Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
Как дипломированный филолог относился к своей сомнительной миссии? То есть, к торговле «дурью», «травкой» и «таблетками»? С философской подоплёкой, понятное дело, относился, мол: — «Всё в руках Всевысшего. Чтобы под этим расплывчатым и обтекаемым термином не подразумевалось бы…. Не я, честное слово, выбрал эту тернистую и мутную дорогу. Это она сама — незримо, но целенаправленно — выбрала меня. От Судьбы, как известно, не уйти. Никому и никогда…».
Вагиз, избавляясь от тяжких раздумий, старательно потряс черноволосой лохматой головой, а после этого обеспокоенно прошептал:
— Странный, тем не менее, выдался сегодня вечер. Странный, нетипичный и загадочный…. И дело даже не в том, что он призрачный, чуткий и фиолетово-сиреневый: покупатели отсутствуют, последний подходил только в полшестого…. Более чем странно. Ну, не бывало такого никогда. Не бывало. Ни единого разочка. Даже лютой и студёной зимой. Даже в метель февральскую. Обычно каждые двенадцать-пятнадцать минут сюда — в вечернее время — купчинские наркоманы так и шастают. А в темноте и ещё чаще…. Не порядок, однако. В том смысле, что не к добру. Кята[12] подгоревшая…
Он позвонил «на базу» и доложился — естественно, на местном «купчинском сленге», без всяческих филологических «культурностей», мол: — «Хрень какая-то голимая, мля, происходит. Пропали куда-то все «болезные», словно бы вымерли. В кассе и тридцати тысяч рублей не наберётся. Бред голимый, мля…. Может, здешние менты что-то учудили? Операция, например, какая проводится? Типа, мля: — «Чистые руки, головы и лёгкие»? Вы уж там, братаны, имейте в виду. Ну, и справки — через продажных слуг закона — наведите…».
Позвонил, значит, а после этого, отключив служебный мобильник, вышел из киоска — кости размять, свежим воздухом подышать, по сторонам оглядеться, в вечернюю тишину вслушаться. Полезное и нужное дело, между нами говоря…
Вышел, взглянул-посмотрел на запад — в сторону заката, прячущегося в плотных облаках, — и тут же обомлел:
— Что же это такое, а? Свят-свят-свят…
Там, на фоне дальних купчинских многоэтажек, двигалась странная процессия: опирающийся на массивный чёрный посох высокий седовласый старик в ветхом рубище, которого сопровождали четыре особы женского пола самых разных возрастов. То бишь, низенькая горбатая старуха, две женщины и маленькая девчонка.
Казалось бы, что в этом такого, способного вызвать удивление и страх? Ну, почтенный и заслуженный дедуля — в сопровождении семейства — вышел перед сном на запланированную прогулку. Подумаешь…. Только очень высокими все они были — выше пятидесятилетних тополей, огораживающих по периметру сквер. Блин горелый. А ещё полупрозрачными и светло-светло-сиреневыми…
— Миражи, конечно, — решил разумный и образованный Вагиз (Санкт-Петербургский Университет, как-никак, окончил). — Рваные сиреневые облака, закрывающие закат, всему виной. Не иначе. Вернее, ласковые солнечные предзакатные лучи, пробивающиеся сквозь упомянутые сиреневые облака. Они и создают эту оптическую иллюзию…. Красиво, конечно. Спора нет.
Он закрыл глаза и сильно-сильно — в течение десяти-двенадцати секунд — потряс лохматой головой. А когда разлепил ресницы, то никаких гигантских стариков и женщин в поле зрения уже не было. Только чуткая-чуткая тишина властвовала вокруг — словно бы совсем рядом (практически со всех сторон), не было огромного города.
— Как в горах, — тихонько пробормотал Вагиз.
— Это точно, — согласился — где-то совсем рядом — чей-то вкрадчивый голос, а после этого уточнил: — Как в очень-очень диких горах…
— Кто здесь?
И лишь тоненько-звенящая тишина была ему ответом: тишина, надёжно спрятавшаяся в вязкой вечерней (или уже ночной?), темноте…
Вспыхнули-зажглись два фонаря на высоких бетонных столбах, установленных по разные стороны от ларька.
Вообще-то, раньше здесь был только один фонарь. Но в августе, когда знаменитые питерские «белые ночи» откочевали куда-то, Бес решил, что нужно два, мол: — «Наша «точка» должна быть видна издалека. А дополнительный фонарь, он чем-то сродни рекламе. Типа — у нас всё схвачено и за всё заплачено. Смело подходи, брателло, ничего и никого не опасаясь, и затоваривайся…».
Итак, вспыхнули-зажглись два ярко-жёлтых фонаря, и в свете одного из них обнаружился огромный чёрно-белый кот, важно восседавший на пустом фанерном ящике из-под «незамерзайки» (ларёк — ради пущей конспирации — и всякими автомобильными причиндалами приторговывал).
