Черный халифат - Ирина Владимировна Дегтярева
Во время положенных ракатов [Ракат – один цикл словесных формул и движений при совершении салята (намаза)] Петр поглядывал на черное звездное небо и вкладывал в молитву свои искренние пожелания – выжить, не потерять себя во всей этой истории и сделать дело.
Внутренне, в мыслях, мусульманской молитве вторило как эхо: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…»
Он сам удивился этому созвучию молитв. На арабском он заучил так, что они ему иногда даже снились по ночам в виде желтоватых, стилизованных под старину страниц Корана.
…– Ты мусульманин? – не удержалась от вопроса Александра, видя, как он усердствует в пяти ежедневных молитвах, соблюдая все положенные обряды.
– Это научный эксперимент, – придумал он отговорку, в которую Саша не слишком верила.
– Может, еще кого-нибудь вызвать, из ФСБ, например?
– Не доверяешь полиции? – усмехнулся Петр. – Я чист перед законом. Ребята из ФСБ дружно «похвалят» тебя за ложный вызов.
Православная душа его никак не противилась исламу, однако не радикальному его прочтению…
Когда они закончили, Петр торопливо надевал носки и ботинки, озябнув, усевшись на камень. Берк отсиживался в теплой машине, демонстрируя, что он живет в светском государстве.
– Кабир, ты ведь из Ирака? – по-арабски спросил Галиб. – Из какой ты местности?
– Жил в Багдаде последние годы, – ушел от прямого ответа Петр, решив, что нет смысла ходить вокруг да около.
– Да, ты похож на багдадца. Твой арабский… – Галиб пригладил влажную бороду, начавшую завиваться колечками после омовения. – Это хорошо, что ты с машиной. Оружие есть?
– Куда же без него?
– А почему ты не из Ирака в Сирию, а через Турцию?
– Да я пытался там, – отмахнулся Петр, выдавая полуправду. – Слышал про Абу Саида? Пытался попасть к нему в учебный центр, но, видно, им не нужны бойцы. А я считаю, мое место среди воинов, отстаивающих шариатское государство. Прошло время, когда мы молчали и отсиживались по углам!
– А у тебя язык подвешен как надо. Из тебя неплохой пропагандист выйдет.
– Я хочу участвовать в джихаде. Хватит болтовни…
– Вот тут ты не прав… Ну ладно. Это потом.
Он не спрашивал про Аббаса, и у Петра закралось подозрение, что Галиб и не знает, что везет Кабира с женой адресно, к конкретному человеку.
Однако, когда садились в машину, Галиб отодвинул Зарифу, плюхнулся сам на сиденье рядом с водителем и спросил:
– А ты что, знаком с Аббасом?
– Мне все равно с кем воевать за джихад, – Петр снова уклонился от ответа «да» или «нет», покосившись на Берка.
– Но ты ведь с ним знаком, – мягко словно уговаривал Галиб. – Если что, полиграф все покажет, не сомневайся.
В Центре не исключали возможности использования игиловцами полиграфа. Была информация, что у них практиковали и такие методы допроса. Горюнов был знаком с этим приборчиком и не впечатлился скрытой в словах Галиба угрозой.
– Я слышал про Аббаса, – пожал плечами Петр. – А даже если бы знал? Он за правильный ислам, и это главное.
– Он-то да… – многозначительно произнес Галиб. – Мне говорили, что ты имеешь отношение к русским? Разве ты русский?
Об этой «версии» мог сказать Галибу только Берк, а ему, в свою очередь, Бахрам. Петр сам его и попросил. Но удивило недоверие в голосе Галиба. «Александров спрашивал, сойду ли я за жителя Ирака? Выходит, что сошел бы. Не верят, что русский. Вот это номер! А к россиянам у них действительно большой интерес».
– Когда-то считался русским, – снова обтекаемо ответил он.
– А документы? – Галиб заерзал в кресле. – Документы у тебя сохранились?
– Российские? Да, – нехотя признался Петр. – Разве что, может, просроченные. Зачем они? Вот уж куда я хочу вернуться меньше всего…
– Ты в розыске, что ли?
Горюнов подозревал, что Галиб записывает разговор. Он, очевидно, не самое низшее звено в их иерархии, раз уполномочен расспрашивать, но и не слишком крупная фигура. Пристрелочный допрос под видом доверительной беседы, по которому будут сверять показания в череде последующих допросов. А то, что они последуют, Петр нисколько не сомневался. Его готовили к этому тщательно в Москве.
– Почему сразу в розыске? – Петр дернул плечом. Он вспомнил, что говорил месяц назад Саше. – Я чист перед законом.
Границу они проехали ночью. Тихо. Остановились минут на пятнадцать. Берк выскользнул из машины, исчез в небольшом слабо освещенном кирпичном домике пограничного пункта. На редкие хвойные деревца из зарешеченного окна падал бледный свет. Справа от металлических раздвижных ворот, подсвеченный чуть снизу, на флагштоке, поникший при безветрии, висел красный флаг с белым полумесяцем и звездой.
Понимая, что, возможно, сейчас будут досматривать, Петр сообщил:
– У меня ствол за поясом. Убрать в тайник? Успею?
– Не суетись, – вальяжно откликнулся Галиб. – Захотят, и тайник выпотрошат. У меня у самого ствол под мышкой.
В домике мигнул свет, ворота разъехались в стороны. Никто из пограничников не вышел.
– Проезжай, – велел Галиб.
Они отъехали на несколько километров от границы, и Галиб, приказав поменяться с ним местами, пересел за руль. Чем дальше продвигались в глубь Сирии, тем неразговорчивее становился Галиб.
Берк так и не вышел из домика пограничников. И Петр с нервным смешком подумал, что Берка отдали на заклание.
Ехали они в полной темноте. Фары выхватывали пустую дорогу с мусором по обочинам. Иногда на поворотах в свет фар попадали пустоши, выжженные солнцем, а сейчас напоминающие лунные пейзажи.
Горюнов сосредоточенно пялился в темноту и ему невольно пришло на ум: «Если так продолжится – война и вся эта возня, на нашем земляном шарике скоро и вправду будет как на луне».
Он отвлекал себя философствованиями, чтобы не думать о предстоящем. Оно виделось ему еще более темным, чем черная сирийская ночь. Петр опустил оконное стекло, внутрь ворвался жаркий воздух с привкусом гари.
Галиб вел машину около часа. То и дело гасил фары и ненадолго останавливался на обочине или прямо посередине дороги, открывал окно, прислушивался. Изредка доносились автоматные очереди. Вдалеке что-то вспыхивало и гасло, оставляя огненный след на сетчатке глаз.
То вдруг начинал гнать, притопив педаль газа, то ехал очень медленно. Пару раз видели встречные машины с включенными фарами. Однажды их обогнал грузовичок.
Зарифа вряд ли спала, но сидела так тихо, словно уснула. Она, похоже, начала осознавать, во что ввязалась.
Петр предпочитал о ней не беспокоиться. Сама напросилась. В конце концов, это не Дилар. Воспоминание о Дилар вызвало вдруг такую горечь
