Филипп Ле Руа - Последний Завет
– Как поживает наш герой?
– Какого черта вы тут делаете?!
– У меня предчувствие, что расследование проекта «Лазарь» вот-вот будет завершено. Так что я здесь, чтобы дать отчет моим читателям. Они имеют право знать.
– Вам достаточно что-нибудь для них выдумать. Вы ведь в этом сильны?
– В книге «Лав против Берга» я лишь экстраполировал правду, которую вы упорно от меня скрывали.
– Из ваших статей Берг узнавал о продвижении расследования. Вы серьезно усложнили мне задачу и облегчили ему. Что касается вашей книжонки, то это взгляд дурака, которого интересует лишь та версия, которая принесет ему больше денег.
– Вы что, ненавидите журналистов?
– Вы искажаете истину, чтобы продавать бумагу. Майкл Джексон любит детей? Напишем, что он педофил. У Клинтона была внебрачная связь со стажеркой? Сделаем из него извращенца, не способного управлять страной.
– Нет дыма без огня.
– Беда в том, что вас только дым и интересует.
– Без нас не было бы демократии, мистер Лав.
– Ускорять вырубку лесов на планете ради того, чтобы поведать читателю, как леди Ди давала себя трахать на яхте в Средиземном море или что у какой-то певички, целиком сфабрикованной телевидением, любовные страдания, – все это не имеет никакого отношения к демократии, наоборот.
– Да вы всерьез завелись! Никогда не слышал от вас такой тирады, а уж я-то, видит Бог, хорошо вас знаю.
– Раз вы меня так хорошо знаете, то наверняка догадались и о том, как проведете этот полет.
Ехидная усмешка Севелла вдруг скривилась, потому что галстук-бабочка неожиданно врезался ему в горло. «Боинг» взлетел через полчаса и взял курс на запад. Во время полета Натан выпил шампанского, поел икры и решил пропустить фильм во славу спасителя планеты, убивающего злодея, впрочем убивающего ненароком – чтобы мораль не пострадала. Самолет, проведший часы в стратосфере, подальше от капризов погоды, вновь нырнул под облака и приземлился в Сан-Франциско под дождем и ветром. Как только скрип тормозов утих, все пассажиры встали будто по команде, словно вооруженные мобильными телефонами коммивояжеры, готовые к высадке для завоевания своей доли рынка. Все, кроме одного, как казалось, сладко спавшего. Получив несколько часов назад удар по затылку, когда пытался пропустить воздух в свое сдавленное бабочкой горло, Стюарт Севелл реял на других высотах.
Через час Натан миновал Золотые Ворота на заднем сиденье такси. Долина, корабельные сосны, деревянный домик, дым из трубы – при виде всего этого у него защемило сердце. Этот теплый кокон принадлежал к тем болезненным вещам, от которых он упрямо старался освободиться. Киоко стояла на крыльце. Она с нетерпением ждала его, с тех пор как он позвонил ей из Италии.
– Дети в мастерской. Вырезают из дерева. Похоже, твой отец заразил их своим увлечением.
– Папа здесь?
– Скоро появится. Он у капитана Блестера. Как ты, дорогой?
– После дождя камень гладок.
– Поймал преступников?
– Древо зла пока еще стоит. В конце концов оно засохнет само собой.
– Порождая зло, оно навлекает его и на себя. Что ты задумал, Натан?
– Хочу вернуться к себе.
– В штат Вашингтон?
– В другие края.
– Куда же?
– Узнаю, когда окажусь там.
– А Карла?
– Она со своей семьей.
– Я думала, что ее семья – это ты. Ты не собираешься жить с ней?
Встреча с Киоко, обычно более сдержанной, походила на допрос.
– Нет.
– Ты ее не любишь?
– Наоборот, люблю. Даже слишком. Такой всепоглощающей любовью, что это сделало меня уязвимым. Она заслонила все остальное. Из-за нее я забыл Мелани.
– Тебе решать. Ты выбрал путь, ведущий к избавлению от страдания.
В духовном плане Киоко могла только одобрить поведение своего сына, поскольку оно согласовывалось с четырьмя священными истинами буддизма. Но повседневная жизнь, а также привязанность к мужу и детям внесли поправки в ее жизненную философию.
– Все же напомню, что я вышла за твоего отца, в которого была безумно влюблена, и никогда об этом не жалела.
– Знаю, мама. Я тоже женился и страдаю от этого вот уже три года. Пойду посмотрю, как там ребятишки.
Он пересек сад и вошел в мастерскую. Джесси трудилась над куском дерева, приобретавшим смутное сходство с лошадью. Томми пыхтел, превращая круглое полено в горку стружек. Завидев Натана, девочка бросила долото и бросилась к нему. Она была рада снова его увидеть.
– Ты за нами?
– Да.
– Пошли в дом?
– Сперва я хочу спросить тебя кое о чем.
