Стивен Кинг - Возрождение
Следующая карточка.
— Прошлый октябрь. По Уилмингтону в Северной Каролине прокатился ураган. Погибло семнадцать человек, в том числе шестеро малышей в детском саду при церкви. Еще одного ребенка объявили пропавшим без вести. Его тело обнаружили неделю спустя на дереве.
Следующая.
— Этот случай касается семьи миссионеров, решивших помочь продуктами, медикаментами и Святым Словом беднякам в Бельгийском Конго — сейчас, полагаю, это Заир. Их было пятеро. Всех убили. В статье прямым текстом об этом не говорится – «Нью-Йорк таймс» публикует только новости, подходящие для печати, вы же знаете, — однако ее тон намекает, что убийцы могли быть людоедами.
Поднялось неодобрительное бормотание, в центре которого был Реджи Келтон. Джейкобс это услышал и поднял руку – жест, похожий на благословение.
— Наверное, дальше можно не продолжать — обо всех этих пожарах, наводнениях, землетрясениях, бунтах, убийствах, — хотя я бы мог. Наш мир ежедневно содрогается от подобных вещей. Впрочем, знакомство с этими историями в какой-то мере утешало меня, поскольку они доказывали: я не одинок в своем страдании. Утешение это, тем не менее, было относительным, потому что такие трагедии, как гибель моей жены и сына, выглядят такими жестокими и бессмысленными. Нам сказано, что Христос вознесся на небо в своем теле, однако слишком часто мы, несчастные смертные на этой земле, оказываемся перед уродливыми грудами изувеченного мяса и задаем все тот же повторяющийся вопрос: почему? Почему? Почему?
Всю свою жизнь я читал Писание — сначала на материнских коленях, потом в Братстве юных методистов, потом в школе богословия — и могу сказать вам, друзья, что нигде в Писании нет ответа на этот вопрос. Максимум, что может предложить Библия — тот самый кусок из послания к Коринфянам, где апостол Павел, в сущности, говорит: «Не стоит даже спрашивать, братия, потому что вы все равно ничего не поймете». Когда же Иов задал этот вопрос лично Богу, то получил еще более грубый ответ: «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» Что в переводе на язык наших юных прихожан значит «Отвали, тупица».
В этот раз никто не засмеялся.
Он смотрел на нас, слабая улыбка блуждала в уголках его губ, а свет, пробивающийся в церковь сквозь витраж, рисовал на его левой щеке голубые и красные ромбы.
— В трудные времена религия призвана утешать нас. Господь наш жезл и наш посох, как утверждает Великий Псалом, и он будет с нами, когда придет пора этой неизбежной прогулки через Долину смертной тени; он будет поддерживать нас. Другой псалом уверяет, что Господь — наше пристанище и наша сила, хотя те, кто погиб в той оклахомской церкви, могли бы с этим поспорить — если бы им было чем говорить. А отец с сыновьями, утонувшие в попытке спасти свою собаку — интересовались ли они у Бога, что происходит? В чем дело? И отвечал ли он им, пока вода заливала их легкие и смерть туманила их разум: «Скажу через пару минут, ребята»?
Давайте скажем прямо, что имел в виду апостол Павел, когда говорил о тусклом стекле. Он имел в виду, что мы должны все принять на веру. Если наша вера будет сильна, мы попадем на небеса, и как только там окажемся, то все сразу поймем. Словно вся наша жизнь — какая-то шутка, а небеса — место, где нам наконец объяснят, в чем ее вселенская соль.
Теперь в церкви были слышны слабые женские всхлипы, а мужских недовольных голосов стало еще больше. Но даже тогда никто не встал, не попросил преподобного Джейкобса остановиться и прекратить богохульство. Все были еще слишком ошеломлены.
— Когда я устал читать обо всех этих бессмысленных и зачастую ужасно болезненных смертях невинных людей, то обратился к изучению различных ветвей христианства. Елки-палки, друзья, я и не подозревал, что их так много! Целая Башня догматов! Католики, епископалы, методисты, баптисты — общие и частные, англикане, лютеране, пресвитериане, унитарии, свидетели Иеговы, адвентисты Седьмого дня, квакеры, шейкеры, православные, древне-православные, силомиты — не стоит их забывать — и еще полсотни других.
Здесь, в Харлоу, у нас у всех спаренные телефонные линии, и мне кажется, что религия — это самая большая спаренная линия из всех. Только представьте, какую нагрузку она испытывает по утрам в воскресенье! И знаете, что я нахожу удивительным? Каждое религиозное течение, проповедующее учение Христа, считает, что только у него есть по-настоящему прямая связь со Всемогущим. Черт возьми, я даже не говорю о мусульманах, иудеях, теософах, буддистах и тех, кто поклоняется самой Америке — так же горячо, как в течение восьми или двенадцати кошмарных лет немцы поклонялись Гитлеру.
