Олег Горяйнов - Джентльмены чужих писем не читают
Лёжа на полу, взяв голову в руки, весь засыпанный битым стеклом и ошмётками штукатурки, Релампахо улыбался этому странному капризу судьбы, которая привела его встретить последний час и миг в альков любимой женщины, связав, подобно древнему трагику, воедино любовь и смерть. Если это был не перст вышних сил, то что же?
Стрельба по окнам вдруг прекратилась.
– Эй, террорист! Хочешь сдаться?
Голос был хриплый, с сильным акцентом, говоривший произносил слова медленно, с трудом их подбирая. Но осажденного компаньеро это не интересовало.
– А можно? – спросил с пола Релампахо.
– Почему нет! Встань в окне с поднятыми руками и не шевелись, пока мы не войдём в комнату!..
– Дайте подумать! – крикнул Релампахо, про себя подумав: “Щас, разбежался… Так вы и дадите мне стоять в окне с поднятыми руками…”
– Думай шестьдесят секунд! – крикнули ему. – Потом кинем гранату!
Значит, мне жить ещё одну минуту, сказал себе Релампахо. И время пошло. Что ж, спасибо и на этом. В плен его брать никто не собирался, он был в этом уверен.
Собственно, он был всё ещё жив по чистой случайности. Альмандо, которого Побрезио назначил командовать акцией, велел Релампахо вылезти из машины метров за двести до ажурных ворот и подобраться к вилле с обратной стороны. Сам Альмандо и двое компаньерос подъехали к воротам. Командир вышел из машины и позвонил в звонок на столбе. Первая же пуля, вылетевшая из кустов, ударила ему в переносицу и швырнула на капот. Потом изо всех щелей повыскакивали какие-то люди и стали стрелять по машине из разномастных автоматов. Шквал огня изрешетил машину и сидевших в ней боевиков.
Релампахо в тот момент находился в пяти метрах от дома, поэтому он бросился к задней двери и проник внутрь помещения, хотя, наверное, нужно было попытаться добежать до зарослей и уйти через горы. Шанс сделать это, хоть и маленький, но был. В доме же никаких шансов уцелеть у него не оставалось. Совсем никаких. После хладнокровного расстрела Альмандо и компании ему было ясно: шутки шутить ребята с автоматами не собираются. Они, эти стрелки, не походили ни на полицию, ни на спецназ, ни на какую другую правительственную структуру. Кто такие – Релампахо не мог взять в толк. Чистые терминаторы. Да, впрочем, уже не всё ли равно, кто такие.
Бедолага влетел в дом и первым делом споткнулся о труп старика-филиппинца, что валялся на пороге. Это тоже отдалило его конец, потому что автоматная очередь пропорола пространство в каких-то десяти сантиметрах над его головой. Не раздумывая, он бросился вверх по белой лестнице и, ворвавшись в коридор, толкнул первую попавшуюся дверь.
И случилось чудо! Комната, в которой он очутился, оказалась комнатой его возлюбленной. Спасибо, Дева Мария, Карл Маркс и компаньеро Че! Спасибо, ребята.
Релампахо отнял руки от головы и в последний раз в жизни осмотрелся по сторонам. Здесь, стало быть, она и обитала. В этом интерьере, значит, и проходила её жизнь. Вот на этой кровати она спала. Интересно, трахалась с кем-нибудь или стеснялась при папочке?.. Наверное, стеснялась, наверное, как добрая католичка, делала это в машине или в горах на травке… Ну, дай Бог, дай Бог. Надеюсь, тебе было с ними хорошо. Надеюсь, никто из них, твоих богатеньких хахалей, тебя не обижал…
А в этом вот шкафу висела её одежда. А почему висела? Висит, висит, наверное, ещё и сейчас. Наверное, если открыть шкаф, то он увидит какие-то её тряпки, хорошо ему знакомые, в которых он видел её тыщу раз и больше, и как будет здорово умереть, зарывшись лицом в какое-нибудь родное платье, до сих пор хранящее её запах…
Релампахо приподнялся и попытался перебраться поближе к шкафу. Тут же в окно влетела незапланированная пуля и впилась ему в левое плечо, застряв в дельтовидной мышце. Ну конечно, подумал Релампахо, сдавайся теперь вам в плен. Рука онемела и перестала действовать. Боли не было. До боли ему дожить было не суждено.
Нет, до шкафа не добраться. Шкаф стоял напротив окна, в простреливаемом секторе. А вот столик под разбитым зеркалом – столик находился под таким углом к окнам, что, пожалуй, достать до туда пулей будет сложновато. Релампахо перевернулся на спину и пополз к будуару ногами вперед. Так ему не виден был кровавый след, оставляемый им на паркетном полу.
Да, будуар, как он совершенно правильно предположил, оказался вне зоны обстрела. Ему даже удалось сесть, прислонившись спиною к стенке. Он открыл верхний ящик.
Вот досада – никаких тряпок!.. Пудреницы, деньги, книжки, презервативы, всякая мелочь… Тампоны. К сожалению, новые. Он предпочел бы использованный. А что ему делать с новыми? Разве только к ране приложить. Но теперь – зачем это ему?..
