Олег Горяйнов - Джентльмены чужих писем не читают
– Подотдел “Б” отдела “Д”? – пробно спросил Бурлак.
– Пора, пора загранрезидентурам женским персоналом обзаводиться, – солидным басом сказал Ноговицын. – Америкосам можно, бундесам – пожалста, а мы – всё как не белые люди…
– Баня без сестры-хозяйки – всё равно что сапог без портянки, – сказал Гарвилло, пытаясь дотянуться мыльницей до лопаток. – Блестит, а не пахнет…
Ноговицын на это переглянулся с Клесметом, и оба заржали.
– Вы чего? – удивленно спросил Гарвилло.
– Ты когда последний раз сапог-то видел, крыса штабная? – спросил Ноговицын. – Не говоря о портянке…
– Злые вы, – сказал Гарвилло, яростно скребясь. – Ну вас. Лучше пускай Владимир Николаевич нам доложит, где тут у него новый магазин по продаже резиновых женщин специально для бывших советских граждан…
– Что?.. – удивился Бурлак. – Каких ещё резиновых женщин?..
– Недавно открыли, – сказал Гарвилло сделав честные глаза. – Реклама была по телевизору…
– Но почему для бывших советских?..
– Потому что с мечом, – сказал Гарвилло.
– И с оралом! И с оралом! – встрял багровый Клесмет.
– Мне перзамглавупра заказывал привезти. Слово офицера. Он до разведки автобатом командовал. Теперь старый стал – говорит, только запах резины и возбуждает…
Когда все отхохотались, Бурлак вышел в предбанник проверить, как там обстоят дела с выпивкой и закуской. Тридцать пять минут, положенные по регламенту на первый, трезвый заход в парилку, подходили к концу.
Бойцы постарались как следует. Бассейн наливался чистой прозрачной водой. Посол, конечно, опять возбухнет по поводу счетов на воду и электричество, ну и хрен с ним; кто знает – не в последний ли вообще раз гуляем. Широкий деревянный стол был вымыт с мылом и застелен относительно чистой белой скатертью. Водку из посольского магазина и пиво “Корона” из лавчонки на станции метро до поры до времени упрятали в холодильник.
Среди закусок царил полный космополитизм. Хот-доги из ближайшего фастфуда соседствовали с такхосами, за которыми Машкову пришлось сбегать на улицу, на угол, где десятилетний паренёк Фелипе имел свой бизнес в виде лотка и жаровни. Присутствовало и что-то мясное, остро-национальное, потому что не побаловать гостей местной экзотикой было никак невозможно. Впрочем, без привычки они много этого добра в себя не употребят, и поэтому посреди стола розовел знатный шмат копчёного сала, а рядом с ним бдили две буханки бородинского хлеба, привезённые из Москвы опытным загранездоком полковником Ноговицыным. Остальное пространство стола было заполнено овощами, фруктами, зеленью, коварными маньянскими приправами, да пустыми до поры гранёными стаканчиками.
Хлопнула дверь парилки, и кто-то, сопя, полез в бассейн, куда воды налилось пока чуть выше колена. Бурлак выглянул и разглядел в тумане Игоря Клесмета.
– Как оно вообще? – спросил Бурлак.
– Как на Чёрном море, – отозвался Клесмет, тщетно пытаясь упрятать своё огромное тело под сорокасантиметровую толщу воды. – Знатно-с!..
Бурлак вошёл в парилку. Гарвилло всё скребся. Между ним и Ноговицыным шёл какой-то разговор, потому что Гарвилло взглянул на вошедшего хозяина с фальшивой улыбкой и продолжал, обращаясь к Ноговицыну
– Так ты, Сашок, опять всё перепутал. Как школьник, право. Вагинизм – это как раз хорошо. Вагинит – вот что плохо…
Пошла игра, подумал Бурлак и сказал:
– Ну что? Погрелись снаружи, теперь можно и изнутри погреться?..
– Пора, пора, – сказал Ноговицын. – А то тут уже сыро стало…
– Сейчас, я бойцов кликну – приберут, – сказал Бурлак и вышел.
Гришка с четвёртым шифровальщиком Колькой Мягковым в тапочках топтались на лестнице, ведущей наверх, в танцкласс.
– Подтереть надо в парилке, – сказал им Бурлак. – И проветрить. Пошли, покажу.
Ноговицын с Клесметом сидели, отдуваясь, по грудь в воде, плескали на себя ладошками. От их тел в воздух поднимался пар. Зеркала запотели.
Дверь парилки раскрылась, оттуда выскочил розовый Гарвилло и, зажав в горсти своё легендарное хозяйство, прыгнул с бортика в воду, на лету дрыгая ногами. Когда он задницей соприкоснулся с кафельным дном бассейна, его физиономия сперва удивленно вытянулась, потом сморщилась, а довольные коллеги встали на ноги, поднявшись над мелкой водой, как каспийские буровые.
– Лихо летаешь, Юрик, – сказал Ноговицын.
– Шасси забываешь выпускать, – намекнул Клесмет на содержимое Гарвилловской горсти.
– Гады, – беззлобно простонал Гарвилло.
