Наль Подольский - Книга Легиона
— Тогда коньяк тебе будет на пользу, — Марго передала ему рюмку и обернулась к Лоле: — Ну как, ты готова?
— Да! — выплюнула та. Она чувствовала, что Марго намеренно выводит ее из себя, и злилась, по неопытности не понимая, что это — достаточно банальный прием допроса.
— Тогда приступай.
— Этот человек позвонил мне вечером, в семь, и сказался твоим родственником. Потом заявил, что должен что-то мне сообщить. Я спросила, почему звонит он, а не ты, и он объяснил, что ты в Вологодской области на отдыхе…
Лола говорила вяло, иногда запинаясь и обращаясь исключительно к Марго, будто Платон был неодушевленным предметом.
— Так и было, только неделю назад, — безмятежно уточнила Марго, стараясь придать разговору более эмоциональный характер.
Но Лола продолжала по-прежнему монотонно, глядя перед собой в пол:
— Как только он вошел, я пожалела, что впустила его. Небритый, помятый, пьяный, глаза безумные. Уставился на меня и молчит. Я, естественно, спрашиваю, что он должен мне сообщить? А он опять молчит. И вдруг такую понес околесицу… воспроизвести не берусь…
— И все-таки? — жестко подстегнула ее Марго.
— Примерно так: ну что теперь скажешь? Или больше не надо? Не надо, наверное. А если тебе той же монетой? Так надо или не надо?.. И дальше в таком же духе. Я говорю: уходите немедленно, милицию вызову. А он вроде как и не слышит. Я отступаю к тумбочке, где у меня газовый пистолет…
— Так сразу и пистолет? — подняла брови Марго.
— Ну… баллончик, — неохотно согласилась Лола, но уже с живыми интонациями: Марго все-таки удалось ее расшевелить. — А он вдруг выбросил вперед руку так резко и точно, для пьяного даже странно… и схватил меня за плечо, будто клещами… наверняка синяки остались… Тут же достает из кармана нож перочинный и так ловко, одной рукой, лезвие открывает. Я, чтоб его отвлечь, говорю: вы что же, этой смешной игрушкой меня зарезать хотите? А он звереть начал. Я попробовала нож у него выбить, не вышло — держит удивительно цепко…
— Он хирург, — пожала плечами Марго.
— Я давай вырываться, и думаю про себя: орать не буду, этого от меня не дождешься… — Лола умолкла на полуслове, по-видимому, стараясь в уме как-то отредактировать свой рассказ.
Но именно этого Марго и не хотела:
— А дальше?
— Дальше я стала дергаться, и на мне разорвалась блузка. Лифчиков я не ношу, стало быть, грудь — целиком напоказ, и он на нее глазеет. Но держит меня за плечо по-прежнему крепко. А я уже к этому времени основательно сдрейфила. Так чего же вы, говорю, хотите: переспать со мной или зарезать? Черт с ним, думаю, стерплю как-нибудь, а тем временем соображу, как выкрутиться. И вдруг у него лицо застыло, глаза не видят, как пленкой подернулись, меня отпустил, да и вообще перестал замечать, отвернулся в сторону и начал этим проклятым ножом кромсать себе руку. А у меня — жуткий страх и отвращение до спазм в горле, будто сразу весь воздух заменили чем-то другим. Ну, в общем, то самое. А из него кровь на ковер капает. Я начала орать несусветное что-то: прекратите и уходите! Так он просто не слышит. Я бросилась на него и попыталась выхватить нож…
— Постой, — перебила Марго, — ты же говорила, что прикоснуться к такому человеку не в силах?
— Как-то преодолела, не знаю… И представь себе, он на меня даже не глянул, а лягнул каблуком, чуть ногу, гад, не сломал. — Лола потерла голень и болезненно сморщилась. — И кровь из него уже не капает, а струйкой льется. Тут у меня совсем крыша съехала. Схватила первое, что под руку подвернулось, и треснула его по башке.
— И что же это было? — с любопытством спросила Марго.
— Теннисная ракетка.
— Гм… хорошо, что не утюг.
— Ты знаешь, я подумала то же самое, слово в слово, — с полной серьезностью поддакнула Лола.
— А после?
— Он упал на пол. Я облила его йодом и замотала бинтом. Дотащила кое-как до дивана. Уж не знаю, как сумела себя заставить.
— Была бы я президентом, дала бы тебе медаль, — усмехнулась Марго. — Но ты знаешь, кто я. Значит, так перебьешься… Это все?
— Да, все. Я как раз стала думать, что дальше делать, и тут ты позвонила… Еще нож убрала, на всякий случай. — Лола извлекла из тумбочки перочинный нож и положила на стол перед Марго. Та деловито спрятала его в сумку.
— Ладно, — объявила Марго, — спасибо тебе за ласку, я его увожу. Если острой нужды не будет, больше видеться с ним не заставлю… если у тебя ЭТО не выветрится.
— Не выветрится, — упрямо набычилась Лола.
