Роберт Ладлэм - Предупреждение Эмблера
Красно-белый знак над служебным входом в западное крыло ясно и недвусмысленно предупреждал: «Только для лиц, имеющих право доступа». Здесь не было ни замочной скважины, ни даже ридера для карточки — их заменяло кое-что пострашнее: укрепленное на стене устройство, весь интерфейс которого состоял из горизонтального стеклянного прямоугольника и кнопки. Прибор для сканирования сетчатки глаза. Сторож, которого невозможно обмануть. Конфигурация отходящих от зрительного нерва и пронизывающих сетчатку капилляров уникальна у каждого человека. В отличие от сканеров отпечатков пальцев, определяющих лишь шестьдесят индексов соответствия, сканеры сетчатки глаза работают с сотнями индексов. Вероятность ошибки в таком случае практически равна нулю.
И все же никакая технология не дает стопроцентной гарантии. Ну-ка, передай привет от лиц, имеющих право доступа, подумал Эмблер, подхватывая интенданта под мышки и подтаскивая его к сканеру. Подняв пальцами веки, он нажал локтем кнопку, и за стеклом вспыхнул красный свет. Через пару секунд внутри стальной двери заверещал моторчик, и она неспешно, с достоинством отошла в сторону. Эмблер бесцеремонно отпустил коротышку, выскользнул из здания и сбежал по бетонным ступенькам.
Он оказался у погрузочной платформы, впервые за долгое время вдыхая свежий, нефильтрованный воздух. День выдался пасмурный: холодный, с дождиком, угрюмый, но Эмблер не замечал непогоды — он выбрался из-за стен. Восхитительное, пьянящее ощущение свободы поднялось в нем, расправило крылья, но тут же осело под тяжким бременем тревоги. Избежав одной опасности, он мог столкнуться с другой, куда большей. Лорел Холланд рассказала ему об идущем по периметру участка электрифицированном ограждении. Выйти за него можно было двумя способами: либо в качестве официально эскортируемого, либо в качестве официально эскортирующего.
Остановившись в нерешительности, Эмблер тут же услышал далекий звук катера и почти сразу другой, близкий, рокот еще одного двигателя. К южной стороне здания двигался похожий на увеличенную модель гольфкара электромобиль с больничной каталкой на буксире. Очевидно, именно на нем больного предполагалось доставить к катеру.
Эмблер сделал глубокий вдох, обогнул угол клиники и, подбежав к электромобилю, постучал в окно со стороны водителя. Сидевший за рулем мужчина настороженно посмотрел на него.
Ты спокоен, ты устал. Ты на работе.
— Приказали сопровождать этого бедолагу-сердечника до медицинского центра, — небрежно, но с оттенком недовольства — мне это нравится не больше, чем тебе — бросил Эмблер, забираясь в кабину. — Везде одно и то же — раз ты новенький, то тебе и дерьмо убирать. — Он вздохнул и, как бы извиняясь, пожал плечами. Потом сложил руки на груди, прикрывая значок с фотографией лысого коротышки. — Я и в других местах работал и скажу так: здесь ничем не лучше.
— Так ты в смене Барлоу? — хмыкнул водитель.
Барлоу?
— Точно.
— Говорят, тот еще говнюк, а?
— Точно, — повторил Эмблер.
В бухточке их дожидался катер с командой из трех человек — рулевым, фельдшером и вооруженным охранником — на борту. Узнав, что у больного есть еще и сопровождающий, все трое скривили недовольную гримасу. Как это понимать? Может, им не доверяют? К тому же, добавил фельдшер, пациент все равно уже мертв, и везти его надо прямиком в морг. Впрочем, спорить никто не стал, тем более что и спорить было не с кем — Эмблер демонстрировал тупое равнодушие, водитель молча пожимал плечами, — а тянуть волынку под накрапывающим дождиком никому не хотелось. Взявшись за алюминиевые носилки и поеживаясь от ветра в легких синих штормовках, они перенесли тело в кормовую каюту, где и положили на нижнюю койку.
Сорокафутовый «Калвер ультра-джет» уступал в размере рейсовым ботам, привозившим и увозившим с острова работников, но, оснащенный двумя пятисотсильными двигателями, превосходил их в скорости. Расстояние до берегового медицинского центра он преодолевал за десять минут, что получалось намного быстрее, чем вызвать вертолет с ближайшей военно-морской или военно-воздушной базы в Лэнгли. Эмблер держался поближе к штурвалу; катер был военной модели, и ему хотелось проверить, сможет ли он в случае необходимости справиться с управлением. Рулевой включил двигатели, выпрямил нос и дал полный газ. Катер сорвался с места, и уже через несколько секунд стрелка спидометра перевалила за тридцать пять узлов.
