Черный халифат - Ирина Владимировна Дегтярева
– Ты как? – Петр заговорил по-турецки. Усадил Зару на матрас, чувствуя, как она дрожит под никабом. Подал ей плошку с едой, по запаху определив знакомый мутабаль [Мутабаль – традиционная арабская закуска – паста из печеных баклажанов, заправленная оливковым маслом, специями и йогуртом], который ел и в Ираке, в этой же плошке лежала горстка кабсы [Кабса – блюдо, распространенное в арабских странах, аналог плова] с курицей. Горюнов разломил лепешку, половину протянул жене.
– Видишь, нас даже кормят, – попытался он шутить. – Ешь! Неизвестно, когда потом покормят, – он интонационно выделил последнюю фразу, намекая, чтобы она психологически подготовилась. Они обговаривали это с ней еще в Стамбуле.
Зара кивнула и пожаловалась:
– Они забрали чаршаф и дали вот это, – девушка сняла никаб. – Надеюсь, никто не войдет? – Щеки ее покрывал румянец. – Слышишь, стреляют?
– Слышу. Тут война, – пожал плечами Петр и снова подал плошку с едой Заре, которую она отставила, пока сражалась с никабом.
– Где мы? – Она покорно начала есть правой рукой, сняв черные перчатки, надетые на нее в придачу к никабу.
– Надеюсь, в Ракке.
– В мутабаль они йогурт не добавили, – сказала Зарифа о еде.
Горюнов удивился. Как она могла это заметить при той степени волнения, какую должна испытывать в такой ситуации? Другая бы и вкус не почувствовала. Не осознает всех рисков? Неординарная реакция на испуг? Вот ведь ринулась за Аббасом в пекло. Так любит или другой интерес?
– Думаю, они еще довольно щедро нас потчуют, – нахмурился он. – У них продукты наверняка в дефиците. Война. Доедай и ляжем. Нам надо поспать.
Он справился с едой первым, сполоснул пальцы в плошке с водой и вытер о штаны, намеренно забыв о чистой тряпице, лежащей на подносе. Снял куртку и расстелил ее на верхней части матраса.
– Зара, доедай, – строго посмотрел он на нее.
Она послушалась и потом легла на матрас, к стене, головой и плечами на куртку Петра.
Он плюхнулся рядом, так и не найдя выключателя. Матовый плафон под потолком источал слабый помаргивающий свет, из чего Горюнов сделал вывод, что электричество дает дизель-генератор. Знал, что Ракку бомбили правительственные войска, и проблемы с электричеством вполне понятны.
Петр лежал на спине, чувствуя бедром теплый мягкий бок Зарифы. Он глядел в белый потолок и прислушивался. Глухо, словно комната звукоизолирована.
– Давай накроемся твоим никабом. При свете не уснуть, – поерзал он.
Они накрылись с головой. Петр прильнул губами к ее уху, еле слышно прошептал:
– Скоро придут за нами. Допрашивать будут порознь. Держись понаглее. Не теряйся. Постарайся выспаться.
Зарифа повернулась на бок и положила руку Петру на грудь, а щекой легла на его плечо. Горюнов погладил ее по руке, откинул со своего лица никаб, пахнущий чужими духами (видно, Заре выдали тоже поношенные вещи), и тут же уснул.
Разбудили их часа через два. Не слишком церемонились. Двое парней зашли, один из них пнул по матрасу. Зарифа вскрикнула, пряча лицо сначала за ладонями, а потом подтянула к себе никаб.
– Дайте ей одеться, – хрипло попросил Петр. Он делал вид, что все еще сонный, а сам быстро оценивающе взглянул на вошедших, и почему-то у него возникло стойкое ощущение, что это чеченцы.
– Пусть одевается, – сказал один из них по-турецки и добавил: – Мы не выйдем. Нечего ломаться. Может, вы вообще липовые мусульмане…
Горюнов ожидал такой провокационный подход. Они делали это не от высокого профессионализма, а интуитивно – разозлить, даже взбесить, чтобы в бешенстве муж или жена выболтали сгоряча лишнее. Акцент парня убедил Петра в его догадке об их национальной принадлежности, во всяком случае, этого голубоглазого, молодого и борзого. Голубоглазый был в черной вязаной шапке и при рыжеватой бороде без усов. Он все время облизывал верхнюю губу, словно проверял, не растут ли усы. Второй – постарше, черный, как ворон, с густыми бровями и угрюмый. Петр не сомневался, этот плечистый здоровяк – главный в их паре.
Зарифа надела никаб, и ее увел здоровяк, который довольно быстро вернулся. Он нес два стула, по одному в каждой руке. Поставил один к стене, другой около двери.
– Джебраил, садись, – предложил он рыжему, сам сел верхом на стул и уставился на стоящего перед ним Петра.
Горюнов заметил у него на бедре кобуру со «Стечкиным». Подумал отрешенно, что, если будет худо, можно обработать здоровяка и забрать ствол. Двадцать патронов хватит, чтобы вырваться из дома. Знать бы, где машина и Зарифа. Однако выехать из Ракки вряд ли удастся. Укокошат по дороге. Такая перспектива взбодрила его. Отступать некуда, а значит, надо выстоять, а еще лучше – атаковать самому.
– Парни, что тут, как? – спросил он так, словно они собрались в комнате, чтобы потрепаться. Он ведь прибыл сюда как бы к своим единомышленникам, а не в тыл врага. – Вы из Чечни?
Говорил он с ними на турецком. Джебраил довольно зло бросил:
– Не суетись! Друзей у тебя тут нет! Говори, кто тебя послал? – он пересыпал речь ругательствами.
По-турецки они говорили кое-как, а вот ругались виртуозно. Петр оценил как лингвист, прикидывая, что отвечать.
– Аллах послал, – Горюнов решил давить версию фанатика до конца. – Аллах велик! Я не мог смотреть в интернете, как наших братьев-мусульман убивают. Разврат кругом – пьянство, девки-шалавы…
– А твоя не шалава? – заржал Джебраил. – Ничего такая, пухленькая.
– Не стоит о ней так, – почти вежливо урезонил его Петр, но Джебраил подавился смехом, однако не от испуга.
– Ты чего, мне угрожаешь?! Ты… – Он шагнул к Петру.
– Сядь, Джебраил! – прикрикнул старший.
Его, очевидно, раздражало, в какое русло уходит разговор. Горюнов заметил большую родинку у него на щеке, скрытую частично бородой. Подумал, что, возможно, это поможет в установлении личности этого боевика. Лишь бы выбраться отсюда…
– Ты русский? – повел допрос старший.
– А что, это важно для мусульманина, готового стать джихадистом?
– Отвечай на вопросы!
– А если не буду? Я приехал сюда под знамена ислама, а не с вами препираться.
– Джебраил, поучи его, – устало вздохнул старший.
– Сид, да ему надо вообще глотку перерезать, – сделал рационализаторское предложение рыжий Джебраил. – Смотри как нагло пялится русская свинья!
Сид покачал головой.
«У Тома Сойера был двоюродный братец – Сид», – некстати вспомнилось Петру, перед тем как Джебраил всадил ему в живот ногой,