Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
Некоторое время все трое молчали, думая каждый о своем. Наталье Владимировне очень хотелось поговорить о своей работе со свежим человеком, мнение которого она высоко ценила. А Павлов только что перед сном читал в последнем номере журнала главы нового романа, и его тянуло поговорить о литературе. Байкалов же стремился войти в курс жизни, набраться впечатлений.
— Я читал сейчас один роман... — сказал Павлов, Щуря глаза ва синюю струю табачного дыма. — Мыслишки кой-какие у меня есть... — Он встал, прошелся по комнате, потом опять сел. — Мы много требуем от нашей литературы не потому, что она плохая, а потому, что она заняла большое место в нашей жизни. Эх, было бы время, выступил бы я в роли литературного критика!..
— Модест Николаевич! — с притворным ужасом вскричала Наталья. Владимировна. — Скорее, скорее отговаривайте Леонида Ивановича от этого намерения! Пожалейте наших писателей!
Павлов только что собирался им ответить, но в эту минуту раздался ворчливый голос:
— Товарищи взрослые! — И перед собеседниками появился заспанный, смешной, взлохмаченный Валерик. — Не понимаю, о чем вы думаете! Ведь уже половина пятого! Сами же говорите: витамины... здоровый образ жизни... А вот нате вам пожалуйста! А потом мама будет жаловаться на головную боль и принимать цитрамон.
— Все? — спросил Леонид Иванович, выслушав эту длинную тираду. — А теперь покопайся в своих спящих мозгах и восстанови в памяти, какой у нас завтра день?
— Воскресенье?! — обрадовался Валерик. — Правда, воскресенье? — И добродушно добавил: — В таком случае, беру свои слова обратно. Папа, вы не рассердитесь, если я буду продолжать спать?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЧЕЛОВЕК БЕЗ РОДИНЫ
1
Чем ближе подъезжал к Ростову Мосальский, тем больше волновался. Очень убедительно доказывал он Павлову, что необходима новая поездка в Ростов. Но какой будет провал, если все его логические рассуждения не оправдаются?! Он снова и снова проверял все «против» и все «за».
Килограмм признался, что знает Филимонова и получил от него задание поехать на Лазоревую. За несколько минут до смерти Филимонов пытался еще раз напомнить Килограмму о своем поручении: писал записку, видимо, надеясь, что кто-то передаст ее по назначению. Кто-то. А кто именно? И сам ли, по собственной ли инициативе Филимонов мог посылать людей за тысячи километров, и куда — на большую стройку, на аэродром?! Не правильнее ли предположить, что за Филимоновым кто-то стоял? Что Филимонов был только исполнитель. И ведь кто-то его отравил, как показало вскрытие. А если так, нужно внимательно изучить, с кем Филимонов соприкасался. Он сам назвал воров: Борода, Валька-краб... И не следует ли присмотреться к скрипичному мастеру Бережнову, с которым Филимонов совершал ночью странную прогулку по несуществующему адресу и как раз именно там, где была назначена непонятная встреча? Бережнов... Постоянно попадается ему это имя. Бережнов в списке лиц, вернувшихся из-за границы. О Бережнове рассказывает Страхов. Наконец, именно с Бережновым сталкивается он во время облавы, и это последний человек, с которым виделся Филимонов перед смертью. А ведь объявления-то о продаже скрипки все-таки не было. Не было такого объявления! Филимонов заявил, кто давно знает Бережнова, покупает для него скрипки. Значит, не случайные знакомые? Вот и надо заняться этим Бережновым. Иннокентий Матвеевич? Так, кажется, его зовут. С него и надо начинать, а для этого Галин муж должен познакомить его с капитаном Черниченко. Если Черниченко собирался жениться на дочери Бережнова, значит, он знает эту семью. Кроме того, Черниченко может устроить встречу частным порядком непосредственно с Бережновым...
И Мосальскому казалось, что, идя таким путем, он доберется до истины, узнает, кто отдавал распоряжения Килограмму через Филимонова.
Но тут же Мосальский пробовал критически подойти к своим умозаключениям, и тогда его снова охватывали сомнения. Кто такой Бережнов? Старый ростовчанин. Многие в городе его знают. Прежде чем получить разрешение вернуться на родину, он, конечно, прошел серьезную проверку. И если бы он вернулся со злодейскими целями, вряд ли ему имело бы смысл возвращаться именно к себе в Ростов. Он одинокий старик. Там, на чужбине, потерял свою дочь. Какая может быть связь между старым скрипичным мастером, вывезенным-немцами в Германию, и диверсантом Вэром? Знакомство с Филимоновым? Но что оно дает? Этот мошенник давно бросил свое ремесло и промышлял на жизнь всяческими способами. Вот придумал отыскивать для скрипичного мастера скрипки. При удаче за хорошую скрипку получал, вероятно, приличные комиссионные... А отсутствие объявления около комиссионного магазина капитан Костромцов объяснил очень просто: сам же Филимонов и сорвал объявление со стены, чтобы скрипку не перехватил другой покупатель... Если так, рушились все надежды на удачное решение «ростовского варианта»...
А поезд все прибавлял ходу, громыхал по железнодорожному мосту, перестукивался на стыках рельс и забрасывал круглыми клубами дыма унылые осенние степи.
И Мосальский строго проверял себя.
Не потому ли ему рисуются все эти фантастические «ростовские варианты», что, сам того не сознавая, он стремится в Ростов, чтобы еще и еще раз взглянуть на Галю? Слишком уж большое место заняла эта женщина — мужняя жена — в его жизни. Казалось, вместе с юностью уйдет и она сама, первая его любовь. И тогда все встанет на свои места. Не тут-то было! Мосальский оказался из породы однолюбов. У него никак не получалось, чтобы «с глаз долой — из сердца вон». И хотя бы было что-нибудь определенное! Ведь Галя не подавала ни малейшего повода на что-то надеяться! Это было мальчишеское увлечение, смешное, трогательное, может быть... Как выяснилось теперь, Галя и не подозревала, насколько серьезно его чувство к ней, и кажется — или это только кажется Мосальскому? — Галя с первых же слов поняла, что за девятнадцать лет это чувство в Борисе Михайловиче все еще не остыло... За девятнадцать лет! Но жизнь сложилась иначе, и ничего уже нельзя исправить... И теперь, когда он все знает, — зачем он так страстно мечтает о новой встрече с Галей? Дружба? Нет. Притворяться он не способен. Разыгрывать рассудительного друга и умиляться на чужое счастье — это не в его характере. К черту такую дружбу! К черту фальшь! Не разрушать же чужую семью, их счастье, их покой. Самое разумное — вообще больше не встречаться с Галей...
И все-таки первое, что он сделал по приезде в Ростов, — это