Десять минут. Удастся ли ему продержаться в своей роли так долго? Эмблер уже позаботился о том, чтобы замазать глиной фотографию на значке. Люди чаще обращают внимание на такие вещи, как голос и манеры, чем на документы. Постояв две-три минуты у штурвала, он присоединился к сидящим на скамье фельдшеру и охраннику.
Первый — парень лет около тридцати, с раскрасневшимся лицом и курчавыми черными волосами — все еще сохранял на лице недовольное выражение, словно воспринимал присутствие сопровождающего как личное оскорбление. Некоторое время он молчал, потом, повернувшись к Эмблеру, проворчал:
— Мне насчет сопровождения никто ничего не сказал. Вы хоть понимаете, что он уже умер? — Южный акцент, раздражительность зануды, недовольного тем, что его послали забрать больного, который уже умер.
— Вот как? — Эмблер притворно зевнул. Боже, у него что, другой темы для разговора нет?
— Да, вот так. Умер. Я сам проверял. Уж теперь-то не сбежит, верно?
Эмблер вспомнил, каким тоном разговаривал с ним тот, кто носил значок до него. Воспользуйся подарком.
— Им не слова нужны, а документ. С печатью и подписями. На Пэррише таких полномочий ни у кого нет. Так что правила есть правила.
— Какая чушь.
— Хватит, Олсон, — перебил его охранник. — Оставь беднягу в покое.
Уже по одной этой реплике Эмблер понял — охранник не солидаризируется с ним, а скорее просто перечит фельдшеру. Мало того, они, похоже, еще плохо знали друг друга и чувствовали себя вместе не совсем комфортно. Возможно, имел место классический случай с неразрешенной проблемой старшинства: фельдшер явно хотел продемонстрировать свое верховенство, но оружие, что ни говори, было у охранника.
Эмблер благодарно кивнул последнему. Плотный, лет двадцати пяти — двадцати шести, с короткой стрижкой военного образца, охранник смахивал на отставного армейского рейнджера. В пользу такого предположения говорил и висевший у него на бедре пистолет «Хеклер-Кох П7» — марка, давно почитаемая рейнджерами. И хотя он был единственным на катере, у кого имелось оружие, Эмблер понимал — перед ним серьезный противник.
— Ладно, — буркнул после паузы фельдшер. Тон его, однако, вовсе не был примирительным — он как будто хотел сказать: «А тебе-то какое дело?»
Наступившее молчание позволило Эмблеру немного расслабиться.
Они отошли от острова на несколько миль, когда рулевой поправил наушники и, прислушавшись, включил громкую связь.
— Это Пэрриш-Айленд. Говорит Пять-Ноль-Пять. — Голос диспетчера звенел от волнения. — Побег заключенного. Повторяю, побег заключенного.
Эмблер напрягся. Ситуация требовала действий. Надо воспользоваться секундами неразберихи, взять инициативу на себя и отвлечь внимание.
— Что за чертовщина! — Он поднялся со скамейки.
В громкоговорителе захрипело, щелкнуло...
— Катер 12-647-М, заключенный может находиться у вас на борту. Пожалуйста, проверьте и немедленно сообщите. Остаюсь на связи.
Охранник в упор посмотрел на Эмблера. Подозрение только зародилось, и его нужно было отвести, направить в другую сторону, пока оно не оформилось окончательно.
— Вот дерьмо! Теперь вы понимаете, почему я здесь. — Пауза. — Сегодня поступил приказ принять дополнительные меры безопасности. Информация о предполагаемом побеге поступила еще утром. Проверяем весь транспорт.
— Могли бы и сказать, — угрюмо проворчал охранник.
— О таких вещах предпочитают помалкивать. Слухи не идут на пользу заведению. — Эмблер поднялся. — Надо проверить тело. — Он спустился на нижнюю палубу. Слева от входа помещался узкий шкафчик для инструментов. На полу валялись перепачканные машинным маслом тряпки. Все еще пристегнутое к носилкам застежками-липучками, на койке лежало тело, распухшее, тяжелое, с бледно-серым лицом.
Что дальше? Действовать надо быстро.
Через двадцать секунд Эмблер взбежал наверх.
— Ты! — Он ткнул указательным пальцем в фельдшера. — Ты сказал, что пациент умер. Что за чушь! Я только что потрогал его шею. И знаешь, что обнаружил? Пульс! Такой же, как у нас с тобой.
— Что вы такое несете, — презрительно скривил губы фельдшер. — Какой еще пульс? Там труп, понимаете? Мертвец.
Эмблер перевел дыхание.
— Труп? С пульсом под семьдесят? Не похоже на мертвеца.
Охранник повернул голову. Эмблер уже знал, какая мысль шевельнулась в его голове: «Этот парень, похоже, понимает, о чем говорит». Теперь у него было преимущество. Надо только не останавливаться.