Бурлак впустил в парилку Гришку со шваброй и вошёл сам. Дверь в нужном месте была снабжена резинкой и закрывалась автоматически.
– Ну что? – шепотом спросил Бурлак. – С кем они беседовали, покуда меня не было?
– Ни с кем, – сказал Гришка.
– А какие бумаги требовали?
– Никаких.
– Что же они делали три часа?
– Ничего. Кофе пили. Смеялись. Анекдоты травили.
– И всё?
– И всё.
Озадаченный Бурлак вышел из парилки. Гости удалились в комнату, где был накрыт стол. Мягков бегал вокруг бассейна со шваброй в руках.
Странная какая-то проверка. Обычно проверяющие уединялись с каждым из работников резидентуры по отдельности, подолгу вели расспросы, рылись в бумагах, сличали печати на сейфах, пересчитывали листы в учётных журналах. А эти что приехали проверять? Температуру воды в бассейне? Может, они перенесли проверку на завтра? Но тогда зачем было сваливаться как снег на голову?
Непонятно.
Или это конвой, опять похолодел Бурлак. Возьмут под белы рученьки, вколют в вену эликсир “Блаженство” и – на Родину, зело соскучившуюся по одному из пропащих своих сыновей. Недаром этого здоровяка Клесмета прислали…
Нет, так это не делается. Даже в наши неказистые времена. Процедура эвакуации продумана и отработана до тонкостей. Всё происходит гораздо аккуратней.
Опять я мнительностью занимаюсь, вздохнул Бурлак. Нервы, нервы. Надо выпить и расслабиться.
Гости, замотав чресла в накрахмаленные простыни, сидели за накрытым столом. К яствам никто не прикасался, в холодильник за выпивкой не лез. Ждали хозяина. Гарвилло травил очередную байку на известную тему, Ноговицын с Клесметом хихикали и внимали.
– …Во второй раз прихожу к этой лахудре. Расстёгиваю штаны. Она снимает очки, берет лупу, рассматривает мою шишку со всех сторон. Сложный случай, говорит, у вас, молодой человек, если даже примочки не помогают… Попробуем притирания… Выписывает рецепт. Примерно через неделю мне Светка говорит: извини, по тебе ничего не ползает?.. Я помчался в ванную, глянул… Мать честна!.. Их там как в Думе депутатов… Бегу к врачихе. Она как меня увидела, очки уронила. Что, говорит, и притирания не помогли?.. Я кричу, какие к такой-то матери притирания, когда у меня там вши!.. Она берет лупу, в третий раз осматривает со всех сторон мою шишку, потом говорит: ну да, лобковые… Чуть я её, братцы, не убил, дуру слепую.
– И как? – поинтересовался Клесмет. – Вывел?
– Да вывел. Вывел я их, конечно. Но ведь за то время, пока я к этой врачихе бегал шишку демонстрировать… и – Ленка, и – Катька, и – Светка, и – Машка, и – Кристинка, и – Сергей Трофимыч…
Полковники заржали.
– Что вы ржёте, сволочи? – сказал Гарвилло. – Сергей Трофимыч – это Светкин муж!..
Бурлак достал из холодильника водку, открыл пару бутылок, налил каждому по ободок и кивнул Ноговицыну:
– Тебе слово, Саша.
– Ну что, – сказал Ноговицын и поднялся на ноги, взяв в руку стакан. – Жизнь наступила сами знаете какая. Живем как в гареме: знаем, что вы…, не знаем, когда. Тем приятнее вспомнить, что есть ещё на планете Земля, пускай даже на обратной её стороне, заповедные места, где тебя встретят как человека, с душой, в баньке попарят, стакан нальют. Честное слово, Володь, ты сам не знаешь, как это сердце греет, особенно после всего говна, которое нам в Москве бидонами скармливают. Так что выпьем, ребята, за Володю Бурлака, за его радушие, за его теплоту душевную, а главное, за его стойкость и верность долгу, потому что хоть и хороша страна Маньяна, а без Володи Бурлака ей бы тут не стоять; без Володи Бурлака её давно бы сожрали американские империалисты…
Полковники встали и выпили до дна не поморщившись. Стаканы бить не стали, потому что все были босиком. На закуску никто не набросился: штабной офицер, может, противогаз от буссоли и не отличит, но приличия понимает. Сели, подышали носом; потом Гарвилло сказал:
– Красиво доложил, слушай! Можно подумать, не Академию Генштаба кончал, а факультет прикладной эстетики…
Бурлак уже наливал по второму кругу, на этот раз – не по целому стакану, а по две трети.
– А хорошо пошла, проклятая!.. – с искренним чувством воскликнул Игорь Клесмет и не выдержал: взял с тарелки веточку укропа.
– Говори ты, Юра, – сказал Ноговицын. – Твоя очередь.
– Ну, что тут сказать, – Гарвилло взял свой стакан и поднялся, закинув край простыни на плечо. – Как известно, три удовольствия даны мужчине: резать мясо, жевать мясо и тыкать в мясо своим тем что у него есть. Так вот: за то, братцы, чтобы резалось, жевалось, тыкалось и вообще хотелось как можно дольше, больше и разнообразнее!..