– О чем?
– Скучаешь по маме?
– Да.
– Хочешь вернуться к ней?
Стоявший перед ним человечек был слишком мал, чтобы ответить на вопрос, определяющий все его будущее. И все же Натан знавал еще более юных детей, взявших свою судьбу в собственные руки. Маленькие колумбийцы, ровесники Джесси, работали на муниципалитет Боготы, а пятилетние филиппинцы, чтобы прокормить свои семьи, собирали мидий, выпавших из рыбацких мешков. Джесси обладала почти такой же зрелостью. Вот почему он поставил ее перед выбором, хотя уже сделал его за нее. Он хотел лишь удостовериться в правильности принятого решения.
– Нет. Я ненавижу Стива и хочу остаться с Томми.
Она не понимала по-настоящему, что отчим ее насиловал, но твердо знала, что ненавидит его. В ее возрасте огромный пенис насильника между ног не означал ничего, кроме боли и отвращения. Пока она не разобралась, что к чему, расплачиваться предстоит ее бессознательному, а это сулит в будущем массу всяких осложнений.
– Я тебе предложу кое-что, но надо, чтобы ты меня внимательно выслушала. Твоя мама больна из-за того, что пьет. Она редко бывает в нормальном состоянии и не может защитить тебя от человека, за которого вышла замуж. А тот не хочет добра ни тебе, ни Томми. Но зато я могу отвезти тебя на волшебный остров, где свободно разгуливают слоны. Хочешь там жить?
– С тобой?
– С Томми.
– А ты-то сам там будешь?
– Я поживу с вами несколько дней. Вас примет к себе один очень славный человек.
– А он кто?
– Ее зовут Шеннен. Она моя сестра. У нее там большой дом, на берегу моря.
Девочка стиснула руку Натана.
– Не хочу, чтобы ты нас бросил.
Джесси нуждалась в устойчивой эмоциональной привязанности. В любящем человеке, способном восстановить вокруг нее и Томми семейную атмосферу. Натану казалось, что Шеннен вполне могла бы стать этим человеком.
– Ты же знаешь свою сестру, – сказала ему мать, когда он спросил ее мнение об этой несколько безумной затее.
– Вот именно. Она никогда не боялась нарушать нравственные и общественные правила, которые ей пытались вдолбить с рождения.
– Думаю, она еще хуже тебя.
– Лучше.
– По крайней мере, она будет рада тебя видеть.
Входная дверь открылась, впустив порыв ледяного ветра и раскрасневшегося Сэма. Встреча с капитаном Блестером оставила на его лице улыбку, врезавшуюся так глубоко, что даже ветру не удалось ее стереть.
– Вы все втроем отплываете на «Синей звезде» через шесть дней. Судно грузовое, идет в Коломбо. Два захода в порт. Месяц в открытом море. Дети поедут в каюте Блестера.
– Спасибо, папа.
– Это Сола Блестера надо благодарить. Ты уверен, что хочешь отвезти ребятишек на Цейлон?
– Это будет зависеть от Шеннен.
– Твоя сестра кого угодно примет, лишь бы тебя повидать, – заметила Киоко.
– А Томми выдержит такое плавание?
– Возьму с собой лекарства.
– Что ты там будешь делать?
– Продолжу свой путь.
– Куда?
– Мой путь определен, папа. Ты сам мне его показал.
– Собираешься убегать всю жизнь?
– Завтра поеду к себе, надо забрать кое-что из вещей.
– Все, что я прошу, сынок, – это чтобы ты был счастлив и дожил до старости.
136
Натан оставил отцовский грузовичок в конце тропинки, над обрывом, погасил фары и прошел семьсот последних метров при свете луны. На песке были следы. Четырех разных людей. Заканчивались перед его домом и обратно не шли. Значит, гости все еще там. Не воры, потому что взять у него было нечего. Поджидают его за дверью, которую он никогда не запирал. Натан неподвижно застыл на пороге. Не издавать никакого звука. Дать глазам привыкнуть к полнейшей темноте. Мысленно представить себе комнату, в которую собираешься ворваться. Через несколько минут, наполненных шумом океана, он глубоко вдохнул, поднял ногу, медленно выдохнул в позиции розового фламинго и выбросил пятку вперед, ударив по двери и снеся ею того, кто за ней прятался. Одновременно Натан крутнулся на пороге и нанес удар влево, на тот случай, если «комитет по встрече» поджидал его и с той стороны. Его локоть наткнулся на препятствие, которое уступило с придушенным мычанием. Он прыгнул в темноту и кувыркнулся туда, где спрятался бы сам, окажись на месте противников, – в противоположный угол комнаты, менее других освещенный лунным светом. Его глаза, привыкшие к темноте, различили направленный на него пистолет. Он отбил вооруженную руку и, выпрямившись, нанес апперкот, вдребезги раздробивший подбородок.
