Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут
– Да стой ты! – вопил Суслик.
Приятель загонял соперника сосредоточенно, как вепрь – обречённую жертву. Парнишка заметался, пытаясь отыскать лаз, и ему это почти удалось: в одном месте прутья были разогнуты, вытоптанная дорожка вела к лавочке, на которой по вечерам курили подростки из соседних домов. Но убегавший не учёл, что дыру постоянно и безуспешно пытались заварить и рядом валялся железный прут. Об него парнишка и споткнулся.
– Ату! – восторженно заревел приятель и схватил его за капюшон толстовки. Тот обречённо свесил руки, а Суслик подтянул парня ближе к фонарю, чтобы рассмотреть.
– Оставь, не надо, – попросил я, на ходу доставая сигареты.
– Не, ну а чего он уши клеил? Севу они, видите ли, ищут. А сам стырить что-то хотел. Отвечай, хотел стырить? У матушки сумку так стянули. Она на остановке с соседкой трещала, оглянулась, а такой вот гад улепётывает с её авоськой. У, козлина…
Суслик непроизвольно сжал кулаки, и я подумал, что он сейчас точно наваляет этому типу в капюшоне. И потом его мамаша заяву на нас накатает. Суслик тут не работает, а меня сразу вычислят, ещё и из универа турнут.
Я медленно подошёл к жертве Суслика и поднял руку в примирительном жесте. Парнишка дёрнулся, словно я хотел его ударить. Это был явно не один из моих ночных гостей. Те показали себя борзыми и уж точно не стали бы шугаться.
– Тихо-тихо, мы не кусаемся, – успокоил я жертву Суслика, одним пальцем подцепив его капюшон.
Если честно, был уверен, что это случайный малолетка, который хотел покурить в кустах. Но то, что произошло дальше, заставило меня отступить на шаг назад. Суслик пробормотал: «Мочалка?!» – и сплюнул. Мой друг казался обескураженным, если по отношению к нему можно употребить это высокопарное слово. А я молча смотрел на девушку с длинными каштановыми волосами и глазами зеленовато-бутылочного цвета. Под фонарём они блестели как кошачьи и даже отражали свет.
– Как тебя зовут? – растерянно спросил я.
– Какая разница? – фыркнула девчонка, разом обретя уверенность.
– А… что ты делала возле морга?
– Гуляла.
– Сомнительное удовольствие, – удивлённо заметил я.
– Кому как. Мне вот нравится. Хожу подышать воздухом, здесь река рядом.
– Чего тогда убегала?
– Так этот боров кинулся на меня как ненормальный. Первый порыв человека с инстинктом самосохранения – бежать от этого чучела.
– Э, ты следи за языком! – Суслик явно охренел от такого напора. Я, признаться, тоже. Какое-то время мы с девчонкой (я к тому времени уже понял, что она примерно моя ровесница) оценивающе смотрели друг на друга.
– Ладно, мне пора, – заявила она.
– Вообще-то тут по ночам бывает опасно. Всякая гопота отирается. Может, проводить? – предложил я.
Ночная гостья ничего не ответила, просто покачала головой и быстро зашагала в сторону остановки. Порывистый ветер бросил нам с Сусликом в лицо горсть первых дождевых капель, и я понял, что надо возвращаться в морг.
Рубец, все дела
Через день я услышал, как Сева что-то бурно обсуждает с заведующей в её кабинете. Ну как бурно… На повышенном шёпоте. Слов я не разобрал, но вышел он от неё раскрасневшимся.
– Чай будешь? – миролюбиво предложил я. Сева рассеянно кивнул. – Чего с Маринкой ругаешься?
– Да ну её, – отмахнулся Сева. – Стерва, прицепилась с этим парашютистом. Интересуется, не было ли при нём каких документов или других вещей.
– Ты ей не рассказал про медальон и труп в платье? – уточнил я, хотя уже знал ответ.
– Сперва хорошо бы понять, кто был предыдущий покойник, – отмахнулся он. – Может, я чего напутал. И ты не болтай об этом. А то поделился с тобой на свою голову. Скоро об этом будут знать все окрестные собаки и глухие старухи.
– Да ладно-ладно. Я молчу. А как его нашли? Того, который в платье?
– Я подробностями не интересовался. Дом заброшенный был, но наследники вроде имелись. Явились по какой-то нужде, а там – подарок. Причём высох, как мумия. Вызвали милицию. Кстати, у этой мумии тоже рак был, только лёгких. Видимо, не верят наши люди в отечественную медицину. Вот и кончают мучения сами: кто вешается, кто с крыши прыгает. И вообще… Чего ты к этому дядьке прицепился?
Я возмутился:
– Ты сам меня заинтриговал этим медальоном. Сказал: какая-то тайна.
– Может, цепочка и медальон вообще не связаны. А ещё из примет обычно действуют парные случаи: когда попадается сложный и редкий диагноз, в ближайшем будущем будет такой же.
– У нас тут просто сработало криво: попались связанные между собой покойники, – пошутил я.
– Или не связанные, – недобро глянул на меня из-под насупленных бровей Сева.
– Тут только цепочка покажет, – заметил я вроде бы невзначай.
– Ага… – чтобы перевести тему, Сева снова стал жаловаться на Жабу: – Прицепилась ко мне, а сама хороша.
– В смысле?
– К Жабе утром заглядывал майор не из нашего отделения. И они о чём-то шептались. И отчётец по парашютисту она быстро состряпала. Хотя я своими ушами слышал, как Вениамин говорил про отсутствующий палец. Я даже протоколировал. А в отчёте, к примеру, про это ни слова.
– А если у неё спросить?
– Спросить? Я лично с ней связываться не собираюсь. Работа моя меня устраивает, а что там у Жабы за дела с местной милицией – нас волновать не должно.
Сева не удовлетворился чаем, включил чайник и достал банку с растворимой бурдой, которую мы все пили на работе. Но мысль про странный отчёт, видимо, тревожила, потому что он словно оправдывался:
– Да и что я спрошу? Почему вы забыли указать, что у него пальца нет?
– А палец не может быть… ну… результатом падения? – предположил я.
– Там, Ваня, такое дело… – Сева плотно закрыл дверь. – Палец вроде как отрублен. И не так чтобы прямо давно. Вениамин что-то бормотал о плохой технике операции, мол, рана долго не заживала. Как-то он это разглядел. Сейчас-то затянулась, правда. Рубец, все дела.
– Ого… – я похолодел от упоминания отрубленного пальца и дальше с трудом вникал в смысл его слов. На автомате задавал какие-то вопросы, но в голове крутилось только то злополучное корыто.
– Отож, – продолжил Сева. – То, что кто-то отрубил человеку палец, наводит на мысли, что у него были проблемы с какими-то нехорошими парнями. Сам себе вряд ли отрубишь так чётко – под корень. Даже если с топориком балуешься неумело. Может, конечно, ампутация, но очень уж коряво сделано. Опять же, это Вениамин сказал, он в молодости в хирургии порядком поработал.
Пока Сева рассуждал, внутри меня шёл бурный диалог с самим собой: «Неужели это оно? – А
