Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко
– Дежурный! Стрелитца и Зигфрида ко мне!
Мюллер задумчиво посмотрел на свои часы, словно они могли как-нибудь ускорить приход подчинённых, но, к его удовлетворению, ждать их пришлось недолго. У него даже возникло ощущение того, что оба были где-то рядом, вдвоём несли караул в коридоре и ждали только команду, чтобы войти в его кабинет.
– Хайль Гитлер! – проорали двое. Оба не пришли, а вбежали, как дрессированные псы, и замерли на месте.
– Расслабьтесь! – вставая, произнёс в ответ Мюллер. Ему нравилась готовность подчинённых ловить каждое его слово. – Восточный фронт настойчиво стучит в наши окна, гестапо штурмуют русские, и время для таких приветствий ушло в прошлое. Пора действовать, ребята!
– Прошу прощения, группенфюрер! – произнёс Стрелитц, глядя на Мюллера. – Пожалуйста, объясните нам, недалёким людям, нашу предстоящую работу.
Мюллер остановился напротив него, послал им недоумённый взгляд, закинул руки за голову и рассмеялся:
– Браво, Оскар! Мои аплодисменты! Предстоящая работа, говоришь? Хм! В этом-то и состоит моя прямая обязанность как начальника гестапо наметить для вас её почерк! – прищурившись и сделав серьёзное лицо, заметил Мюллер. – Вы прекрасно слышите, мой друг, что происходит за пределами этого здания, где и вы, и я провели не один год службы. Старый мир рушится прямо на наших глазах, а новый ещё не оформился, рождается в полной непредсказуемости, что ждёт нас завтра, мы не знаем. Скорее всего, выжившие и уставшие от боёв люди отчаются и пожалеют, что уцелели. Вы слышали? По городу уже ядовитыми змеями поползли слухи, что на новой банкноте в 20 рейхсмарок жена фюрера будет изображена в лице крестьянки-молочницы, а сам фюрер совсем выжил из ума и с вожделением рассматривает разлагающиеся трупы молодых солдат. За такие измышления надо вешать на первом попавшемся дереве. Для устрашения болтунов и нечестивцев. Совсем страх потеряли! Забыли про гестапо? Даже фюрер признаёт, что с моей помощью национал-социалисты окончательно приручили армию, а это было, скажу я вам, непросто. Немцы любят, чтобы в рейхе был образцовый порядок, и я его поддержу. Любой ценой. К сожалению, а я не Бог, не фюрер и не герой. Я не могу исключить и тот вариант развития событий, что не пройдёт и полдня, как мои ребята ввяжутся с русскими в баталии прямо в здешних коридорах. Кто из нас окажется сильным, тот и будет прав. А кто ослабнет и сдастся на милость победителя, того ожидает расправа. Лично у меня нет никаких гарантий, а Оскар знает, что в своих предположениях папаша Мюллер редко когда здорово ошибается, что к вечеру мой рабочий кабинет не займёт русский чекист. От этого факта я не склоню голову в трауре. Наоборот. Я обрадуюсь этому. Получается, что 29 апреля стало моим, да и вашим, последним служебным днём. Порядок вещей в рейхе нарушился, да и всему на свете бывает конец. Уходя из этого здания громко, и что важно, непобеждёнными, но уверенными в себе, мы должны прямо сейчас выполнить то поручение, которое ждёт от нас фюрер. Выполнив его, мы все вместе станем держать оборону бункера. Нам терять нечего, кроме своих жизней. А жизнь мы успеем потерять всегда. В последние дни меня непрестанно одолевает ощущение упущенного времени, и я не хочу и дальше жить в мире иллюзий возможного. Практика – критерий истины. Понимаете свою задачу, вы оба?
– Вам лучше знать, группенфюрер, что нужно сделать! – вытянувшись перед шефом в струнку, ответил Стрелитц. – Мы ваши подчинённые. Вам как начальнику виднее. Мы связаны с фюрером присягой, мы выполним любой ваш приказ.
– Я выполню то, группенфюрер, что вы прикажете. Я это сделаю легко. Мы вернёмся сюда, когда отобьём гестапо у русских и я снова окажусь подле вас, чтобы беспрекословно служить возрождению рейха из пепла! – добавил Зигфрид. Он и сам не ожидал, что способен произносить такие слова.
– Я всегда относился к вам с уважением и полным доверием! – удовлетворенно сказал Мюллер. – И в текущий момент я лишний раз в этом убедился. Меня всего, без всякого преувеличения, переполняет чувство гордости за вас! Преданность делу, ребята, надо иметь не только на словах, но и в сердце. Только так мы справимся с трудностями, с которыми столкнулась в последнее время Германия. Что такое фашизм, друзья? Фашизм, как ни крути, и есть наша повседневная жизнь. Поэтому, если вы это подзабыли, я вынужден напомнить об этом. И в это памятное утро я вызвал вас сюда не ради красивых слов, а ради претворения в реальность наших планов. Теперь у нас начнётся другая жизнь! И, по мере того как время идёт, от вас потребуется проявить выдержку как солдатам фюрера и вывести Клауса из игры. Я знаю, он стал дорог вам, как товарищ по борьбе, но жизнь продиктовала нам свой вердикт, и ему пора отправиться к тем солдатам, что полегли за наше правое дело на полях Европы. Фюрер не желает, чтобы он живым попал к русским и выдал им мои секреты. Кстати, дружище, – Мюллер обратился к Оскару, – как там поживает ваш врач?
Задав вопрос, Мюллер, однако, не стал ждать ответа, а отойдя к столу, взял телефонную трубку, пальцем крутанул диск и, дождавшись отзыва дежурного, строгим голосом произнёс:
– В камеру Клауса пришлите врача! Ясно? Выполнять! – Положив трубку на рычаг, добавил: – Вот и всё,
