Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
«Не знаю, честно говоря, кто это такая», — предчувствуя скорую и неминуемую беду, запечалился Вагиз. — «Никогда ещё такие приличные дамочки не приходили ко мне за «дурью». Никогда…. И, вообще, не помню я ни одного покупателя-наркомана — с собаками. Ни одного. Кята подгоревшая…».
— Рад вас видеть, мадам, — Бес — с не наигранной лёгкостью — вернулся в образ «классического представителя российской бизнес-политической элиты». — Вы — само совершенство. И пёсики, надо признать, очень миленькие…. Разрешите узнать ваше имя?
— Шуа.
— О, какая симпатичная экзотика…. Что вас привело к нам, прелестница скуластенькая? Чем могу — лично — помочь и посодействовать?
— Хватит паясничать, Харитонов, — презрительно поморщилась женщина, после чего переложила собачьи повадки в левую ладонь, а правой достала из кармана плаща компактный чёрный пистолет и, демонстративно «щёлкнув» предохранителем, велела: — Залезай-ка, Василий Фёдорович, в ларёк. И дверку плотно прикрой за собой…. Ну? Быстро у меня!
— Э-э, притормози-ка, красотка узкоглазая. Что ещё за понты картинные? Не на того напала, фря загорелая…
— Ба-бах! — оглушительно хлобыстнул выстрел.
Пуля, встретившись с ленточным фундаментом павильона, звонко чмокнула. Серое бетонное крошево «брызнуло» во все стороны.
— Выбрось мобильный телефон, — последовала новая команда. — Он у тебя лежит во внутреннем кармане пиджака. И ступай в ларёк.
— Всё понял, — послушно избавляясь от мобильника, заверил Бес. — Уже залезаю, — и, развернувшись, прошептал краешком рта: — При первой же возможности, азер, сообщи пацанам. Обязательно сообщи, родной. Иначе найду и придушу…
Тихонько хлопнула тщательно прикрытая дверь.
— Ну, а ты, филолог, иди отсюда, — велела Шуа. — Иди, не оборачивайся и ни с кем — до рассвета — не разговаривай…. Всё ясно?
— Ага, уважаемая, понял-понял. Всё-всё-всё, — часто-часто кивая головой, заверил Вагиз. — Ни с кем не буду.
— Всё. Иди. Филолог…
Вагиз — на подрагивающих ногах — шагал в сторону Будапештской улицы и мысленно сомневался: — «И что теперь прикажете делать? Бес приказал связаться с пацанами. Иначе, мол, обязательно придушит. А Шуа, наоборот, велела ни с кем не разговаривать до рассвета…. Да, ситуация, кята подгоревшая. Куда не кинь — всюду клин. С философской точки зрения…. Стоп-стоп. Голос же (или чёрно-белый кот?), не советовал — разводить философский трёп на ровном месте…. Ладно, тогда пойду другим путём. Разговор, он подразумевает — как минимум — двух участников. А я и не буду ни с кем разговаривать. Просто позвоню «на базу» и коротко сообщу, что Бес возле моей «точки» попал в засаду. И, более того, взят в плен. Сообщу и тут же нажму на кнопку «отбой». Вот и решение проблемы. Мол, и волки сыты, и овцы целы…».
Он, зайдя за угол ближайшей пятиэтажки, остановился, достал из кармана куртки мобильный телефон, зашёл в «Адресную книгу», выбрал нужного абонента, поднёс мобильник к уху и нажал — указательным пальцем — на кнопку «вызов».
Вернее, не совсем так: мобильный телефон — мгновенно — «преобразовался» в громоздкий старомодный револьвер, а кнопка «с зелёной трубкой» — в спусковой курок.
Прогремел выстрел.
Пуля вошла в одно ухо и, проследовав через глупую азербайджанскую голову, вышла из другого…
«Что, мля, происходит?», — устроившись на табурете продавца, недоумевал Бес. — «Сволочь Хряпа нанял киллершу? Или же это коварные «фээсбешники» плетут свои непонятные кружева? Ну-ну, ребятишки. Доиграетесь. Не на того, как говорится, наехали. Кишка тонка, гниды залётные, ситуации не просекающие…. Что это за треск такой? Сейчас разберёмся…, - он поднялся на ноги и приник глазом к щели между дверью и дверным косяком. — «Ерунда полная. Какие-то искры — светло-жёлтые — летят…. Это Шуа дверь заваривает? В районе замка? Чем? Где она, интересно, взяла сварочный аппарат? Мля…. Ага, дверка не открывается. Заварили, демоны….
— Пора, — объявил глубокий женский голос.
«Бред бредовый махровый и законченный!», — запаниковал, не отрываясь взглядом от щели, Бес. — «Маленькие лохматые собачки (уже без поводков), стремительно растут…. И никакие это уже и не собачки, а самые натуральные и огромные монстры: зубастые, с кривыми чёрными когтями и круглыми глазищами, горящими нестерпимым ярко-жёлтым огнём…. Бежать отсюда надо! Разбить витринное стекло и бежать…».
