Горящие Глаза.
— Опять этот «субец» объявился… — недовольно фыркнул Серёгин.
— Серёгин! — зашипел на Петра Ивановича Недобежкин. — Это вам не субец…
— Это результат «Густых облаков»! — подсказал Ежонков. — А…
— Тихо убираемся отсюда… — постановил Недобежкин, медленно доставая из кобуры пистолет. — Не делайте резких движений. Оно может быть диким…
— Я же говорил… — пискнул Сидоров, чувствуя, как Горящие Глаза наполняют его страхом с пят до головы…
Пётр Иванович не верил ни в чертей, ни в мутантов. Он решил положить конец истории с чудищами, арестовав того, кто смотрит Горящими Глазами. Выхватив пистолет, Серёгин вышел вперёд.
— Милиция! — крикнул он, глядя прямо в Горящие Глаза. — Вы арестованы, пройдёмте с нами!
— С ума сошёл, Серёгин! — пробормотал Недобежкин, отступая, чтобы скрыться в побочном ходе. — Серёгин! Немедленно отставить!
Ежонков пятился вслед за Недобежкиным, а вот Сидоров, презрев свой мистический страх, решил помочь Петру Ивановичу, а заодно — поквитаться с «чёртом», или кто он там такой — за то, что превратил его в труса.
— Стой! — закричал сержант, уверенно двигаясь к Горящим Глазам.
Луч фонарика на его фонарокепке скользнул по серой унылой стене и упал туда, где должен был стоять обладатель Горящих Глаз. Пётр Иванович уже достал наручники и собрался с помощью Сидорова припереть «верхнелягушинского чёрта» к стенке и арестовать его…
Верхнелягушинский чёрт издал короткий сиплый рык и совершил прыжок. Покрыв метра четыре за один присест, он оказался прямо перед Сидоровым и поднял свою полупрозрачную призрачную руку, намереваясь схватить сержанта за шею. Сидоров отскочил в сторону, и в тот же миг Пётр Иванович нажал на курок, выпустив пулю в лоб чудовища. Верхнелягушинский чёрт совершил нечеловечье — он шевельнул своей конечностью, и пуля Серёгина остановилась, зажатая его длинными пальцами.
— Чёрт! — выдохнул Серёгин, отступив на шаг назад.
— Да, я чёр-р-рт! — чудище испустило леденящий рычащий вой и стало приближаться, тяжело топая ногами, которые на вид казались невесомыми. — Дрожите, смер-р-р-ртные, ибо я вас съем! — чудище издало такой звук, словно бы щёлкнуло зубами. Оно разжало пальцы — или щупальца? — и отпустило пойманную пулю. Маленький кусочек свинца звякнул о металлический пол.
Пётр Иванович выронил пистолет, а ноги Сидорова сами собой заработали, желая совершить побег. Но сержант пересилил эти свои трусливые ноги, ринулся вперёд и схватил за рукав Петра Ивановича, выдернув его из самых когтей верхнелягушинского чёрта.
— Ой-вой-вой! — Пётр Иванович как будто бы пришёл в себя, сбросив пелену некого сна, и потопал вслед за убегающим Сидоровым. Вдогонку им нёсся жуткий демонический голос чёрта:
— Вы в аду, в аду, вы не выйдете, и я вас съе-ем!!!
Пётр Иванович и Сидоров потеряли из виду Недобежкина и Ежонкова, да и лысый «чертёнок» тоже куда-то сгинул. Они бежали туда, куда вёл их ход, но внезапно путь им преградил ужасный чёрт. Он взялся из ниоткуда, словно бы вырос из-под земли, и отбросил назад Сидорова, который на бегу едва не налетел на него. Сержант покатился кубарем, сшиб с ног Серёгина, они забарахтались на полу небольшой кучей малой. Верхнелягушинский чёрт сделал большой шаг, приблизившись к ним и плотоядно сверкая Горящими Глазами, излаял своим нечеловеческим голосом:
— Вы нарушили мой покой, и поэтому-у отправитесь в ад! В ад! — повторил обитатель геенны и надвинулся на вжавшихся в пол милиционеров.
Пётр Иванович словно бы проглотил язык — до того бессловесным сделал его мистический страх пред тем, кто вылез из тартара. А Сидоров тихо плакал, лёжа лицом вниз. Никогда ещё ни Серёгин, ни Сидоров не испытывали такого ужаса, какой пронзил их сейчас, когда неведомое существо приготовилось убить их. Холодеющие мурашки разлились по спинам холодным потом, зубы сами собой выбивали частую дробь, такую, которую выбивает барабанщик, когда кого-то ведут на эшафот…
Вытянув вперёд длинные руки с острыми и скрюченными пальцами, верхнелягушинский чёрт навис над жертвами…
— Серёгин! — откуда-то из темноты раздался голос Недобежкина, а затем — вынырнули два круга электрического света.
Спугнутый демон резко метнулся вправо, а потом — словно провалился сквозь землю и исчез.
Глава 36. Ушедший да вернется
Эммочка занималась тем, что уже второй час на ощупь ковыряла замочную скважину шпилькой для волос. Она крутила её и так, и эдак, но замок не хотел сдаваться и держал в распроклятой клетушке-карцере её и её несчастного соседа. Сосед Эммочке не помогал — он только сидел в углу и хныкал о том, что схлопотал амнезию.
— Хорошо, что ты не схлопотал пулю! — оскалилась Эммочка, разозлённая этим пессимистичным мягкотелым хныканьем. — Ты хоть знаешь, где завис, бакланчик?
— Нет, — честно признался тот и пошевелил своими ногами.
— В пекле! — «обрадовала» его Эммочка и начала крутить свою шпильку ещё яростнее. — Не удивлюсь, что ты в скором времени начнёшь ботать по-бараньи, братишка!
— Вы… моя сестра? — глупо пробубнил Эммочкин сосед.
— Ахь! — рыкнула Эммочка и с досады на глупость этого слизняка едва не зашвырнула шпильку куда подальше. Однако вовремя опомнилась и не стала лишать себя единственного ключа. — Это я образно сказала, в переносном смысле, вдуплил?
— Чего? — буркнул сосед. — Какое дупло? У вас в зубе, что ли, дупло? Или… у меня?..
— Уххь! — Эммочка от злости аж сжала кулаки. — «Вдуплил» — это значит «понял»? Варишь?
— Мы что, на кухне? — выдал отупевший от заключения сосед. Наверное, он сидит здесь достаточно долго, раз так отупел.
Эммочка лишь зло плюнула и не стала больше разговаривать с этим «попорченным», а принялась воевать с замком. Замок «стоял на смерть» — шпилька никак не могла сокрушить его мощь, заставляя Эммочку тихо беситься.
— Черти! Черти! Черти! — разразилась она, проиграв эту «неравную битву» и от нахлынувшей ярости развернулась, как следует и хорошенько, со всей бешеной силы саданула непокорную дверь ногой.
А дверь-то оказалась хлипкая, будто гнилая. Она вылетела легко, словно фанерка, и шлёпнулась на пол.
— Хы-хы! — довольно хыхыкнула Эммочка и опустила ногу. — Идём, слимачок!
