Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Не снимая куртки и предусмотрительно надетых резиновых сапог, я разыскала в Интернете номер полицейского управления. Вежливый механический голос попросил меня подождать и сообщил, что я номер шесть в очереди. Какого хрена?! А что, если меня тут режут-убивают?! «Подождите, пожалуйста, герр убийца, наша очередь еще не подошла». Тьфу, блин! Кому еще в этот час понадобилось звонить панцирям? Может, все взломщики региона сговорились обнести ближайшие к ним супермаркеты под прикрытием шторма? Они что, получили особое предписание воровского профсоюза?!
О! Наконец-то! Кажется, я общаюсь с человеком, а не с машиной. Но панцирь оказался то ли усталым, то ли тупым. Я все больше раздражалась, чувствуя, что трачу драгоценное время на объяснения, кто я такая и зачем мне срочно нужен следователь Борг. В итоге мне сообщили то, что я и так уже поняла: Борг на выезде, его мобильник не отвечает, но я могу передать для него сообщение. Под мою диктовку панцирь записал все, что мне удалось узнать насчет «Алки», и пообещал, что со следователем свяжутся по рации.
Сбросив вызов, я обнаружила, что стою в резиновых сапогах посреди гостиной, а за мной тянется из коридора петляющая цепочка грязных следов. Беспокойство мое нарастало: время утекало между пальцев, и вместе с ним песчаной струйкой осыпались стенки моего сердца.
Водопроводная станция — идеальное место для совершения преступления. Она находится на отшибе, в лесу. Насколько знаю, подобные станции работают в автономном режиме, вся техника управляется и мониторится дистанционно, через компьютер. Персонал появляется там только в случае поломки или когда приходит время для очередного контроля качества воды. Конечно, здание заперто и наверняка оснащено сигнализацией, но все это при желании и умении можно взломать и отключить. Получается, что злоумышленник мог бы неделями удерживать там Шторма безо всякого риска быть обнаруженным. Более того, если бы он решил — упаси боже! — разделаться с пленником, то тело спрятать было бы относительно легко. В конце концов, вокруг лес. А на станции полно воды, чтобы смыть следы крови и прочие улики.
Я подошла к окну, топча сапогами светлый ковер. В темном стекле скользнул бледный призрак — отражение моего искаженного отчаянием лица. Если Дэвида действительно удерживают на водопроводной станции, это значит только одно: преступник — кто-то из местных. Станцию ведь даже на гугловской карте не видно из-за деревьев! Но кто это мог сделать? Лукас, который сбежал от меня и которого безуспешно разыскивал Магнус Борг? Зачем бы ему тогда давать мне наводку-акроним? Ага, а зачем гнать меня из Хольстеда? Тогда Эмиль? Маньяк-булочник… Звучит как имя персонажа из комикса. Способен ли опустившийся выпивоха на многоходовую игру с помощью Tor и «Инстаграм» под носом у полиции? Кажется, в младшем брате Эмиля больше необходимой для этого дерзости.
А если это не один из них? Вдруг преступник — съехавший с катушек в тюряге Еппе? Или, скажем, биологический отец Дэвида, о котором никто ничего не знает? Или какой-то местный фанат Шторма, безнадежно влюбленный сталкер?
Впрочем, самое важное сейчас не это. Важнее то, что вот прямо сейчас Дэвид, измученный и страдающий, возможно, находится взаперти совсем недалеко от меня — полчаса езды на велосипеде. А я ничего не могу сделать, чтобы ему помочь! Все этот растяпа Борг и полицейская бюрократия… Ну давай ответь же наконец!
Я снова набрала следователя, но с тем же результатом. Великолепно. Дэвид, возможно, сейчас умирает, а полиция бездействует!
Ветер взвыл обвиняюще где-то на чердаке, запричитал жалобно, напомнив звуки Эоловой арфы. Что-то с ней сталось после ремонта ресторана? Пустой дом поскрипывал половицами, подрагивал под порывами ветра, свистевшего в щелях старых рам. Оставаться здесь было невыносимо. Бездействовать — постыдно.
Хватит! Достаточно я отсиживалась в четырех стенах! Это я уже проходила десять лет назад. Давящая опека папы. Мамины истерики по телефону. Снисходительное недоверие полицейских. Мягкие запугивания адвоката, знакомого родителей. Тогда я послушалась. Отказалась от выступления в суде. Отвечала на вопросы так, как надо, а не так, как подсказывала совесть. Запретила себе видеться с Дэвидом. Даже думать о нем себе запретила.
И вот в итоге я здесь. Принц День был прав. Чем быстрее ты будешь бежать, тем раньше вернешься в исходную точку. Я снова стою у начала начал и должна решить, как поступить. На этот раз я хочу сделать правильный выбор. Я изменилась. Выросла и повзрослела. Закалилась в своем одиночестве. Совершила путешествие в прошлое и внутрь себя. Научилась слушать свое сердце — пусть слабое и боязливое, но верное мне. И теперь я слышу его голос, ясный, как никогда. Пульсом в моих запястьях, шумом крови в ушах, трепетанием жилки на виске оно говорит мне: «Пора!» Пора взять судьбу в собственные руки. Пора замкнуть круг. Настало время собрать разбросанные камни, чтобы что-то из них построить.
Быстро, боясь передумать, я выскочила из дома, даже не заперев дверь. Еще и свет забыла потушить, но возвращаться не стала. Вытащила из-под навеса велосипед, попыталась включить фонари и только тут вспомнила, что так и не сменила в них батарейки. Бросилась обратно, лихорадочно перерыла все в ящиках комода и горки. Сообразила вытащить батарейки из старых настенных часов, кинулась обратно к велосипеду. Выкатила на улицу и поняла, что путь до леса займет гораздо дольше тридцати минут. Ветер бил прямо в лицо, срывая с головы капюшон и бросая в лицо пригоршни ледяной воды. Велик дергало из стороны в сторону, под колеса то и дело попадали отломавшиеся ветки, иногда он буксовал в кляксах мокрой листвы. Я мужественно продолжала давить на педали, мысленно проклиная себя за то, что просто не вызвала такси. Хотя, учитывая прошлый опыт, не известно еще, сколько пришлось бы ждать машину.
Вскоре, впрочем, мне пришлось целиком сосредоточиться, чтобы удержаться на велосипеде и продвигаться вперед, переключая скорости в зависимости от направления ветра. Я потеряла чувство времени: казалось, дорога до леса заняла целую вечность. Под курткой я обливалась потом, но руки и лицо заледенели, пальцы почти не гнулись. В ушах гудело и ревело, от непрерывного шума начала болеть голова.
В лесу стало полегче: ветер гнул макушки деревьев, едва видимые на фоне темного, затянутого тучами неба, но за плотную стену стволов проникал уже ослабленный,