Он вернулся к прилавку, подхватил правой ладонью тяжёлый табурет, размахнулся им…. и замер…
Чёрные женские глаза, пристально смотрящие через стекло с другой его стороны, были бездонными, равнодушными и — вместе с тем — безжалостными и властными.
Шуя легонько коснулась указательным пальцем правой руки прозрачного витринного стекла, и оно тут же стало тёмно-тёмно-синим, с лёгким матовым налётом.
«Вот, пожалуй, и всё», — затосковал Бес. — «Его уже не разбить — сколько не старайся…».
Он, конечно, вмазал пару раз — что было силы — по стеклу, а потом, отбросив бесполезный табурет в сторону, упал на пол и, обхватив голову ладонями, громко завыл, чувствую, как в его Душу входит-вселяется безысходный и беспредельный ужас…
Юноша и девушка гуляли по берегу Кирпичного пруда: в том смысле, что разговаривали о чём-то бесконечно-серьёзном, а также — в перерывах между разговорами — увлечённо обнимались и целовались.
Гуляли глухой октябрьской ночью по берегу Кирпичного пруда, с которым связано столько мрачных легенд о Призраках и Приведениях, мерзко и плотоядно скрежещущих зубами? После того, как в пруду — намедни — обнаружили восемь брезентовых мешков с кусками расчленённых человеческих тел?
А что здесь, собственно, такого, мои уважаемые читатели и читательницы? Во-первых, купчинские юноши и девушки трусостью и робостью никогда не отличались. А, во-вторых, вдоль берега пруда — через каждые шестьдесят-семьдесят метров — горели яркие фонари.
И вообще, к Кирпичному пруду в Купчино традиционно относились с теплотой, уважением и искренним пиететом. Собирались на его берегах — весь год напролёт — не пойми и кто. В том глубинном смысле, что все подряд и только на тех участках берега, которые были свободны от строений: раньше — от корпусов кирпичного завода, нынче — от многоэтажных новостроек. В тёплое время года люди в годах ловили в пруду рыбу (говорят, что даже и трехкилограммовых щук), резались в карты и употребляли — сугубо в меру — алкоголь, а молодёжь загорала, жарила шашлыки и беззаботно бренчала на гитарах. И зимой на пруду было здорово: подлёдная рыбалка, снежные крепости, снеговики, коньки, хоккей, прочее…. Знаковое место, короче говоря, для каждого коренного купчинца — Кирпичный пруд. Вот, тот же Серёга Яковлев. Именно на берегу данного старинного водоёма он в первый раз и поцеловался со своей Олей…
Итак. Юноша и девушка гуляли по берегу Кирпичного пруда.
— Подожди, — неохотно отводя губы в сторону, попросила девушка. — Слышишь?
— Нет, не слышу. Продолжаем…
— Прекращай…. Ну же. Стук какой-то странный…. Слышишь?
Юноша, позабыв про поцелуи, напряжённо вслушался в ночные звуки и через несколько секунд подтвердил:
— Действительно, стучит…. Вернее, шлёпает. А ещё хрипит. И, такое впечатление, приближается.
— Может, спрячемся?
— Давай…
Молодые люди затаились — чуть в стороне от линии фонарей — за двумя высокими бочками, игравшими здесь роль урн для мусора.
Через минуту — рядом с одним из фонарей — прошли две тёмные широкоплечие фигуры, нёсшие стандартный торговый павильон.
— Это они шлёпают, — прошептала девушка. — Вернее, подошвы их босых ног…. Или же лап? Как думаешь, а?
— М-м-м…
— Дар речи потерял? Типа — с испуга?
— Есть немного, — помолчав, признался юноша. — Здоровенные такие: вдвоём тяжёлый павильон прут. Надо же.
— А кто они такие?
— Не знаю…. Кожа — в отблесках фонаря — отливает багровым. Глаза — ярко-жёлтые. Блин купчинский, замешанный на позавчерашнем кефире…. Черти? Так, ведь, без рогов и хвостов…
Высоченные тёмные фигуры остановились на берегу пруда и опустили свою ношу на землю.
Через полминуты сухо и коротко загрохотало:
— Трах. Трах. Трах…
Вскоре странные звуки смолкли.
— Это они — острыми когтями — делали дырки в днище ларька, — догадалась девушка. — А сейчас, понятное дело, будут его затапливать…. Надо будет потом, уже утром, в полицию позвонить. Павлу Андреевичу….
Глава пятая Встреча на берегу пруда. Или — немного про Войпеля
Сергей проснулся в шесть тридцать и задумался: — «А во сколько (по времени), питерские горожане и горожанки отправляются — по утрам — выгуливать своих верных четвероногих друзей, а? Что-то я, за давностью лет, запамятовал…. Вообще-то, наверное, рано. В том смысле, что от семи до семи тридцати. Но сегодня, опять же, воскресенье. Следовательно, попозже? Или как? Не знаю. Впрочем, не буду рисковать…».
