Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
К жене бежать или к дочери? Он не может разорваться.
Шарлотта. Сначала к ней. Он отведет ее в комнату к Барбаре, если сможет, но если нет, если придется выбирать, другого решения быть не может. Он подумал, перебегая лестничную площадку, что Барбара не ждала бы от него ничего иного, но все равно ощутил приступ отвращения к себе за то, что так легко списал со счетов жену, с которой прожил двадцать лет.
Впрочем, сейчас не время. Искупление и покаяние – вопрос будущего, если оно, конечно, для них настанет.
В глубине души Йода уже знал, что нет. Он подлетел к двери Шарлотты и распахнул ее…
В пустую комнату.
Он ошалело пялился на пустующую кровать и закрытое, неразбитое окно, за которым вихрился снег, когда еще две белые паучьи руки поползли по стеклу, а между ними показалась еще одна безглазая, саваном окутанная голова. Его дитя пропало. Его малышка! Они забрали ее.
Голова поднялась целиком; оконное стекло задрожало под скребущимися, царапающими пальцами. На площадке слышалось какое-то движение, но он не мог заставить себя повернуться.
И тут он понял.
Барбара всегда говорила Йоде, что у него чудесный смех – заразительный, громкий, раскатистый. Полный жизни и света, так она сказала ему однажды. Он давным-давно перестал смеяться, а тут взял и расхохотался.
Окно Шарлоттиной спальни не было разбито. Тварь появилась за ним только сейчас. Тут, на стене, пожарная лестница; Шарлотта улизнула по ней на свиданку с парнем Чэпплов. Уже не впервые, между прочим, но впервые Йода был рад этому.
В первый и последний раз.
Смех его оборвался, когда окно соседней спальни разлетелось вдребезги. И когда закричала жена.
С площадки за спиной доносился шум, еле слышная, крадущаяся поступь, только уже громче, а он все не мог повернуться.
Барбара не кричала так даже в последние несколько месяцев. В спальне что-то рвалось и трещало.
А он все не мог повернуться.
Его жена умрет в одиночестве, пропадет ни за что, потому что его дочь сбежала. Он подвел и ее, и всю семью, в самом буквальном смысле.
Он не мог повернуться. Не мог повернуться.
Он должен.
Окно в комнате Шарлотты затрещало, и это наконец побудило Йоду к действию. Нападающие были впереди, внизу, позади, рядом. Спасения нет, и потому он встретит их лицом к лицу. Он будет мужчиной. Чтобы его покойный отец им гордился.
Он пробьется к своей жене и умрет, защищая ее.
Ничего другого не остается.
Йода Фамуйива, всегда спокойный и сдержанный, взревел по-звериному, развернулся, взмахнув кием, и ринулся к двери спальни, до которой было всего несколько метров.
Он не добрался до нее.
Потом были крики и другие всякие-разные звуки.
А потом – лишь ветра вой.
Часть 2. Глас вопиющего в пустыне
20 декабря
Восход: 08:17
Закат: 15:50
Световой день 7 часов, 32 минуты, 24 секунды
9
Буря стихла перед самым рассветом. Официально шла вахта Джесс (слабое звено или нет, девчонка была Харпер и выполняла свой долг наравне со всеми), но Лиз тоже бодрствовала, сидя на кухне, пока Джесс болталась наверху. Тут нужен кто-то с головой на плечах.
Даже в темноте было белым-бело: снег ложился на землю толстым тяжелым саваном. Лиз могла разглядеть это сквозь щели в досках. Нужно было оставить щели для наблюдения, пусть даже крошечные, – лучше видеть и знать правду, сколь бы пугающей она ни была, чем сводить себя с ума фантазиями. Все, что не выбелил снег, было черным-черно.
Лиз вглядывалась в щель между досками, пока чернота не посерела, потом поставила на огонь чайник, заварила самый большой котелок чая, какой только смогла найти, и дала настояться. Наполнила кружку, от души сдобрив сахаром и плеснув толику молока, после чего осушила половину одним обжигающим глотком. Когда она снова выглянула, серость сменилась серебром.
Рассвет или наступил, или уже на носу – впрочем, без разницы. К тому времени, как Кира и мальчики будут готовы, солнце успеет взойти, что сулит несколько часов безопасности. Времени предостаточно. Кивнув самой себе, Лиз протопала в коридор.
– Джесс!
Девчонка тут же возникла на лестничной площадке с пистолетом в руках.
– Мамочка?
– Направляй волыну в пол, сколько тебе талдычить! Разбуди своих братьев и Киру. Предстоит работенка.
* * *
Морозный воздух был совершенно прозрачен; рычание тракторов эхом отражалось от горных вершин, когда они один за другим с рокотом выезжали с фермы в направлении Копьевой насыпи.
Тяжелые снежные заносы завалили дорогу, но оба трактора были оснащены плугами. Первый, за рулем которого сидели Фрэнк с Кирой, держащей на коленях переломленную двустволку, свернул налево вдоль Копьевой насыпи и с грохотом покатил к Воскресенскому подворью и горной дороге в Барсолл. Второй, управляемый Домом Харпером – простачок или нет, в тяжелой технике малый шарил, – повернул направо, в сторону «Колокола».
Тем временем Лиз Харпер с поросенком под мышкой тащилась по сугробам, опираясь на трость и тяжело дыша. Тирсов дол расширялся на западе и сужался на востоке, куда и лежал ее путь через поля, к стене деревьев на оконечности клина. Голые дубы, буки и ясени чернели на снегу. Курганный лес.
В животе у Лиз все сжималось; ее нелегко было напугать, но нынче утром ей было страшно. Одно дело – вспоминать истории, что рассказывала Ба, и совсем другое – поверить в них.
Ну, до этого она еще не дошла, просто подстраховывалась. Но если бы поверила, что тогда? Соблюдай она все ритуалы, которым следовала семья – во всяком случае, по словам Ба, – был бы Тони сейчас жив? Лиз не могла позволить себе такие мысли. Будем считать, что это ничего бы не изменило. Ба всегда говорила, что ритуалы помогают, но не дают гарантий.
Сейчас вообще не время думать о Тони. Он так и стоит перед глазами – не такой, каким она видела его в последний раз, когда выходил за дверь с цигаркой во рту: ей видится маленький мальчик. Он всегда был самым красивым из ее детей. Отличался от остальных, был гораздо милее и обаятельней. Она что-то чувствовала к отцу Тони. Возможно, даже любовь. Возможно, это и сделало его не таким, как все.
Теперь Тони умер, а она даже не смогла взглянуть на тело. А может, и никогда не сможет, если истории Ба окажутся правдой.
Но не нужно паниковать.