— Брысь! — непроизвольно выдохнул слегка занервничавший ларёчник. — Только тебя, усатого, мне и не хватало…
Кот, презрительно фыркнув, убежал.
«Убежал?», — мысленно засомневался Вагиз. — «А, собственно, куда? Хм, непонятно…. Скорее, уж, просто исчез. Раз, и нету…. Напрасно я его, право слово, прогнал. Ох, напрасно. Это же не просто кот, а кот, дружащий с бравым бронзовым солдатом. Я этого приметного котяру несколько раз видел — рядом с памятником Швейку на Балканской площади. Нехорошо, кята подгоревшая, получилось…».
— Нехорошо, конечно, — подтвердил — не пойми и откуда — вкрадчивый голос. — В том смысле, что не вежливо…. Значится так, Алекперов. Слушай сюда. Слушай и хорошенько запоминай…. Непростая ночь тебя, филолог хренов, ожидает. Смертью пахнущая…. Хочешь, дурилка азербайджанская, в живых остаться? Ничего, клянусь, сложного: помни о трёх аксиомах, тогда — непременно — останешься. Обещаю…. Аксиома первая: даже когда дело дрянь — терять надежды не следует. Вторая: когда человек — без должного на то повода — начинает философствовать, то это, как правило, пахнет белой горячкой. Третья: с револьверами — шутки плохи…. И ещё, дружок, никогда не нарушай обещаний, данных тобой. Никогда…
Голос затих.
Вагиз, обойдя пару вокруг ларька, никого рядом не обнаружил и, остановившись, подытожил:
— Сегодня курьер «с базы» доставил свежую партию «травки». Вот, видимо, я и надышался её парами, пока по пластиковым пакетикам — в свободное от торговли время — расфасовывал. Теперь, кята подгоревшая, глюки донимают. Не иначе…. Эти три аксиомы? Тоже, честно говоря, ничего сложного. Я же совсем недавно, на позапрошлой неделе, перечитывал «Похождения бравого солдата Швейка». Очевидно, что некоторые знаковые цитаты из нетленного произведения Ярослава Гашека и отложились — на уровне подсознания — в моей голове. Тогда — отложились. А сегодня — под воздействием коварных паров анаши — проявились. Ничего сложного, короче говоря…
Раздался сытый и вальяжный гул мощного двигателя, со стороны Бухарестской — по кустам и дорожкам сквера — несуетливо замелькали-заплясали лучи автомобильных фар.
Вскоре рядом с павильоном, резко затормозив, остановился чёрный «Мерседес» последней модели. Ещё через несколько секунд из машины — со стороны водительского места — вылез представительный мужчина: в чёрном офисном костюме, с зачёсанными назад тёмно-каштановыми — с лёгкой проседью — волосами.
«И депутатский значок на лацкане пиджака очень даже органично смотрится», — мысленно одобрил Вагиз. — «Важная, так сказать, деталь образа…. Хотя, конечно, Бес является не депутатом, а всего лишь депутатским помощником. Но, тем не менее, достаточно цельный образ слепился…. Сам за рулём? Без шофёра? Неслыханное дело. Видимо, решил, что надо быть ближе к народу. По крайней мере, иногда…».
— Ну, что тут у тебя, армяшка? — тут же вышел из «депутатского образа» Бес. — Что там за пургу по телефону гнал, рожа худосочная?
— Извините, босс, но я азербайджанец.
— Обидчивый, мля, выискался? Ну-ну…. А какая, собственно, разница? Мол, армянин? Или же, наоборот, азер? Ну, если с философской точки зрения, а также учитывая, мля, твою офигительную задолженность перед уважаемыми аксакалами?
— Если с философской, то, действительно, не большая, — длинно вздохнув, согласился Вагиз.
— Образованный, мля. Ладно, проехали…. Докладывай, азер, что да как. Не тяни кота за пушистый хвост.
— Дык, это, босс. Нет покупателей. Совсем. Начиная с полшестого. Сам ничего понять не могу…
— Зато я могу, — многообещающе набычился Бес. — Горбатого мне лепишь, морда облезлая? Небось, скрысятничал, а? Толкнул, сука пархатая, товар налево? А теперь, значит, старательно дурочку ломаешь и лыжи майстрячишь — с хабаром — на юга солнечные? Тварь смуглолицая и носатая…. Надо будет завтра же ревизию здесь у тебя провести — по полной и расширенной программе.
— С чего вы взяли, босс, про крысятничество?
— С того самого, рожа худосочная…. Говоришь, что нет покупателей? А это тогда кто?
К ларьку, действительно, приближалась молодая чёрноволосая женщина в тёмно-бордовом кожаном плаще непривычного покроя, впереди которой бодро бежали — на достаточно длинных повадках — две лохматые чёрные собачки.
