Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Эмиля послушать, так я сама на него вешалась и чуть не силком заставила себе вставить. А теперь все отрицаю потому, что не помню ни фига. Еще он заявил, что я уже была не девочка, когда все случилось. Что меня еще до приезда в Хольстед распечатали. Боже, какая мерзость! Даже писать такое противно: кажется, бумага вот-вот вспыхнет или расползется, словно от кислоты. Как моя жизнь теперь расползается — по клочку, по ниточке. Д. — та основа, которая пока удерживает части меня вместе, но надолго ли?
Чмо и шлюха — мы стали просто классической парой изгоев! То, что мы вместе, объясняют как угодно: я бросаюсь на все, что движется и носит штаны; никто больше не хочет иметь со мной дела; у меня сифилис и лобковые вши; я — извращенка. Нужно просто видеть, с каким удовольствием Аня разносит новые сплетни! И какие рожи корчит Кэт, стоит попасться ей на глаза. Мы все еще сидим вместе, но завтра я пересяду к Д. Катрина демонстративно поставила на парту бутылочку антисептика для рук и протирает им все поверхности, которых я касалась. А ведь еще недавно эта коза лицемерная мне чуть на шею не вешалась! Ненавижу! Так бы и залила этот антисептик ей в языкастый рот! Будет знать, как повторять за всеми гадости обо мне!
Я больше не подкладываю бутерброды в ланч-бокс Д. Теперь мы едим вместе, и я сразу приношу обед на двоих. В столовке мы не показываемся: от всеобщего внимания я и так скоро стану сутулой или горбатой — постоянно хочется съежиться и втянуть голову в плечи. А там у меня еще бы и аппетит пропал: того и гляди, кто-нибудь подкрадется и плюнет в коробку или скинет все со стола, или просто будет сидеть рядом и булькать горлом, будто от одного взгляда на нас его тошнит.
Времени прошло всего ничего, а я уже так от всего этого устала! Словно за несколько дней постарела на десяток лет. Как Д. вообще выносил подобное так долго? Как у него крыша не поехала или он кого-то не убил?
Ночами я плохо сплю — все думаю о том, что случилось в школе за день и что дорогие однокласснички придумают завтра. Например, о надписи в туалете синим маркером: «Сосу за мороженку», а дальше — мой телефон. Номер, кстати, был только у Ани и Кэт. Выходит, написала эту мерзость одна из них. Поражаюсь глубине человеческой подлости! Ведь я никому из них ничего не сделала.
25 января
Открыла сегодня перед датским сумку, а там — презерватив. Я учебники доставала, и он на глазах у всех выпал на парту. Сначала я даже не поняла, что это. Какая-то желтоватая резиновая тряпочка, завязанная узлом, а внутри — мутная слизь. Просто стояла оцепенев и хлопала глазами, глядя на эту штуку.
Еппе первым заорал на весь класс:
— Чили чпокнулась, а гондон выкинуть забыла!
Тут же со всех сторон посыпалось:
— Кто счастливчик? Гольфист? А трипак он еще не подхватил?
— Не, у этого чмо вообще не встает.
— Вот потому и не встает!
— Эй, а ты правда сосешь за мороженку?
Я вылетела за дверь прежде, чем они увидели мои слезы — по крайней мере, очень на это надеюсь. Неслась по коридору не разбирая дороги, а за спиной топали чьи-то шаги. Даже не сразу сообразила, что это Д. Он выбежал из класса вслед за мной. Мы забились в какой-то угол, и весь датский я рыдала в жилетку Д., а он молча гладил меня по голове.
Я знаю, что все это — месть Эмиля. Жестокая и изощренная месть, потому что ему почти ничего не пришлось делать своими руками. Он просто подлил масла на угли, уже готовые вспыхнуть. И вот мы с Д. горим в этом огне. И мне кажется, скоро от меня останется только пепел — дунешь, и разлетится. А Д. — он сделан из другого, более прочного материала. Он — как клинок, который должен пройти огонь и воду, чтобы закалиться. Я умру, а он останется.
26 января
Зачем я вчера написала про клинок?! Как будто предвидела, что сегодня случится. Или мысленно подтолкнула Д. к этому. Но откуда я могла знать?! Ведь даже представить было невозможно, что Д. способен на такое! Тихий, забитый, безропотный Д.! Что с ним теперь будет?
А ведь вышло все из-за меня. И из-за Эмиля, конечно, потому что это точняк он на меня своих дружков натравил, а сам тихо посмеивался в сторонке да еще на телефон снимал.
Меня подловили на перемене. Конечно, мы с Д. были вместе, но его просто отшвырнули в сторону, как щенка. Я только и успела увидеть, как он грохнулся на пол, а меня уже прижали к стене. Двое заслонили меня от любопытных, а третий запустил руки под свитер. Я кричала, но из-за общего шума в коридоре вряд ли хоть кто-то мог различить, что именно и уж тем более почему.
Не знаю, что эти трое собирались сделать — скорее всего, просто поиздеваться в удовольствие, а потом разослать видео всем подряд. В тот момент я от ужаса ничего не соображала: вырывалась, хотя мне держали руки; пыталась пнуть ближайшего парня коленом по яйцам; мотала головой. Наконец просто плюнула в гнусную ухмыляющуюся рожу.
Боже, я ведь даже имени этого прыщавого козла не знаю! А у него в глазах что-то изменилось. Он прищурился, замахнулся. Я зажмурилась. Думала, все. Вдруг — крики, руки мне отпустили.
В общем, не знаю, как все случилось, но когда открыла глаза, прыщавый уже визжал, как первоклассница, прижимая руку к шее, а между пальцев у него сочилась кровь. Д. наступает на него, размахивая рукой, в которой что-то блестит. Прыщавый пятится. А остальные боятся подойти. Даже Эмиль, который забыл про телефон. Вокруг толпа, и несколько голосов сразу вопят: «У него нож! У Гольфиста нож!»
Вся сцена была совершенно нереальная, будто кто-то решил снять кино прямо у нас в школе. Помню, я стояла у стены и улыбалась. Наверное, все, кто это видел, подумали, что я психичка. Человек кровью истекает, а я радуюсь. Вот только ни фига мне не было весело. Вообще никак было. Будто тело не мое и все онемело. И происходит