– Эй, террорист! – закричали снизу. – Ты сдаешься или нет, мать твою так растак!?.
Кто знает, убьёт его граната сразу или только покалечит, подумал Релампахо. А если встать – то это будет наверняка.
– Сдаюсь! – крикнул он.
– Тогда вставай в окне с поднятыми руками!
– Сейчас, встаю!
Релампахо судорожно открыл нижний ящик. Ничего. Пусто, как на северном полюсе. Ну, хоть одна какая-нибудь тряпочка! Хоть носок! Он заглянул под столик. Ничего. Грёбаная аккуратистка!..
Он встал на колени, дотянулся до кровати и потащил на себя простыню. Но сил стащить её с кровати уже не было. Тогда последним движением он подтянул к кровати себя и уткнулся в мягкую белую материю своей чумазой физиономией. О чудо! – она, едва уловимо, но всё-таки пахла Агатой! А может, ему это только показалось.
Тут же килограмм раскалённого свинца влетел в окно и превратил его голову в винегрет.
Глава 37. Тройной христос
Резидентура – это вам не склад готовой продукции на гондонной фабрике, не оптовая база по торговле памперсами и сникерсами; проверка из Центра нагрянула вполне неожиданно.
Сучонок привёз из Теуакана полицейский рапорт с места происшествия, паспортные данные обоих покойников и заверил Батю в том, что растерзанный горячими крупнокалиберными зверьками бывший человек в Теуканском морге действительно есть не кто иной, как 4F-056-012, потому что, хоть морда у трупа и расквашена до неузнаваемости, зубы у трупа находятся в идеальном состоянии: белые, крупные, хоть вынай их за ненадобностью и пересаживай себе. Бурлак, не откладывая в долгий ящик, сактировал бывшего старшего лейтенанта Генерального штаба ВС РФ Ивана Пупышева и первой же диппочтой отправил акт с прочими документами в Центр.
Только было кое-что, заставившее Бурлака на минуту похолодеть. Известие о том, что 4F-056-012 успел обжениться с этой террористкой. Теперь-то уж точно возьмут за афедрон, и – на Хорошёвку, подумал Бурлак. Афедрон ни слова не возразил.
А на Хорошёвке – известное дело: хоть криком кричи, что, дескать, я не страж нелегалу своему, хоть плачем плачь, что больно, хоть смехом смейся, что смешно – ничего не поможет. Скрыть от Центра факт женитьбы невозможно: во-первых, сучонок уже взял себе на заметку связь 4F-056-012 и бывшего советника по нацбезопасности, да уже и отправил куда надо эту свою сраную заметку; во-вторых, уже и привезённая сучонком местная газетёнка прописала на третьей странице о том, что бывший советник расстрелян находясь в одной машине со своим зятем; всё это и вообще могло бы вылиться в громкую газетную сенсацию, если бы не чемпионат континента по футболу, открывавшийся в Маньяна-сити буквально на следующий день.
С чемпионатом подвезло: и материал про двойное убийство дальше третьей полосы не пошёл, и есть чем соблазнить нагрянувших полканов, чтобы не торопились прежде времени человеческий фактор в сторону откинуть. И вообще страна Маньяна во время футбольных чемпионатов вся поголовно сходит с ума, вся от нищего индейца, подтирающегося горстью песка посреди пустыни Лос Кабайос, до Бенито Вулворта Третьего, нынешнего хозяина холдинга “Фирменные магазины Вулворта”.
Чем-то надо прикрыть эту дурацкую женитьбу. А чем – Бурлак пока не придумал. Ладно, когда возьмут за афедрон, тогда и придумается что-нибудь. Спросят – ответим. Пускай пока спросят. Может, всё и обойдется.
При советском режиме резидентуру трясли проверками никак не реже чем раз в четыре месяца, и трясли всерьёз. Бурлак ещё помнил времена, когда во главе такой комиссии обязательно приезжал член ЦК, понимавший в шпионаже не больше, чем Штирлиц в лесбиянстве, но в каждую щель свой поганый партийный нос сующий. Потом ЦК упразднили, страну просрали, армии указали место за парашей, и проверки, хоть и не прекратились, но приобрели характер формально-коммерческий – положительных эмоций в жизнь росзагранслужащих не привносили, но и пугать особенно никого не пугали.
Но кто знает, чего ждать от этих?.. Если они нагрянули действительно по сигналу сучонка, так и ничего хорошего…
А может, и плевать.
Один из полковников, Саша Ноговицын, ровесник Бурлака, был последнему хорошо знаком, поскольку приезжал сюда, в Маньяну, со всякого рода проверками и поручениями раз, наверное, десять. Двух же других Бурлак видел впервые. Более того, его намётанный взгляд не определял в них принадлежности к высшей армейской касте – добывающим офицерам разведки. Одного из них ещё можно было с некоторыми натяжками записать в отставные спецназовцы, другой же был вовсе непонятного роду-племени. Хотя, когда прозвучала его своеобразная фамилия, Бурлак вспомнил: да, приходилось слышать пару раз. Полковник Гарвилло был знаменит на всё Второе главуправление своими яростными похождениями по бабам.