И вот тогда люди стали уходить. Сначала — несколько человек с задних рядов, склонив головы и сгорбив плечи (будто их только что отшлепали), потом все больше и больше. Преподобный Джейкобс, казалось, этого даже не замечал.
— Некоторые из этих сект и конфессий миролюбивы, но большая часть — самые успешные из них — стоят на крови, костях и предсмертных криках тех, кто имел наглость не разделять их божественные идеи. Римляне скармливали христиан львам; христиане четвертовали тех, кого считали еретиками, колдунами или ведьмами; Гитлер принес в жертву ложному богу расовой чистоты миллионы евреев. Миллионы людей были сожжены, застрелены, повешены, изувечены, отравлены, убиты током и разорваны на куски собаками… и все во имя Бога.
Моя мама к этому времени уже рыдала в голос, но я на нее не смотрел. Просто не мог. Меня словно парализовало. От ужаса, конечно, — в конце концов, мне было всего девять. Во мне нарождалось почти ликующее ощущение того, что мне, наконец, сказали правду. Все как есть, без прикрас. Отчасти я надеялся, что он замолчит, но в глубине души хотел продолжения, и мое второе желание сбылось.
— Христос учил нас подставлять другую щеку и любить своих врагов. На словах мы разделяем эти убеждения, но когда доходит до дела, большинство из нас стремится отплатить обидчику вдвойне. Христос выгнал торговцев из храма, но мы все прекрасно знаем, что эти мастера быстрой наживы недолго оставались за дверями. Если вы когда-нибудь с азартом играли в церковное бинго или слышали, как очередной радио-проповедник клянчит пожертвования, то понимаете, о чем я говорю. Исайя предрек, что наступит день, когда мы перекуем мечи на орала, но в эти смутные времена мы всего лишь перековали их на атомные бомбы и межконтинентальные баллистические ракеты.
Поднялся Реджи Келтон. Его лицо было таким же багровым, как лицо Энди — бледным.
— Садитесь, пожалуйста, преподобный. Вы не в себе.
Преподобный Джейкобс не сел.
— И что нам воздалось по нашей вере? За все те столетия, что мы жертвуем той или иной церкви свои кровь и богатства? Уверения в том, что в конце концов мы попадем на небеса, где нам объяснят, в чем же была соль, и мы скажем: «Ну конечно же! Вот теперь я все понимаю». Отличная награда. Это вбивается в наши головы с младенчества: небеса, небеса, небеса! Там мы встретим наших погибших детей, там наши матери снова примут нас в свои объятья! Это пряник. Кнут, которым нас хлещут — это ад. Ад! Ад! Преисподняя вечных мук и проклятий. Мы угрожаем нашим детям — даже таким маленьким, как мой дорогой мертвый мальчик — вечным пламенем, если они украдут конфету или солгут насчет промокших ног.
Нет никаких доказательств того, что эти потусторонние места существуют, никакого научного обоснования, только пустые обещания вместе с нашим отчаянным желанием верить, что во всем этом действительно есть смысл. Но когда я стоял в задней комнате похоронного дома Пибоди и смотрел на изуродованные останки моего сына, который гораздо больше хотел попасть в Диснейленд, чем на небеса, мне было откровение. Религия — это духовный эквивалент страховой конторы, куда вы год за годом перечисляете свои взносы, а когда приходит черед получать возмещение, которое вы с таким — простите за каламбур — религиозным рвением оплачивали, выясняется, что конторы, что взяла ваши деньги, на самом деле не существует.
Тут в стремительно пустеющем зале встал Рой Истербрук. Это был здоровенный небритый детина, живший в ржавом трейлерном парке на восточной окраине города, неподалеку от границы с Фрипортом. Он, как правило, посещал церковь только в Рождество, но сегодня сделал исключение.
— Преподобный, — сказал он. — Я слышал, что в бардачке вашей машины нашли бутылку хмельного. А Мерт Пибоди сказал, что когда cклонился над телом вашей жены, от нее несло выпивкой. Вот вам и причина. Вот ваш смысл. У вас не хватает духу принять Божью волю? Отлично. Но оставьте в покое остальных.
После этого Истербрук развернулся и потопал к выходу.
От этих слов Джейкобс замер. Он стоял, вцепившись в кафедру, глаза на его бледном лице яростно сверкали, губы были сжаты так плотно, что их почти не было видно.