— Нет так нет, ничего не попишешь… Теперь слушай. Я займусь этим делом всерьез. Все, что сейчас рассказала, ты по свежаку запиши. Да секретарше своей не диктуй, поднатужься уж отстукать сама…
— Да ты что? Не настолько же я… — взорвалась Паулс.
— Не ершись. Откуда мне знать? Ты пока большой осмотрительности не проявляла. И еще. Распиши мне за шесть суток, с десятого по пятнадцатое, где ты бывала. Без беллетристики, только время и место. Но постарайся не пропустить ничего, даже если на десять минут куда заезжала. Хочу понять, как ОНО мою квартиру накрыло. И вообще будь внимательна. Видишь, как ОНО действует: бьет вроде как вслепую, но иногда попадает.
По пути домой, в такси, Марго спросила:
— Тебе нечего к ее рассказу добавить?
— Нечего.
— То-то ты молчал, как немой.
— А что мне еще оставалось? Я и так, мягко говоря, ей вечер испортил.
— Да уж, сегодня ты отличился… Ничего, стерпит. Ей не привыкать, судьба такая. Зато мы пронаблюдали, как эта штука работает. Вот уж, воистину: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Как знать… есть вещи, которых лучше вообще не видеть.
— Пока не начнешь следствие. — Марго сама удивилась резкости своей интонации, но смягчить впечатление не пыталась, и разговор оборвался.
И только уже на лестнице, остановившись передохнуть на площадке между этажами, он заговорил снова:
— Один маленький штрих. Я, конечно, виноват перед ней. Но, тем не менее: она мне отчетливо неприятна.
— Это в каком же смысле? — спросила она скептическим тоном.
— В биологическом. Где-то внутри нее, в самой глубине, есть нечто инородное, какая-то чуждая молекула, что ли… и возможно, опасная. Причем, она сама наверняка об этом не знает.
— Выходит, взаимность у вас полная. Ситуация из серии «Я тебя тоже люблю», — усмехнулась Марго. — Но, вообще-то, она тетка невредная. У меня аллергии на нее нет… Ничего… без нужды общаться с ней не заставлю, а если для дела занадобится — стерпишь.
Она полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать заметить Платону, какое удовольствие доставило ей его заявление — словно приятная теплая волна распространилась по всему телу. Мужики все подряд на Лолку бросаются, что голодные псы на кусок мяса, а вот он — из другого теста.
Но его занимало другое:
— Значит, ты уже на тропе войны, — констатировал он задумчиво и, тяжело опершись на ее руку, шагнул на ступеньку следующего пролета.
Дома он попытался присесть у стола на кухне, но Марго решительно объявила:
— Немедленно спать. Ты же на ногах не стоишь. И видишь, нет худа без добра: теперь ты, как все люди, будешь спать в постели.
Когда она принесла ему чашку с водой и поставила на стул около изголовья, он попытался что-то произнести уже заплетающимся языком.
— Все вопросы — на завтра, — строго оборвала его Марго.
— Да я… я т-только хочу сказ-зать… н-не беспокойся… у м-меня теперь… иммунитет.
Он и сейчас сохранил способность угадывать ее даже не додуманные до конца мысли.
— Золотые слова, — с несколько искусственной бодростью согласилась Марго. — Так что спи спокойно. И к тому же, — добавила она, накрывая его на всякий случай еще одним одеялом, — ты так вымотался, что тебя и сам дьявол не разбудит.
Тем не менее, убедившись, что он заснул, перед тем как выключить свет, она собрала и вынесла из комнаты все колющие и режущие предметы, ворча под нос:
— Профессия… ничего не поделаешь.
Ей и самой следовало основательно выспаться. Уже в полудреме, проваливаясь головой в слишком мягкую пуховую подушку, Марго про себя повторила:
— Теперь можно… теперь его сам черт не разбудит.
Но достаточно скоро ей пришлось убедиться, что возможности чертей занижать никогда не следует.
Проснулась она от ощущения, что в доме творится что-то неладное. Уже начинался рассвет, и в комнате было серо. Она прислушалась — из гостиной доносились невнятные звуки, не то сопение, не то тихий хрип и какое-то шуршание.
Марго пружиной выскочила из постели и, напяливая на бегу свой куцый халатик, влетела к Платону. Он лежал на спине, неловко и странно выгнув туловище, и слегка вздрагивал. Глаза были открыты, но виднелись только белки, казавшиеся огромными, в уголке плотно сжатого рта пузырилась слюна. Марго имела об эпилепсии весьма смутные представления, почерпнутые, в основном, из кинофильмов и любовных романов. Она знала, что больного не следует перемещать, что в рот нужно вставить серебряную ложку, дабы он не откусил себе язык и не задохнулся, а когда конвульсии кончатся — тепло укрыть, ибо он будет мерзнуть. К вопросу о ложке Марго подошла творчески: опасаясь, что о металл он может сломать зубы, она воспользовалась деревянной ложкой из декоративного кухонного набора.
